Тульский – Токарев (Том 2)
Шрифт:
Водитель грохнул хохотом и был поддержан даже некоторыми задержанными. А потом и сержант разулыбался. Вот так вот, с шутками и прибаутками прибыли в отделение…
Самое смешное – Сибиряк-то тоже далеко не ушел. Он выскочил на улицу Горького, а там как раз ехала оперативная «шестерка» с дежурным опером. На скорости километров двадцать в час опер открыл дверь и сшиб ею заслуженного учетника комнаты несовершеннолетних. Сибиряк, ошарашенный ударом, лежал ногами на мостовой, а головой – на тротуаре.
– Автомашина – это средство повышенной опасности! – назидательно сказал оперативник, поднимая беглеца и занося его на заднее сиденье «шестерки».
– Непруха! – очухался Сибиряк.
– Кто победил? – равнодушно поинтересовался опер.
– Да мы их сегодня… порубали… Слушай, – Сибиряк порылся в карманах
– А что, – пожал плечами опер. – Можно. Тпру!!!
…Постепенно в дежурную часть свезли всех задержанных и пинками разогнали по разным углам. Дежурный знал, что если сразу не нагонит жути, то до утра будет жить в сумасшедшем доме, а потому «дирижировал» властно и резко:
– Александровские – в пердильник! «Васькины» – в оперчасть на второй этаж. «Хочу в туалет» – квалифицируется как попытка побега. «Не знаю» – как хамство! Ребра выну и об колено переломаю!!!
– Все из карманов – на стол!
Сержанты подпихивали парней и ловко шмонали, все падало в общую кучу, но никто не жаловался и не требовал пересчитать мелочь или сигареты.
– У кого претензии? Заявления? Никто не хочет написать заявление? Все травмы от того, что случайно споткнулись? К сотрудникам претензии?!
Шпана пыхтела, но отмалчивалась. Таковы были правила игры: попал в плен – крепчай. Токарев тоже молчал. Он думал о том, как выбраться из этой истории, чтобы не уронить репутацию отца. Но отец-то, в случае чего, – поймет. А вот Анька вряд ли поймет мотивы его поступка.
Оказавшись через некоторое время в «аквариуме», Артем сел на корточки и уткнул лицо в кулаки. Рядом хорохорился Вата:
– Ничего-ничего… Не горюй, Первая перчатка, с кем поведешься – с тем и насидишься!
– А я-то за что? – вздохнул Токарев.
– Во дает! – изумился Вата. – Лучше было бы, если бы было за что?
– Лучше!
Вата помолчал, а потом сказал шепотом:
– Ты слышишь себя-то? Ку-ку!
Артем закрыл глаза и ничего не ответил.
…Между тем дежурный уже беззлобно отфыркивался по телефону от главковского начальства:
– Конечно, всех отловили – на одной машине-то… Меры? Меры – да, принимаем. Серьезные. Ремнем по жопе – и по домам. А какие вы предлагаете? Может, для вас это и ЧП, а для нас – разминка перед салютом… А с кем я говорю? О-о-о… А что вас так задело? Я запомню. Про обком слышал. Никак нет, я беспартийный, однако прописку имею. Никак нет, товарищ ответственный работник обкома, я не хамлю. Просто у меня задержанных больше, чем ответственных документов… Вот я дело и делаю… Очень хорошо, приезжайте, нам поможете… Есть!
Дежурный положил трубку на рычаг и тут же схватился за местный телефон, набрал номер опер-части:
– Але, Гусев? Слышь, тут такое чудо звонило! Из обкома! Ну по поводу этих, гопников, – кричит: «Бандитская акция!» Я, конечно, корректно… Но, чую, он приедет. Я не знаю – чую. Наверное, через городскую дежурку. Я предупредил – подметайте…
А все было просто. Звонило в дежурку никакое не чудо, звонил ответственный дежурный административного отдела обкома партии товарищ Лампов, прибывший в ГУВД с внезапным запланированным визитом. Ну, прибыл и прибыл – получал, как обычно, пространные ответы на дурацкие вопросы. И тут – бац, когда он выпятил живот посреди гувэдэшной дежурки, – один из помощников выяснял по прямому с Петроградским РУВД:
– Беспорядки? Сколько их? Все несовершеннолетние…
И понеслось. Потому что накануне было совещание в обкоме по поводу предстоящей Олимпиады и чистки города от деклассированных элементов. На совещании срочно потребовали усилить, углубить и немедленно дать результаты… В общем – все в один кулек. А тут Лампов как раз и увидел возможность отрапортовать о результатах. Лично отрапортовать – это важно. Для тех, кто понимает. В общем – пошло-поехало… Лампов перехватил трубку у помощника дежурного по ГУВД, нарвался на иронично-усталого дежурного в районе, его зацепило, он позвонил своим в обком, потом в прокуратуру, потом начальнику Петроградского УВД, потом начальнику районного следствия – тот начал объяснять, что следственной перспективы нет, и вызвал этим лишь звонок начальнику Следственного управления… Потом очень много начальников сразу поехали в Петроградское РУВД –
а там: пацаны друг на дружку объяснения и заявления не пишут, рапортов сержантов для возбуждения дела по массовому хулиганству недостаточно, а дело уже просто позарез необходимо. В общем – картина маслом, сотрудникам-то милиции весь этот геморрой и на хрен не нужен, а машина запустилась… Тут и разбитая губа у сержанта выплыла – хоть что-то, сержанту орут: «Немедленно в травмпункт», – он пытается вяло отбояриваться (оно ему сто лет не надо, в омутах моченному из-за губы по кабинетам терпилой болтаться) – а с начальством, как известно, особо не поспоришь, особенно когда начальство это само в полузадроченном состоянии находится… В общем, в оконцовке – возбуждение уголовного дела на несовершеннолетнего Токарева А. В. по родной 191-й статье.Статья 191 УК РСФСР
Оказание сопротивления работнику милиции или народному дружиннику при исполнении этими лицами возложенных на них обязанностей по охране общественного порядка – наказывается лишением свободы на срок до одного года, или исправительными работами на тот же срок, или штрафом до ста рублей. Те же действия, сопряженные с насилием или угрозой применения насилия, а равно принуждение этих лиц путем насилия или угрозы применения насилия к выполнению явно незаконных действий – наказываются лишением свободы на срок от одного года до пяти лет или исправительными работами на срок от одного года до двух лет (введена Законом РСФСР от 25 июля 1962 г.; в ред. Указов Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 декабря 1982 г. и от 29 июля 1988 г. – Ведомости Верховного Совета РСФСР, 1962, № 29, ст. 449; 1982, № 49, ст. 1821; 1988, № 31, ст. 1005).
К утру обо всем этом балагане узнал Токарев-старший, естественно, примчался в Петроградское РУВД, говорил с матерившимся и плевавшимся от злости начальником, со старым приятелем – начальником розыска – но… Следствие кивало на коллег из управления, мол, «они – мудаки», управление советовало улаживать все «наверху» («А нам – по барабану!»), одуревший сержант вообще орал: дескать, может сказать, что пошутил… Однако дело-то взял на контроль обком партии, а это в те времена было круче, чем когда сегодня полпред на свой личный контроль берет… Короче, все вышло ужасно справедливо, даже не ужасно, а кошмарно – виноватых нет, все старались, помогали, всех понять можно – но жопа-то полная… К полудню праздничного дня 7 ноября отец и сын Токаревы пришли домой с чугунными головами и осознали, что, похоже, – «приплыли»… Разговор отца и сына был суровый, жесткий, но честный. Сначала долго молчали, а потом Артем не выдержал:
– Отец, я в чем-то неправ?
– Неправ! – отрезал Василий Павлович.
– В чем?!
Токарев-старший угрюмо глянул на сына (а угрюмо-то потому, что оперативная чуйка подсказывала перспективы – и от них сердце стискивало, так жаль было свою кровиночку, своего мальчика чудесного, – а и показывать этого никак нельзя было) и катнул желваки по скулам:
– Уж если понеслось – то бил бы по-настоящему – и ноги в руки…
– Но я же…
– Ты! – Токарев-старший махнул рукой и вздохнул. – Ты, Тема, на улице проигрываешь, потому что надеешься на благородство. Вот и здесь тебя подвел твой характер – а еще интуитивная вера в справедливость… Знаешь, когда все действия и поступки правильные – тогда не бывает неправильного результата. А у нас результат пока… М-да… Знаешь, мы устанем от обсуждения. Не надо мне ничего объяснять. Мне за тебя не стыдно, мне за тебя очень обидно. Я и мои товарищи – мы попробуем переломить мир в твою сторону. Шансов мало. Если тебе дадут условно – будем дальше жить. Когда-нибудь ты все это вспомнишь с улыбкой.
…Артему было так плохо, как, наверное, никогда в жизни, и держаться ему помогало лишь твердо усвоенное правило, что мужчина даже подыхать должен достойно – без соплей и воя. А завыть хотелось – завыть, зарыдать, заплакать по-детски… Реальная перспектива судимости разбивала его мечту – стать оперуполномоченным уголовного розыска, стать таким, как отец. А еще… А еще – Аня не встретила его у отделения милиции. Она даже не торопилась со звонком. Она отошла в сторону, когда Судьба вусмерть метелила Артема…