Туман между нами
Шрифт:
Одними губами произношу: "Спасибо". Он прикрывает глаза и слегка кивает. Если бы не его предупреждение, моё ослабленное тело оказалось бы прямо на пути голодных зараженных.
Странный звук привлекает моё внимание.
Тук. Тук-тук-тук. Шх-х-х-х.
Немного не долетая до меня, мимо прокатывается металлический цилиндр. Хмурясь, приглядываюсь к предмету и тут понимаю – шашка. Подобные я видела на занятиях на восьмой базе.
Я не успеваю даже вскрикнуть. Ожидаемого взрыва не происходит. Тихий щелчок, а следом за ним из маленьких круглых отверстий начинает валить дым.
Это дымовая шашка? Дым заполняет пространство
Глаза начинают слезиться, но я успеваю увидеть, как зараженные бросаются в сторону выхода. Видимо, едкий дым им неприятен.
Зажмуриваю глаза и зажимаю рукой рот и нос. Долго я так не пролежу.
До слуха доносится голос Закари, приглушенный и видоизмененный, но то определенно его голос. Он раздаёт приказы, а потом сыпется град пуль. Не очень осознаю происходящее, потому что дым не простой. Он снотворный? Глаза начинают слипаться, рука соскальзывает с лица. Гильзы с грохотом и звяканьем валятся на пол, тела некоторых зараженных так же падают. Уши закладывает от эха выстрелов. Я даже не слышу звуков зараженных и уже практически не вижу их.
Глаза слипаются, но я всё же замечаю черную форму и стараюсь столкнуть с себя тела. Слабо получается.
– Зак, – пищу я и тут же закашливаюсь от дыма, несмотря на то, что он быстро рассеивается из-за открытого пространства в конце парковки.
Передо мной присаживается мужчина в респираторе. Заметив голубые глаза тут же хватаюсь за его руку. Он с легкостью поднимает меня и выносит прочь.
– Там человек, – говорю я, оказавшись под защитой дождя.
Я рада ливню, он быстро смывает с меня останки тел, слизи и вонь.
Кашель душит, а глаза так и норовят закрыться.
– Где? – спрашивает Закари, снимая респиратор.
– Напротив того места, где я лежала.
Закари отворачивается от меня.
– Рэнли, там живой. Вытащи его и сожги всё дотла.
Закари снова поворачивается ко мне, осматривает руку и сжимает губы в тонкую линию.
– Очень плохо? – спрашиваю я, борясь с першением в горле.
– Нет, – лжёт он.
Снова поднимает меня на руки, помогает сесть на мотоцикл, только я оказываюсь спиной к рулю. Закари устраивается передо мной, закидывает мои безвольные ноги себе на бедра, приказывает крепко держаться. И я хватаюсь за него как за спасение, которым он и является. Правой рукой сминаю мокрую черную куртку, левая безвольно висит, так словно я и вовсе её лишилась.
Мотоцикл страгивается с места, и мы уносимся прочь от логова. Сознание мутнеет, но я успеваю услышать, а после увидеть взрыв и огромное облако темного пепла, но его слишком быстро уничтожает дождь.
Прижимаюсь ещё ближе к Закари, кажется, что я в любую минуту могу свалиться с мотоцикла. На особенно резких поворотах Зак одной рукой придерживает меня за талию, за это ему отдельная благодарность. Мотоцикл то набирает скорость, то сбавляет её. Оставшуюся часть пути я преодолеваю с закрытыми глазами. Заставляю себя не потерять сознание и не отпустить куртку. Примерно спустя час, сквозь рёв мотоцикла и шум дождя я снова слышу технику, которая продолжает строить стену, словно ничего и не было. Мотоцикл проезжает по парку и останавливается у входа в церковь.
– Держись, – говорит Закари мне в волосы
и слезает с мотоцикла вместе со мной на руках. Я вишу на нём как обезьянка.– Я могу идти.
– Уверена?
– Нет.
Входим в церковь и тут же отправляемся к лифту. Краем глаза замечаю Герду, она стоит в стороне и внимательно наблюдает за нами, не сводит взгляда, пока двери лифта не пресекают это.
Спускаемся на девятый этаж, вокруг всё белое, как в психиатрической больнице. Коридор широкий, по обе стороны примерно через каждые десять метров стоят военные с оружием.
– Где Лейзенберг? – спрашивает Закари, остановившись у одной из множества идентичных дверей.
– На опытах, – отвечает чей-то голос.
– Пусть вернется в свой кабинет.
– Он просил не беспокоить его.
– Сейчас же, – громкость голоса Закари не меняется, но даже у меня по руке пробегают мурашки.
Входим в комнату, которая очень похожа на палату в восьмерке, только тут одна кушетка и стоит она по центру. Закари опускает меня на неё и помогает снять обрывки куртки, потом футболку. Остаюсь только в лифчике, но сейчас мне не до стеснения. Плевать, как я выгляжу, спасите мою руку.
Дверь открывается, и на пороге возникает Лейзенберг.
– Закари, я… – начинает он.
– Осмотри её! Укусы обнаружены только на руке.
Доктор быстро проходит к кушетке, и только сейчас я могу заметить, что только один из его глаз шевелится, второй же остаётся недвижим. Жутковато, не более. Я видела вещи, которые заставляют кровь превращаться в желе. Так что стеклянным глазом меня не удивить.
– Время? – спрашивает психо-доктор, напряженно хмуря лоб.
– Около двенадцати часов, – отвечает Закари.
О господи, сколько же времени я провела в отключке на свалке тел. Зараженные вполне могли меня сожрать, а я бы даже этого и не узнала.
Доктор отрицательно качает головой и тихо говорит:
– Слишком давно.
Закари поворачивается к доктору, я больше не могу следить за их перепалкой. Голова откидывается на кушетку, адреналин спадает, и боль возвращается.
До слуха доносится голос Закари и от его слов мне становится неловко. Он не должен так рьяно бороться за меня. Да он вообще мог не идти за мной…
– Если ты не спасёшь её, я лично прострелю тебе колени и отправлю за периметр.
Доктор и Закари смотрят друг на друга всего пару мгновений, а потом Лейзенберг говорит:
– Привяжи её, я буду выжигать. Начнем с этого.
– Что, простите? – спрашиваю я и пытаюсь сесть.
Закари не даёт мне этого сделать. Достаточно резко опускает меня на кушетку и уже в следующую секунду вокруг моей груди появляется ремень, потом на руках и ногах.
– Закари, не надо, – прошу его я.
Его лицо склоняется надо мной, на нем ничего не написано, но мой спаситель плавно убирает прядь волос с моей щеки.
– Так надо, – говорит он. – Ты будешь спать. Ничего не почувствуешь.
– А ремни…
– Это для рефлексов. Тело может повести себя странным образом.
– Что… – начинаю я и тут чувствую легкий укол в правое плечо.
Поворачиваюсь к доктору, он начинает отсчет от десяти, и на шести я уже впадаю в беспамятство.
Я не чувствую боли, сырости своей одежды и чьего-либо присутствия рядом. Но ощущаю время. Удивительно, но я каждой клеточкой своего тела чувствую минуты, которые превращаются в часы.