Турбо Райдер
Шрифт:
– Привет!
– сказала она человеку.
– А ты кто?
– В город иду. Долго иду.
Он ответил сухо. Женщина его немного пугала.
Она засмеялась, смех не подходил к её глазам.
– Я же спросила не куда ты идёшь, а кто ты, глупенький!
– Да я не знаю особо. Мне известно лишь то, что я иду в город.
– Да-а-а?
Она встала с колен, отряхнула платье и подошла к плетню, оперевшись на него, глядя на человека чёрно и бездонно.
– Не знать, кто ты - это очень плохо. Как же ты шёл, да и долго шёл, если не знаешь, кто ты?
И человек рассказал её про
– ...но нигде не остался, как видишь, - закончил человек.
– Даже так. Может это потому что тебе нужно попасть в этот твой самый город?
– Может и поэтому. А может быть, мне нужно было встретить тебя, ведь есть в этом своя логика, - человек тоже опёрся на плетень.
– Ещё одна встреча перед самым приходом в город. Кто сказал, что три - хорошее число?
– Никто не говорил!
– она засмеялась.
– Так что, и войти не пригласишь, и поесть тоже?
– Нагло!
Человек пожал плечами, а женщина снова засмеялась и открыла ему калитку.
– Что же, заходи, если так.
И человек зашёл.
Он не ожидал увидеть такое разнообразие самых разных растений в этом дворике, и был ошеломлён. Травы росли пышно и буйно, на сочной зелени хотелось лежать, раскинув руки. Женщина вытерла руки, немного испачканные зеленью, о передник, и упёрла их в пояс.
– И чего стоишь? Давай, пойдём, в бане помоешься, затем поешь, потом спать ляжёшь, а назавтра уже и в город свой уйдёшь... он же недалеко, да?
– Я не знаю.
– Наверняка недалеко!
И это было прекрасно. Человек шёл по дворику за женщиной и ощущал умиротворение. Вид вокруг был удивительно пасторальный. Старая изба, частью вкопанная в землю, пахла сухим деревом, от топящейся бани пахло дымом и немного угаром. Идя по вытоптанной дорожке, человек смотрел по сторонам.
– А это что?
– он увидел два каких-то колодца, один деревянный, а другой каменный, заброшенных, к ним дорожке протоптано не было.
– Колодцы. Они старые. Я не пью воды из них... тем более сейчас.
– Серая земля?
Женщина в ответ лишь неопределённо пожала плечами. Человека это вполне удовлетворило.
И была баня. Конечно, она доставила человеку не так много удовольствия: слишком чужая жара, слишком чужой пар, слишком чужое... всё.
Но человек наконец-то почувствовал, что может расслабиться, всё вокруг призывало его. Он вытянулся на деревянной полке, облился горячей водой ещё раз и закрыл глаза, блаженствуя. Невозможно сказать, много ли времени прошло, но он точно не уснул, потому что иначе не услышал бы тихое:
– Какой ты худой...
– той самой женщины.
Человек вздрогнул, открыл глаза и прикрыл руками пах.
Она стояла на входе, закрыв дверь, чтобы не выпускать жар, обнажённая. Длинные волосы прикрывали её грудь, низ живота тоже чернел такими же, как и на голове, волосами, а глаза её горели.
– Такой худой... ляг на живот. Я тебя помою.
– Слушай...
Она сверкнула глазами и человек перевернулся. Женщина подошла к нему, зачерпнула горячей воды и, голыми руками, начала растирать её по его телу, ощупывая его крепкими пальцами, проводя
ногтями по каждому волоконцу мышц, всё так же горячо шепча:– Худой... худой... какой же худой...
– Я был толще, когда уходил из дому.
– Что случилось?
– Чужие места тянут из меня силы.
– Чужие места? Ужас... они настолько чужие?
Человек промолчал. Женщина, не дождавшись ответа, зачерпнула ещё воды.
– Теперь на спину.
Не подчиниться не получилось бы. К тому же, человек опасался совершенно зря: как мужчина он оказался бессилен, после перенесённого им путешествия, а женщина, заметив это, не стала ничего делать, даже если и хотела.
В конце концов человек оказался если и не вымытым, то по крайней мере отдохнувшим после массажа.
– А теперь - в дом!
Они пробежали друг за дружкой через дворик. Время уже было позднее, тёмное. В тёмной избе пахло почти как в бане, только воздух оказался не такой влажный, конечно, пахло только что сготовленной едой, пахло сухими травами и молоком.
Женщина молча указала на лавку, человек сел, за ним села женщина. Она не ела. Подперев щёку рукой она смотрела, как ест он, а ел он жадно, хотя глаза его, конечно, оказались гораздо жаднее его желудка: съев немного мяса, тушёного с травами, и попив воды, он почувствовал, что сыт и хочет спать.
– Спасибо. Мне бы прилечь.
– Так я уже постелила!
– она указала рукой на лавку, где действительно было постелено, да не просто так, а с кучей самодельных подушек, для мягкости.
– Я... я так рад. Серьёзно. В смысле, меня и раньше кормили, и раньше всё было такое, но...
Человек не мог объяснить, потому что не находил слов, а сказать он хотел, что приятной была баня, сладкой была еда, такой милой была хозяйка и уж спать тут, наверняка, будет особенно мягко. Но он не мог. Возможно потому что не мог вообще, а может быть потому что слишком уж был сонный. Он лёг на лавку, накрылся полотнищем и погрузился в дрёму.
Женщина начала прибирать. Она скинула кости в отдельную ёмкость и вынесла её за порог.
– Спишь ли?
Человек угукнул, потому что не уснул окончательно.
Женщина улыбнулась и продолжила уборку, вытерла со стола, собрала деревянные тарелки.
– Спишь ли, дружочек?
– Не сплю, живу...
Она успела закинуть дров в печку и закрыть её заслонкой, и даже надраить тарелки и котлы, полностью закончив уборку, даже сдвинуть стол в сторонку успела, прежде чем на её вопрос:
– А теперь спишь?
– человек не ответил
Она подошла к нему и посмотрела. Покачала головой, недовольная, чмокнула губами, провела по ним языком и мягко, неощущаемо поцеловала человека сначала в лоб, а потом в губы.
Её удовлетворило почувствованное
Поэтому она отошла к печке и достала из-за неё кривой, старый кинжал.
Подошла к человеку. Примерилась. Ударила его кинжалом в грудь. Прямо в сердце.
Как только горячая кровь капнула на пол избушки, та затряслась и задрожала, затрещало дерево, что-то вокруг ухнуло и гукнуло, застучали друг о друга тарелки и избушка словно бы выросла вверх, но ненамного. Потому что на самом деле она не выросла, а просто распрямила ноги, тощие, костлявые, куриные.