Туманы Абвиалона

— Женька! – тихий окрик дедушки заставил меня встрепенуться.

Мой дед еще не стар, по меркам человечества, но болезнь с каждым днем прогрессирует. Если месяц назад он еще с уверенностью передвигался по архиву, то теперь ему уже трудно даже встать с койки и добраться до санитарной зоны.

— Женька! – нетерпеливый окрик вновь заглушил кашель.

Вздохнув, отложила книгу в сторону. Все равно те травы, которые в ней описаны, нам были недоступны. В нашей импровизированной теплице росла лишь малая часть из всего былого. Даже при всем трудолюбии и желании высадить в грунт все необходимое для организма было сродни чуду. Земли много, но вот ультрафиолетовых ламп катастрофически не хватало. Да и те, что были в наличии, периодически выходили из строя. Приходилось подолгу возиться, чтобы их починить, ведь запас комплектующий не был постоянным. Разбирала одни, чтобы собрать другие. И так по кругу.

Стряхнув с себя вековую пыль, скопившуюся на книгах, я встала и кряхтя, словно старуха, направилась к закутку, что служило нам спальным местом долгие годы. Это единственное место, которое мной содержалось в идеальном состоянии. Чистые полы, немногочисленная мебель и те вещи, которые остались у нас почти целыми.

Откинув полог, я с настороженностью взглянула на осунувшееся лицо единственного мне родного человека. Дед сильно сдал, это было видно невооруженным взглядом. От былого статного мужчины осталась лишь одна его тень.

— Дедуль? Ты звал меня?

Осторожно присев рядом, я взяла его руку и сжала в своих ладонях. Температуры не было, уже хорошо.

Дедушка приоткрыл глаза, пытаясь сфокусировать на мне свой взгляд. Когда ему это удалось, он облегченно выдохнул.

— Звал, доченька.

Это его «доченька» заставило меня насторожиться и замереть. Он редко называл меня этим словом. В нашем общении оно было возвеличено в ранг запретного. Табу, нарушение которого грозило серьезными неприятностями как для меня, так и для него.

Боясь, что случайно проговоримся при свидетелях, мы всячески избегали уменьшительно-ласкательных слов. «Женька» и «Женек» — это единственное обращение, которое я слышала от него в течении последних пяти лет.

— Дедуль, ты чего?

Ответить он не успел. Новый приступ кашля надолго прервал наше общение. Даже теплая вода с долькой лимона больше не помогала. Я с жалостью и беспомощностью наблюдала за тем, как мучается единственный мой родной человек.

Наконец-то откашлявшись, дедушка откинулся на подушку. Бледный, с нехарактерной синевой на губах, с тусклыми глазами, в которых больше не было жизненной энергии.

— Я ухожу, Женечка! Пришел мой черед. А ты не грусти, не плачь. Живи и радуйся жизни. Но помни, не смей показываться на глаза этим тварям. Человеческого в них ничего не осталось, узнают о тебе – непременно отыграются за все.

Голос деда звучал хрипло и надсадно. Так обычно говорят те, кто пробежал длительное расстояние. Он явно силился над собой, пытаясь высказать последнюю волю.

— Ну что ты, дедушка! Я непременно найду лекарство, и ты поправишься! – пыталась успокоить то ли себя, то ли его.

— Поздно, доченька… Я слышу ее шаги… Не смей плакать и горевать. Живи, слышишь, живи… чтобы не произошло в твоей жизни… А меня похорони… Так, как хоронили раньше… Не отдавай меня им.

Последние слова он едва ли не выплевывал из себя. Я видела, как он силился сказать еще что-то, но не успел. Сделав последний свой вдох, он замер навсегда. Лишь теплая улыбка осталась на потрескавшихся губах, да радостный взгляд, направленный куда-то в пустоту.

Я не выдержала и разрыдалась на его застывшей груди. Вот и все. Я осталась совершенно одна. Смогу ли справиться? Выдержу ли одиночество? За деда больше не нужно переживать. Он там, где теперь хорошо и спокойно. В кругу родных и близких.

Проревевшись вдоволь над остывающим телом, я подняла голову и взглянула в родные черты лица, пытаясь запомнить все. Каждую складочку, каждую морщинку, каждый изгиб. А потом, всхлипнув напоследок, я протянула руку и прикрыла его глаза.

— Обещаю, дедушка. Я буду жить. Долго и счастливо.

Накрыв его лицо простыней, как много раз видела в фильмах, я направилась обустраивать его последнее пристанище. Вырыть глубокую могилу, перенести тело и придать его земле – это будет моим последним долгом перед тем, кто вырастил меня, воспитал, сделал человеком, а не тем индивидом, который провозглашает себя человеком нового поколения.

Но судьба оказалась ко мне безжалостной и на этот раз. Стоило только выйти за порог своего закутка и направиться в сторону вентиляционного люка, через разветвленную сеть которого мы пробирались к нашей теплице, как меня окрикнули.

— Эй, неполноценный! У нас приказ доставить тебя на праздник! – раздраженный, чуть запыхавшийся голос чужака заставил меня замереть на месте и обернуться.

Двое стояли у железных дверей, ведущих в складские помещения, где в свое время дед оборудовал для себя небольшой кабинет. Именно в этом кабинете он и принимал в последних проверяющих.

— … Глядишь под двойной дозой ты хоть на что-то сгодишься! – дошел до меня смысл слов второго чужака.

Их смех. Громкий и неуместный. Он эхом отразился под высокими потолками полупустого помещения.

Двое пришлых замерли, смотря прямо на меня. Я даже растерялась под их пристальными взглядами сощуренных глаз.

— Э… Смотри-ка. А ведь это не пацан, — произнес один из них, более полный и низкорослый.

— Ты что!? Ополоумел?! Это же… — теперь и второй неотрывно смотрел на мое тело.

Я мысленно чертыхнулась, коря себя за беспечность. Слишком уверовалась в то, что о нас забыли. Забыла перетянуть тканью свою грудь, которая и так была не маленькой.

Волна ужаса прокатилась с головы до ног, едва я увидела, как в их глазах разжигается похотливый огонек. Нет бы бежать со всех ног. Но куда там! Я словно примерзла к полу и дрожала, как загнанный в угол зверек.

— Ух, ты! Как нам свезло! Чур я первый!

— С чего это вдруг?! Я первый ее заметил!

Эти двое общались между собой, словно меня и не было рядом. Делили мое тело, не интересуясь моим мнением, будто я не живой человек, а лишь игрушка для удовлетворения их похоти. Хотя… В свете последних событий любая женщина воспринималась мужчинами именно таким образом.

Пока эти двое выясняли отношения и первоочередность, я осторожно, стараясь не выдать себя, шаг за шагом отступала назад, увеличивая, между нами, расстояние. Мои потуги вскоре заметили спорящие.

— Эй, ты куда? Стой на месте! — окрик полного и раскрасневшегося чужака был полон злобы.

Я не стала ждать своей участи. Подпрыгнув от испуга, рванула к спасительному люку. Тело деда никуда не денется, а мне стоит поторопиться, если хочу спастись.

— Стой тебе сказали! – гневный крик. – Лови ее, бестолочь!