Тульский – Токарев (Том 2)
Шрифт:
С набережной послышалось уханье первого трамвая. Тульский, несмотря на усталость, вдруг широко улыбнулся. Что-то произошло за эту ночь. Артур больше не хотел уходить из ментовки. Ему начала нравиться его работа…
10 апреля 1985 г.
Ленинград
Артем вышел из здания Двенадцати коллегий на Университетскую набережную и, прищурившись, посмотрел на солнце. Настроение было хорошее – под стать погоде. Только что он получил от руководителя своей дипломной работы последние незначительные замечания, через три недели – защита, потом – «госы», а там… Правда,
– Так, хорош, – объявил он, скидывая накладки. – Сейчас будешь бить по моему плечу. Считай, что это подбородок. Нырнул, выныривая, – удар. Руку мигом к подбородку обратно. И – швыряй корпус. Понял?
Тот понял и лупил что было сил. Плечо немедленно заныло, но Токарев выдумал специальную гипотезу, что это и есть силовой массаж, и терпел. К утру плечо заныло сильнее…
Артем быстрым шагом направился через дорогу к троллейбусной остановке, но тут его подрезала, тормозя, светлая «Волга» с таксистскими «шашечками». Токарев шарахнулся, но потом, удивленно поняв, что это к нему, – остановился.
Передняя дверь такси распахнулась, и оттуда наполовину высунулся Юра Шатов. Шатов также занимался у Юрия Евгеньевича (тренера Артема), но был постарше, потяжелее и пошустрее, если что-то требовалось достать. Часто Юра повторял советскую поговорку: «Если в России не украдешь, то в рай не примут», – она, похоже, была его жизненным кредо. Многие в клубе знали о водившихся за Шатовым «грешках» – они ощущались по его туманным рассказам, по вырывающимся словечкам и по появляющимся у него дорогим вещицам. Отца у Юры не было, а мать работала укладчицей на конфетной фабрике, так что мармеладу в доме хватало, хотя ели в основном картошку и макароны – как и все.
– Артем, нужен! Живо! – Глаза Шатова возбужденно блестели. Токарев шагнул к такси, оперся левой рукой на крышу, а правую сунул в клешню Юрику, одновременно с интересом заглядывая вглубь машины. Внутри было густо и душно, так как на заднем сиденье уместились шестеро парней – все знакомые по клубу. Самый младший и легкий, Рустик, работавший в весе «мухи», вообще лежал у остальных на коленях, и у него было самое хорошее настроение. Все лыбились.
– Залезай! – потянул Артема за руку Юрик.
– Да погоди ты! – попробовал возразить Токарев, улыбаясь лихой гоп-компании: – Что за хипеж? Немцы бомбят Киев?
– Если бы! – дернул уголком рта Шатов. – Пашу Лихо знаешь?
– Ну, – кивнул Артем, выезжавший с Пашей не раз и на сборы, и на соревнования.
– Ему полспины бритвой срезали! Давай залезай!
Артем нахмурился и, не спрашивая больше ничего, полез на переднее сиденье на колени к Юрику. Дверца такси упорно не хотела закрываться – мешало колено Токарева.
– Чего ждем? – рявкнул Шатов на водителя.
– Когда дверь закроете, – со вздохом ответил таксист, видимо, уже уставший от беспокойных пассажиров.
– Я сейчас ее вообще отломаю, понял? – вспыхнул Юрик и оскалился.
– Чего уж тут не понять, – снова вздохнул шеф и потянулся к ручке переключения передач. Со скрипом тронулись.
– А… а кто его порезал-то? – опомнился сложенный втрое Артем.
– Паша хотел кольцо продать по-быстрому, – закряхтел под ним Шатов, – капуста нужна была. А там – спекули окопались… Дескать, все только через них… Мол, их место… Ну, ты про Пашу все сам знаешь – за словом
в карман не полезет. Короче, одному в челюсть, второму – хрясть, хрясть! На следующий день пришел снова…– Зачем? – удивился Токарев.
– Ну, еще одно кольцо продать, да какая разница! А те – встретили. Точно не знаем, но, похоже, кто-то из жуликов, которые их прикрывают… И – спину ему, как шашкой – опа!
Артем завозился, хотел было вставить, что, мол, может быть, сначала узнать, – но замялся, не ложились эти слова в общее настроение. Неудобно ему стало – товарища порезали, а он со своими сомнениями и колебаниями…
Не доезжая до угла улицы Ленина и Большого проспекта Петроградской стороны, Шатов распорядился:
– Тпру-у! Швартуемся!
Высадив из машины Артема, Юрик широким жестом, не глядя на счетчик, протянул таксисту пятерку. Тот со вздохом принял купюру – на счетчике, кстати, было в два раза меньше набито.
– Так, орлы! – начал немедленно распоряжаться Шатов. – Рустик! Ты – десантируешься!
– А?
– Бэ! Атакуем, рассыпаемся по дворам. Встречаемся около Зоопарка!
Токарев чуть вздрогнул, но промолчал. Это «у Зоопарка» напомнило ему ни много ни мало – о судимости. Но как и кому сказать в такой ситуации о своих ассоциациях? Артем промолчал – потому что ему было не сорок лет и разговор шел не за чашкой кофе в надраенном «Гранд-отеле Европа».
Рустик между тем юрко засеменил к магазину «Аметист», возле которого прохаживались двое крупных и сытых мужчин, – они и не поняли, как он умело задел плечами одновременно обоих.
– Маленького обидеть всякий может! – высказал ехидно сакраментальное утверждение Рустик, по-балетному поворачиваясь вокруг своей оси.
– Вот щенок! – больше удивился, чем разорился один из мужиков, одетый в короткую легкую дубленку, и попытался ухватить Рустика за плечо, но тот легко увернулся и влепил второму пендель.
Оба мужика ринулись на него, но Рустик снова бабочкой выпорхнул из протянувшихся к нему ручищ, боковым зрением наблюдая за подтягивавшимися к месту действия товарищами. Конечно, со стороны отчетливо виделось, что парень провоцирует скандал с последствиями, но Рустик и не пытался это скрыть – а для чего еще и нужна была его роль?
Происходило все достаточно быстро, но Артем, перебегая улицу, все же успел поинтересоваться:
– За что воюем-то? Только за Пашу?
Шатов уловил в его вопросе нотки сомнения и обрушился на Токарева своей правдой, одновременно косясь в сторону противников и контролируя ситуацию:
– Ну не одно колечко, а три-четыре-пять Пашка продал… В чем дело-то, я не понимаю?! Этим мопсам годами тут стоять можно, всю легавку на корню скупили, а нам – кроссовки не достать! Старшие пацаны для страны все мозги на ринге оставили, Пашка – под Гимном стоял! И весь зал тогда в Испании стоял под тем же Гимном! Мы пот проливаем, а эти тут!!! Пусть делятся!!! А кто с бритвой ходит – пальцы сломаем… пока… В чем я неправ?!
И снова Артем не нашелся что сказать – и не то чтобы совсем слов не находил или со всем уж так согласен был – а просто ситуация не позволяла. Не располагал расклад к долгим диспутам, к копаниям в нюансах… Семь человек одновременно подскочили к входу в «Аметист» и выщелкнули обидчиков Рустика в пару секунд. Спекулянт в дорогой дубленке (апрель на дворе – а он в дубленке, потому как вещь дорогая и престижная, – через нее свой статус миру предъявить можно) оседал у водосточной трубы. Его левая бровь стала разбухать на глазах, превращаясь в какой-то неестественный нарост-шар. Артем остановился как вкопанный и зачарованно уставился на мужика. Откуда-то вывернулся Генка Иматри, сморщил лоб и съязвил, склоняясь над «дубленкой»: