Туманный зверь

– Моя осень длится целый год, – грустно улыбнулся Алексей. – Я живу по инерции. Прыгаю по сцене, закрашиваю седину, пою старые песни. Я сочинял их сам – представлял историями, которые рассказываю добрым друзьям. «Finarium» пять лет не выпускал новых альбомов, Мария. Потому что мне не о чем больше рассказывать. Знаете, я все чаще думаю о завершении карьеры. Правда. Пора прикрыть эту лавочку. Музыканты найдут себе другого автора и другого солиста. Или тоже отправятся на вольные хлеба. Увидев вас, равнодушно сидевшую за столиком, я решил: час настал. Надо уходить.

– Если вы все решили, зачем сегодня подошли ко мне? Чтобы я подтвердила вашу идею или чтобы отговорила от нее?

Он снова пожал плечами.

– Вы – взрослый человек и наверняка понимаете серьезность своего выбора, – негромко сказала я. – Уверена, вы детально его обдумали, взвесили все «за» и «против». Но… Я хочу, чтобы вы знали: мне будет очень грустно, если «Finarium» запоет другим голосом. И не только мне. Это опечалит тысячи людей, которые всем сердцем любят ваши истории.

Ремизов снова улыбнулся – коротко и бледно.

– Я правильно понял, вы приехали сюда из другого города? – вдруг спросил он.

– Да, – кивнула я.

– И когда же вы отправитесь обратно?

– Сегодня вечером. В двадцать ноль-ноль.

Музыкант взглянул на часы.

– Сейчас десять часов утра. Не хотите ли немного прогуляться? Я бы мог показать вам здешние скверы. Осенью там очень красиво.

– Я не против. Но как на это посмотрит ваша жена?

Алексей усмехнулся.

– Моя жена предпочитает встречать холода у теплого моря, и ее мало интересует, как я провожу здесь свободное время. Мерилом моего здоровья и успеха являются денежные переводы, которые поступают на ее банковскую карту, а они всегда приходят вовремя. Мария, я предлагаю вам только прогулку. Больше ничего.

Я улыбнулась и кивнула.

– Ваш муж не будет против? – спохватился Ремизов, заметив на моем пальце обручальное кольцо. – Кстати, где он? Вчера вы были одна, сегодня тоже.

– Мой муж уехал с друзьями на Кавказ, – ответила я. – Ему нравится дышать горным воздухом и рыбачить в горных реках. Еще он не любит рок-музыку, поэтому я хожу на концерты без него.

Алексей понятливо кивнул и позвал официанта, чтобы попросить счет.

Потом мы действительно пошли гулять.

Дождь закончился. Тучи уплыли за горизонт, оставив небосвод чистым, а улицы – умытыми.

Мы бродили по ним до темноты. Любовались чудесным видом с высокого каменного моста, кормили голубей в скверах, засыпанных опавшими листьями, и даже прокатились на лодке по широкому городскому озеру.

А еще говорили. О музыке, о стихах, о погоде. О прочитанных книгах, о поездках и кино. Говорили без перерыва, весело и взахлеб, словно являлись добрыми друзьями, которые встретились после долгой разлуки.

Прохожие не обращали на нас внимания. Этот казалось странным. Я была уверена, что кто-нибудь узнает в Алексее знаменитого музыканта, а потом в социальных сетях станет задаваться вопросом, кем является женщина, гулявшая в его компании.

Я поделилась своим опасением с Ремизовым, но он только махнул рукой.

– Моя жизнь никогда не была интересна папарацци, Мария. Я не скандалю, не употребляю наркотики, не изменяю жене, не устраиваю пьяных дебошей. Я слишком скучен, чтобы караулить меня по углам.

Я с его заявлением была не согласна, однако успокоилась, отогнала ненужные мысли и продолжила наслаждаться прогулкой.

Вечером Алексей проводил меня на вокзал. Когда проводник распахнул перед пассажирами дверь вагона, Ремизов протянул мне руку. Я вложила в нее свою ладонь, и он нежно коснулся моих пальцев губами.

В ту ночь я не сомкнула глаз. Лежала на жесткой плацкартной полке, смотрела, как мелькают в чернильной темноте голые поля и линии электропередач, и думала о том, что последние два дня были самыми теплыми и уютными в моей жизни.

Спустя три месяца в музыкальных пабликах написали, что группа «Finarium» приступила к работе над новым альбомом. А еще через неделю на электронную почту, которую я обычно указывала при покупке билетов, пришло письмо. В графе отправителя стояли две буквы – А.Р.

Открыв сообщение, я прочла:

Когда потухнет внутренний огонь,

И угли разбросает злобный ветер,

Мне искру возвратит твоя ладонь,

Твой добрый взгляд, что я случайно встретил.

В тревоге дней, среди тяжелых туч,

В тиши осенней, мокрой и унылой,

Мою печаль прогонит светлый луч,

Который ты случайно подарила.

Вернуться к жизни было нелегко.

Стихи ложились сложно, не без скрипа.

Но я шагаю бодро, широко.

И говорю: «Сердечное спасибо».

Гелла

Над городом висели темные и тяжелые тучи. Они неторопливо скользили взад-вперед, словно кто-то невидимый протирал небосвод большими грязными тряпками. Осень в этом году была мрачной и сырой, я с нетерпением ждала, когда она, наконец, закончится.

– Следующий!

Дверь приемной бесшумно открылась, и к моему столу подошел молодой мужчина в синей болоньевой куртке.

– Мне назначено на одиннадцать ноль-ноль, – сказал он.

В его карих глаза плескалось беспокойство, щедро приправленное нетерпением.

Волнуется? Правильно делает.

– Вы – Матвей Краснов? – уточнила я, открыв на экране компьютера карточку клиента.

Тот кивнул.

– Прежде чем я отправлю вас к специалистам, нам надо заключить договор, – предупредила его.

– Я в курсе.

– Дайте ваше удостоверение личности

Мужчина протянул паспорт. Я внесла его данные в документ и вернула обратно вместе со стопкой распечатанных принтером бумажных листов. Краснов пробежался по ним глазами и аккуратно расписался в графах, которые я отметила галочкой.

– Теперь распишитесь здесь.

Я положила перед клиентом еще один лист, а рядом с ним – медицинскую иглу, запечатанную в вакуумный пакетик.

– Сами справитесь? Или вам помочь?

Клиент недоуменно приподнял бровь. Я кивнула на лист, который только что ему дала.

– Я, Матвей Евгеньевич Краснов, подтверждаю, что сокращение жизненного пути моих бабушки и деда Красновых Лидии Петровны и Аркадия Семеновича, прошло по моему собственному желанию, – с удивлением в голосе прочитал мужчина, – а потому ответственность за него беру на себя, и после кончины моего физического тела готов ответить за него по всей строгости закона… – он снова посмотрел на меня. – Это что такое?