Туманный берег
Шрифт:
– Одну такую уже объявили. Результаты просто блестящие! Всем по ордену и по грамоте с сургучной печатью!
– Это ты про жену Бокарева, что ли? Ничего! Найдем! Сам лично найду и придушу стерву!.. Это надо же, из-за каких-то паршивых фунтов стерлингов такую красивую бабу грохнула! А сама - тьфу! Смотреть не на что!
– Угу, - отозвался Андрей, но как-то вяло. Красовский тут же отреагировал на перемену в тоне и перегнулся через подлокотник кресла:
– А ты это чего? Опять загружаешься? Чего тебе на этот-то раз не нравится?
– Мне все нравится. Кроме одного момента. Точнее, кроме двух.
– Ну вот, опять!
Андрей молча поднялся с дивана, обогнул блестящего и толстого Птичку, присел на корточки рядом с тумбочкой для видеоаппаратуры. Красовский подозрительно прищурился:
– Надеюсь, ты не собираешься опять меня терроризировать просмотром "Леона"? Чего ты хочешь, чтобы я там увидел? Силуэт нашей Муратовой на заднем плане?
– Помолчи пару секунд!
– Слушай ты, лицо, процессуально самостоятельное, ты чего-то у нас наглеешь не по дням, а по часам.., - начал было Серега, но Щурок уже отправил кассету в видеомагнитофон.
По экрану поползли сначала серые полосы, потом титры. Птичка, разозлившийся на то, что "Вискас" кончился и обвинивший в этом, естественно, нынешнего хозяина, злобно ткнул Андрея клювом в спину. Тот не отреагировал, о чем-то задумавшись и безвольно свесив руку с колена. Красовский вздохнул и потянулся за своей бутылкой "Балтики".
– О саксофонисте из того кафе все время думаю...
– Чего?
– О саксофонисте, говорю, - Щурок сдул волосы со лба.
– И не могу понять, каким образом это с "Леоном" связано. Или не это? Что-то еще?
На экране появилась сначала потенциальная жертва, потом сам Леон в темных очках. Девочка, пакет с молоком, цветок на окне.
– ... "Убийца рядом с ребенком", помнишь?
– Я-то помню. Ты вот у нас чего чудишь? Просто, без выпендрежа, объяснить не можешь, что тебя не устраивает?
– Я объясню... А логику, как мы до "Леона" дошли, помнишь?
– И логику твою потрясную с шоколадкой тоже помню!
– Шоколадка тут ни при чем, - Андрей поморщился.
– Точнее, "при чем". Но если бы не шоколадка, было бы что-нибудь другое. Все равно бы мы доперли, вспомнили бы, в конце концов, что Олеся почти англичанка была, а "лев", что по-английски, что по-французски "lion" пишется. Произносится только по-разному... Потом этот львенок в телевизоре...
– Ну и что?
– Ну и ничего! Слишком лобово! Мы с гарантией девяносто девять процентов должны были это понять!
– А что тебе не нравится?
– Красовский с грохотом поставил бутылку на стол.
– Она - мать, она спасала своего ребенка. Она и должна была намекнуть так, чтобы мы поняли, а не для того, чтобы продемонстрировать свои способности в загадывании шарад!.. Проще надо быть, Дюха, и люди к тебе потянутся!
– Да не в том дело!
– Андрей смачно щелкнул Птичку на макушке, вернулся на диван и откинулся на спинку, сцепив руки на затылке.
– Не в том!.. Помнишь, как я тебе рассказывал? Думал про эти пальцы синие, про болезнь Рено, потом Жана Рено вспомнил и кино с Леоном? Помнишь?
Серега
со вздохом кивнул.– А тебе не кажутся такие совпадения странными? Ну, то что логика так хорошо выстроилась? Болезнь Рено - Жан Рено - "Леон" - "Лион" - лев в телевизоре!
– Ну, выстроилась и выстроилась! Радуйся!
– Я радовался! Честно радовался несколько дней тому, какой я, оказывается, сильно умный. А потом подумал, что кто-то до меня уже должен был пройти этот путь. Кто-то, так же как ты, точнее, как наш Груздев, подумавший сначала про болезнь Рено, потом актера вспомнивший, а потом вдруг обалдевший: "Ба! Так это же прямая указка на убийцу! Нарисовать львенка в телевизоре, для особо тупых подписать "лев". И пусть счастливый следователь выносит благодарность товарищу Люку Бессону за замечательный фильм, который помог ему вычислить преступника!"
– Не умничать можешь?
– А я и не умничаю, - Андрей подался вперед, упершись руками в колени.
– Не умничаю я, Серега! Ни сколько!
– Вот и не умничай, а исходи из того, что у нас имеется. И не нужно никаких сложных ассоциаций приплетать. Песок нашли под ногтем у Олеси? У Олеси. Рисовала она левой рукой? Левой. И это ты и я, да ещё наш доктор знают, что правой она практически не владела, а левой писать так и не научилась.
– И что? Об этом, по-твоему, не мог знать больше никто?
– Допустим, мог. И что дальше? Ее убили, её пальцем нарисовали... Тебе не кажется, что слишком сложно, а? И, главное, доказательств никаких! "Леон" твой долбанный, да ещё саксофонист...
– Саксофонист!
– Андрей так резко, шарахнул кулаком по деревянному подлокотнику дивана, что Птичка, начавший было моститься на своей подстилке, испуганно подскочил.
– Ну, я же знал, что это где-то близко! Я же чувствовал!
– Злиться начинаю, - зловеще заметил Красовский.
– В натуре. Мало тебе, наверное, в жизни темных устраивали за то что крутого сыщика из себя изображаешь. Смотри, займусь я твоим воспитанием.
– В "Камелию" поехали!
– Щурок уже влезал в рукав черной джинсовой куртки.
– По дороге все объясню. Хотя это без толку: ты просто увидеть должен.
– Пока не скажешь, что именно я должен увидеть - с места не сдвинусь, сожру пингвинячий "Вискас" и выпью и твое пиво, и свое!
– Серега, я серьезно говорю!
Красовский с тяжким вздохом встал, заправил рубаху под ремень и неохотно поплелся к двери, скорбно насвистывая мелодию из "Леона".
Автобуса не было минут пятнадцать. В результате до метро пошли пешком и в кафе оказались только в десять вечера. Народу было полно, и джазовый ансамбль в этот раз играл довольно вдохновенно.
– Вот видишь - раз, - сказал Андрей, указывая пальцем на ярко освещенный пятачок музыкальной эстады.
– Вот видишь - два, - он показал на столик, за которым в ту ночь сидела Лиля Бокарева.
– И вот видишь - три. Красовский послушно перевел взгляд на освещенную стойку бара.
– А вот теперь соображай в свете вышесказанного! В ту ночь саксофонист заболел! Только в ту ночь! Безо всяких там предварительных объявлений. Факт тот, что музыкантов не было. Далее! Все остальные столики - в полумраке. На синие пальцы запросто могли не обратить внимания. А теперь мысленно прочерти её маршрут от туалета до столика. Ну, прочерти!