Туманный берег

Она больше не хотела никого искать и не хотела гадать, чье лицо скрывается под белой маской с пятном губной помады. Эта женщина не подпускала к себе, эта женщина выбросила её из жизни и загнала в угол, она тихо смеялась совсем рядом и она могла быть кем угодно. Секретарша, случайная прохожая, продавщица из магазина. Какая-нибудь операторша из банка, проститутка по вызову, кто-то из бывших коллег.

Лиле тоже хотелось смеяться. Он еле сдерживалась, сжимая зубы и чувствуя, как ноют от напряжения скулы. Это ведь, действительно, ужасно смешно! Единственная женщина, которой можно доверять - мертвая Олеся с фотографии. И то только потому, что она мертвая! А все остальные?

Наталья Слюсарева? Эта могла запросто разыграть спектакль, изобразив вульгарную простушку, прячущуюся от отморозка-уголовника?

Кира Петровна? Может, она давным-давно позвонила в милицию? То-то так всполошилась, когда Лиля рванула куда-то на ночь глядя!

Маринка? А что "Маринка"? Кто может подтвердить, что её встреча со Слюсаревой была именно такой, как она рассказала? Да и встречалась ли она с ней, вообще? А львенок у неё на полке? А её прежняя симпатия к Бокареву, вдруг сменившаяся такой резкой антипатией? А та её фраза, странная, ускользнувшая фраза, которая до сих пор не дает покоя?!

Она все-таки захихикала тихо и визгливо, как умалишенная. Водитель недоуменно обернулся. А Лиле почему-то вспоминался тот кленовый вертолетик, медленно планирующий к ногам и чужие, раздосадованные глаза Вадима, когда она впервые призналась ему в своей глупой любви.

В его офисе ещё светилось несколько окон. Лиля знала, что, по идее, он ещё должен быть на работе. Быстро рассчиталась с водителем, опустила ноги на тротуар. Недавно прошел дождь. В лужах на асфальте отражались фонари и неоновые огни рекламы. Луна с черным ободком пряталась за сияющей и переливающейся надписью "казино".

Она вбежала на ступеньки крыльца, придерживая одной рукой длинный плащ, сначала долго жала на звонок, потом принялась остервенело дергать за ручку добротной дубовой двери.

Ее услышали. Чем-то громыхая, к "глазку" подошла женщина. Поинтересовалась сухо и испуганно:

– Девушка? А вам кого?

Лиля, запинаясь, объяснила, что ей необходимо срочно поговорить с Вадимом Бокаревым, и что он должен быть здесь. Женщина в ответ заявила, что она - уборщица, и что в офисе совершенно точно никого, кроме нее, нет. Спросила осторожно:

– А у вас что, правда, что-то срочное? Я могу его домашний телефон поискать.

– Спасибо, не нужно. Я знаю домашний телефон, я - его жена, - ответила она, слушая себя словно со стороны и думая о том, что все это, наверное, ужасно нелепо звучит.

– Жена?
– удивилась уборщица.
– Надо же!.. А бледная-то вы какая! Случилось что?

В замке повернулся ключ, дверь открылась. В глаза Лиле ударил яркий свет. Она прикрыла глаза ладонью и схватилась за косяк. Женщина в синем рабочем халате подхватила её под руку и почти втащила в коридор.

Полы в офисе влажно блестели. У стены стояло ведро со шваброй. Пахло моющим средством и хлоркой, вдоль плинтуса был рассыпан какой-то порошок.

– Да вы проходите, можете отсюда позвонить! Был он, Вадим Геннадьевич, был! Минут сорок как уехал. Все разъехались уже... Будете звонить?

– Не буду.., - отозвалась Лиля глухо. И добавила непонятно для кого: для себя ли, для уборщицы?
– Я не могу ему звонить.

Она не знала, что теперь делать и куда отсюда идти. Вадим был в офисе, уехал минут сорок назад, добросовестно отсидев до конца свой ненормированный рабочий день. Он так же вставал в семь утра, брился перед зеркалом и надевал белую, в тонкую темную полоску, рубаху...

– Вы плохо себя чувствуете? Может вам валидольчика дать?

...Он так же завтракал яичницей и бутербродами и так же пил огромными кружками растворимый бразильский кофе. Так же смотрел информационные выпуски по вечерам. Может быть немного тосковал по Олесе, но уж точно не собирал "тюремные" передачки в спортивную сумку и не метался в поисках её, Лили, по городу. Ему было наплевать. Он уехал с работы сорок минут назад...

– Девушка, да вы присядьте!

Откуда-то появилось черное офисное кресло на колесиках. Он, наверное, все так же любит откатываться в своем кресле к самой стене, оттолкнувшись от стола ногами?..

– Давайте я позвоню, если вы не можете? Что сказать?

Лиля поморщилась:

– Ничего не надо. Я просто не могу... В общем, и говорить ему не надо, что жена приходила. Ладно?

Тяжело оперлась о кресло рукой, развернулась к двери. Уборщица была в возрасте, но совсем кукольного роста, поэтому глядела на Лилю снизу и как-то странно. Неуверенно пожевывала нижнюю губу, хлопала ресницами. В конце концов, решилась:

– Из-за женщины переживаете?.. Ну, из-за женщины с мужем поссорились? Так плюньте и разотрите! Они все, кто при деньгах по фотомоделям этим, манекенщицам чертовым таскаются. А от жен-то никто не уходит! Потому как, кроме ног и грудей, ещё и душа должна у человека быть! Вы просто молодая ещё совсем, вот и...

– При чем тут манекенщицы?
– перебила она растерянно и тревожно.

– Так я думала... Да нет, ни при чем. Это я просто к слову.

– Подождите! Как вас зовут? Вы её видели? Скажите! Скажите мне, пожалуйста! Это очень важно!

Уборщица опустила голову, зачем-то схватилась за швабру и замахала свободной рукой:

– Нет, я, в самом деле, просто к слову. Не обращайте внимания!

– Вы видели подругу моего мужа? Ну, скажите, пожалуйста! Я знаю, что она есть, это для меня не новость. Мне просто важно знать, как она выглядит. Пожалуйста! Я вас прошу!

Женщина в халате помялась ещё несколько секунд, отставила швабру к стене, вздохнула:

– Ну, как выглядит? Я и видела то её всего раз. В понедельник, что ли? Пришла поздно вечером - вся такая цаца: разряженная, длинноногая. Ну, и закрылась с ним в кабинете На лицо симпатичная, фигуристая...

– Блондинка? Брюнетка?

– Блондинка! Белая-белая, но не обесцвеченная. И глаза синие.

– А ещё что-нибудь? Ну, может нос курносый или родинка?
– Лиля лихорадочно пыталась отыскать хоть какие-нибудь особые приметы.

– Да нет... Я и не разглядывала её особенно. Слышала только, что у них там то ли стул, то ли ещё что упало. Ну, думаю, точно обнимаются. Молчали ещё долго...

– А потом?

– Потом она ушла. Такси поймала и уехала. Белые брючки на ней были узкие, блузка такая розовая, колье из жемчуга. Сразу видно, что фотомодель.

– И больше не появлялась?

– Да я-то не каждый день убираюсь: может и появлялась? Вы, главное, не переживайте. Честное вам слово даю: тут у каждого мужика такая цаца! И все ведь женатые, и у всех дети! А эта... Латышка она, что ли, или эстонка? Потому что говорит как-то странно: вроде и с акцентом, а вроде и нет? И вот еще!
– Уборщица явно обрадовалась и сосредоточенно свела к переносице брови.
– Он же имя её назвал, когда провожал! Олеся!