Тунгусский метеорит

– Медведь нас просто застал врасплох, и у нас же есть бластер! – воскликнул Николай.

– К сожалению, максимально, что СВЧ-импульс сможет сделать – это оставить ожог на шкуре медведя, убить его или подпалить его шубу он не сможет. Так что нам придется вооружаться по старинке – рогатины, колья и ещё открытый огонь. Кстати, огонь в костре надо будет беречь, если огонь потухнет, то развести нам его будет просто нечем, – ответил я.

– На пепелище сараев я видел целую кучу капканов, – сказал растерянно Николай.

– Это отец натаскал, он, когда находит браконьерские капканы, то всегда снимает их и приносит на заимку. Но там нет ни одного медвежьего капкана – ответила Мария.

– Ничего, сегодня ночью подойдут любые. Будем укреплять навес бревнами, досками и кольями, а подступы к нему «минировать» капканами. А завтра спозаранку надо уходить с заимки в посёлок, – сказал я.

– Михаил, даже если мы выйдем с самого утра, то тридцать километров до поселка, с коровой, по ещё тлеющему лесу до темноты нам не одолеть, – сказал Николай.

– Нам эти тридцать километров и без коровы не одолеть. Тропинка к поселку идет через торфяник. Ливень сбил верховой огонь, но не потушил пожар, огонь ушел под землю. Торф горит, где-то, на полуметровой глубине, а местами и на глубине до шести-восьми метров. В торфе образуются прогары. Ходить по горящему торфянику смертельно опасно, в любой момент можно провалиться в прогар, а там температура до шестисот градусов, – ответил я.

– Если идти по просекам в обход торфяника, то Зорьку до посёлка тоже не довести – там всё выгорело, там ей нечем кормиться, – возразила Мария.

Мария, конечно, права. Самым оптимальным решением было бы – прирезать корову, тем более что она молодая, яловая, и бросить её на заимке, а самим уходить по просекам – от такой горы мяса медведь не ушел бы. Но у меня не хватило духу высказать Марии такое предложение. Поэтому я сказал:

– Правильно. Поэтому, будем выбираться из тайги вдоль речки. Пусть это займет больше времени, но там и корова сможет подкормиться, и мы не пропадем – будем ловить рыбу.

Мария хмурилась, но спорить не стала. Николай же поднялся и вышел из-под навеса. Вернулся он с деревянными вилами.

– Михаил, может быть, медведь не вернётся, может нам не стоит лезть на рожон? Я не представляю, как с помощью вот этого можно защититься от медведя на открытом пространстве, – Николай швырнул вилы на землю.

– А что это? – спросил я.

– Как что? Рогатина, я так понимаю! – ответил Николай.

Я рассмеялся, Мария зафыркала вслед за мной.

– Что? Что смешного? – спросил Николай.

– Мария, дай сюда свою рогатину, – сказал я.

Мария подняла с земли и передала мне своё копьё.

– Вот, Николай. Это и есть рогатина. С такой рогатиной охотились на медведей ещё до падения Тунгусского метеорита. Вещь раритетная, передается из поколения в поколение охотников-медвежатников. Смотри, обоюдоострое широкое лезвие длиной около четверти метра и металлические крылышки, образующие перекладину. Кстати, лезвие вместе с крылышками и называется «рожон». А рогатина – потому, что в старину эти копья, наверно, были из рога.

– Михаил, на старинных гравюрах охотники на медведей изображены вот именно с такими вилами, – сказал Николай.

– Ага, и медведи там стоят на задних лапах, а охотники изображены с граблями для уборки сена, – улыбаясь, ответил я.

– Ну, хорошо, пусть так! Но я не понимаю, как мы будем охотиться с рогатиной Марии на медведя? – спросил Николай.

– Мы? Да не приведи, господи! Я опасаюсь, как бы медведь не стал охотиться на нас! Одна рогатина у нас уже есть, еще пару изготовим из охотничьих ножей. Если медведь всё же решит на нас напасть, то упрем рогатины в землю, пусть сам косолапый лезет на рожон, главное – успеть направить рогатину в шею или грудь медведю. И ещё, медведь при нападении почти никогда не встает на дыбы, он попрет буром на всех четырёх.

– Всё ясно, – удрученно отозвался Николай.

– А если ясно, тогда – за работу! Готовим оружие и укрепляем навес, – закончил я дискуссию.

До самой темноты мы работали не покладая рук – таскали бревна, тесали и вкапывали колья вокруг навеса, расставляли капканы. Почти бессонная прошлая ночь, пожар, медведь и тяжёлая работа сделали своё дело – мы буквально валились с ног. Но и ночью спать не пришлось. Несмотря на то, что мы установили ночное дежурство, поспать никому толком не удалось. Медведь крутился вокруг заимки, собака негромким рыком предупреждала о его приближении, а корова нервничала, звеня своим колокольчиком. Чтобы не дразнить медведя, пришлось колокольчик снять. Хотя мы и основательно укрепили подступы к навесу, всё равно было страшно. Мы подскакивали от любого шороха, хватались за оружие и ярче разводили костёр. Под утро я не выдержал, пальнул несколько раз из СВЧ пушки в темноту, ориентируясь на звук хрустящих веток. Один из выстрелов, по-видимому, зацепил медведя, в ответ мы услышали его яростный рёв. Ожог, несколько, поубавил наглости медведю, он отошел от заимки, но мы уже не могли сомкнуть глаз.

Едва только забрезжил рассвет, мы разобрали проход из капканов и кольев и, прихватив свои хурды и оружие, двинулись к реке. Впереди шла с рогатиной Мария, она несла ещё и котелок с углями. Рядом с хозяйкой бежала собака. Корова, обвешанная нашими скромными пожитками и подгоняемая нами, шла следом за Марией. Мы с Николаем следовали по бокам от коровы, у каждого рогатина, нож и топор. Двигались мы медленно, поминутно озираясь и стараясь не шуметь.

Общее напряжение усилилось, когда мы подошли к реке и двинулись вдоль берега. Поднялся туман, в трех метрах ни черта не видать, каждый куст в тумане казался притаившимся медведем, готовым наброситься на тебя в любую секунду. С восходом солнца туман рассеялся, только тогда немного отлегло от сердца, и мы смогли двигаться быстрее. По-настоящему мы повеселели и даже стали отпускать шуточки по поводу медведя-раззявы, когда добрались до переката и перешли на другой берег реки.

Река петляла причудливым образом, образуя многочисленные протоки и старицы. Чтобы оторваться от медведя и сбить его со следа, мы старались идти по воде и несколько раз перекатами переходили с берега на берег. Привалы делали короткие, только когда находили участки с зеленой травой для коровы. Сами мы грызли кедровые орешки. Собаку покормить было совсем нечем, она укоризненно заглядывала нам в глаза, как бы говоря: «А нефиг было выпускать медведя, да ещё и с мясом».

К полудню река вывела нас к подножию невысокой сопки. На вершине сопки виднелись развалины избы, от избы к реке уступами шли полусгнившие деревянные лотки, валялись обрывки пожарных шлангов. Возле самой реки на станине стояли останки двигателя от трактора, кругом были разбросаны пустые ржавые бочки. Похоже, мы вышли к заброшенной старательской шахте, этот дизель когда-то гнал из реки к избе воду, а в лотках промывали золото. Несмотря на всеобщее запустение и разруху, эти развалины вселили в нас оптимизм – вот оно доказательство близости цивилизации. К тому же, изба, пусть и разрушенная, представлялась мне хорошим местом для стоянки и ночлега – можно задержаться здесь на сутки-двое, можно хорошенько отдохнуть и отоспаться. Нужно было немедленно приступить к укреплению подступов к избе, но все были основательно измотаны, и я объявил привал.

Это было моей ошибкой – не стоило расслабляться. Мария стала раздувать угли, чтобы развести костер. Я присел рядом с Николаем в тени дизеля и на секундочку прикрыл глаза. Когда я проснулся, солнце уже клонилось к закату. Мария помешивала ароматную уху в котелке на треноге. Господи, откуда же у этой женщины столько сил и энергии? Пока мы с Николаем спали, она успела набить острогой щучек и теперь готовила уху.

Чудесный запах ухи разбудил и Николая. Он, едва открыв глаза, полез за голенище сапога и достал ложку. Я тоже не сплоховал, сунул руку за пазуху «пончо» и извлек оттуда «нетельную ложку» на веревочке. Вдруг Эльза, до этого спокойно лежавшая недалеко от костра и глотавшая слюну, подскочила на лапы, развернулась и оскалилась, шерсть на её загривке встала торчком. Мы тоже вскочили на ноги. По берегу реки в сторону нашего «бивуака», не торопясь, шел наш давешний знакомый – бурый медведь.