Тугова гора

— Езжай, коли так, задумал ты верно, внучек, — согласился Третьяк Борисович, но не было в его словах уверенности. Долю свою человек выбирает сам, Константин выбрал свою, но едва ли поддержат его двоюродные братья. Княгиня Ксения не только о том обмолвилась, что Глеб гостит в Ростове, — привез он из ханской ставки степнячку, женой нарек, не зря перед тем супружницу свою Агафью в монастырь упрятал. Иные князья пируют, топят горе в вине, ссорятся, бесчинствуют, не зная, чем заняться, как жить под ярмом иноземным; иные подкупом да низкопоклонством, женясь и братаясь с погаными, вырывают друг у друга ханские ярлыки на княжение. Глеб с юности своей угодлив; презрев славное имя родителя, по словам игумена Афонасия: «брашна своя и питья нещадно требующим подавая», — тоже выбрал свою долю..

— Пытайся, внучек, дело доброе, — повторил Третьяк Борисович, — ну а я гонцов в подвластные тебе городки пошлю, бояр потрясу, найдутся по вотчинам охочие люди; мологских да сицких кликну, — они-то ой какие злые на татар. И то: дети павших воинов. С божьей помощью и отобьемся: назад, князь, шагу нет.

— Душа горит сразиться с погаными, — горячо сказал Константин. — Коли выстоим, другие подымутся. Людей от разора избавим.

Недолгой была их беседа, но всё решили; оба думали одно и то же.

3

Добрая слава у Екима Дробыша. Бороздят речные воды сработанные им легкие, увертливые суденышки — лодии и беспалубные челны, иные и в море выходят — не подводят торговых людей и там. Жить бы ему в почете и большом достатке, да только берет мастер инструмент, когда сходит на него божья благодать, название которой — вдохновенье. В другое время нет краше для него забавы, как сидеть за столом с полной чарой, слушать бывальщины заезжих людей, — а такие к нему наведываются часто: починить ли судно, новое ли приобрести.

И еще радость в доме Екима — белолицая, статная Надзора, лада, нравом незлобивая и покорная. Берег мастер свою радость, и в тот день, когда въехали на его подворье два татарина да монах Мина, ввязался Еким в драку: не стерпел, увидев, как схватил татарин жену; отшвырнул его, крикнул: «Беги, Надзорушка, скрывайся!» И быть бы ему в своем доме порубленным саблями, но всполошился Мина, зная цену мастеру, остановил освирепевших татар. Зато втроем изукрасили они Екима знатно, полумертвого кинули в конский загон Ахматовой слободы.

Двор у Екима завален бревнами и досками, под навесом белеет ребрами остов начатого челна. Воздух насыщен духовитым запахом сосновой смолы.

Сюда, к мастеру, привел ростовского купца Семена Кудимова простоватый, неповоротливый Еремейка.

— Энто вот Семен Миколаич, — представил купца Еремейка. — Торговать судно пришел. Чай, есть у тебя какое?

— Будь здрав, Семен Миколаич, — добродушно поздоровался Еким. Ухмыльнулся, приметив, с каким испугом разглядывал купец его синюшное лицо.

— Стало быть, товар надо переправить, — объяснил купец. — А лодия моя затонула. Такая оказия.

— Слышал о твоей оказии, никому другому но пожелаю быть на твоем месте. Есть у меня суденышко, спущено на воду, на Которосли. Только чем платить-то будешь, купец? До нитки ограблен ты.

Семен Кудимов усмехнулся плутовато: хранился у него на тесемке под рубахой заветный кожаный мешочек.

Когда полоснул его саблей по груди монах Мина, оборвалась тесемка, но не выпал потайной клад на землю, застрял у пояса штанов. Грабители в спешке не догадались ощупать купца, святые духи охранили от беды. Как очнулся купец и почувствовал приятную тяжесть мешочка на животе, помолился благодарно: слава богу, не совсем разорен, есть на что купить товар, снова подняться на ноги. А если молодой безоглядчивый князь Константин велел выдать ему добра из своих кладовых и он не отказался от того, что само в руки идет, в том большого греха Семен Кудимов не видел. Как же без хитрости торговому человеку! Без расчета жить — себя погубить.

— Сговоримся коли — найду чем платить, наскребу, — сказал он мастеру.

На берегу сговаривались. Судно купцу приглянулось: вроде бы внешне и неказисто, и невелико, но сделано прочно, по всему видать, не осадистое, легким станет на ходу. Посреди челна мачта. Поставил ветрило — и в путь, купец.

Мастер много не запрашивал: понимал, в каком трудном положении оказался торговый гость, сочувствовал. Доволен был Семен Кудимов запросом, но не удержался (ох, она, душа купеческая!) от горестного вздоха; догадывался: простосердечный Еким устыдится того вздоха. И как в руку глядел; сам себе показался мастер нелюдем, татем лесным.

— Ладно, купец, — сказал, — сколь дашь, по-божески…

За половинную цену сторговал Семен Кудимов добротный челн. Обрадованно прикрикнул на Еремейку:

— Живо садись, гони лодию к мосту, там грузиться станем.

Еремейка слова его пропустил мимо ушей, стоял пнем, скреб пятерней в затылке.

— Это ты как? Это почто? — рассердился Семен Кудимов. — Что тебе сказано! Отгоняй, нонче же тронемся.

— Не, Семен Миколаич, послужил я тебе — и будя, — ответил парень. — Отказываюсь быть при тебе. Коли нужно, гони судно сам. Ты вить рвения мово не замечал. A пошто еще князю оговорил: нечестный я?.. Будя!..

— Ну брось, брось. — Купец ласково положил ладонь на крепкое плечо Еремейки. — Кто старое помянет, тому глаз вон. Старые-то счеты к чему сводить? Садись, Еремеюшка, в лодию, поспешать надо. Не ровен час, навалятся татары, так мы по воде-то уж уплывем далеконько. Они по суше от Суждаля двинутся, а мы по воде, сторонкой. Так-то!

— Не, — решительно отказался Еремейка, — к дяденьке Дементию иду, у него ишшо послужить хочу.

И зашагал вверх по обрывистому берегу, оставил растерявшегося купца возле приобретенной им задешево посудины.

Эх, купец, купец, хоть и горько пришлось, не надо было сомневаться в глупом и услужливом парне. Где сыскать теперь охочего до дела помощника, каким был Еремейка? Но и кто знал, что такой увалень— да и обидчив. Беда, купец!

— Постой-ка, малый, — окликнул мастер, нагоняя Еремейку. — К кузнецу Дементию, стало быть, подался?

— К кому же, как не к нему.

— Ну ин пойдем вместе. И у меня к нему забота есть.

4

Невесело гостилось бортнику Савелию у кузнеца. Внучку только мельком и видел, когда ворвался вместе со всеми к пленникам в татарскую слободу. Не успели прибыть в дом кузнеца, ополоснуть разгоряченные лица, появился молодой дружинник — посыльный старой княгини, — запыхавшийся.

— Ты, что ль, Савелий, бортник, будешь? — спросил.

— Я так… — растерялся старик.

— Ищи тебя. Весь город обежал, хорошо — подсказали люди: у Дементия. Внучка твоя где?

— Здесь внучка. — Савелий метнул испуганный взгляд и а спальный полог в избе. — Да пошто она тебе понадобилась?

Весело и требовательно ответил Топорок:

— Княгиня Марина Олеговна велит звать ее.

Совсем растерялся старый бортник.

— Пошто? Какая вина за ней?

— Того не ведаю. Велено сыскать и доставить.