Тушканчик в бигудях

– Нет, спасибо.

– А как ты дюбель в стенку засадишь? – заинтересовался Валера.

– Спасибо, он не нужен, мне шуруп в молоко положить надо.

Валера крякнул, начал было закрывать дверь, но потом все же не выдержал и заявил:

– Слышь, Иван Павлович, ты поосторожней-то с шурупами. У нас один на зоне кровать разобрал и железок наелся, хотел только в больницу попасть, но помер.

Я быстро шмыгнул в свою квартиру.

Получив стакан с «антистатическим» раствором, Николетта царственно махнула рукой:

– Ступай, Вава, отдыхать.

Я дошел до своей комнаты, хотел поставить мобильный на подзарядку, увидел на дисплее надпись: «Звонков неотвеченных три» – и нажал на зеленую кнопочку. Ну и кто меня столь упорно добивается? Женя Милославский! Я с сомнением посмотрел на часы, но все же сделал ответный звонок.

– Слушаю, – пробубнил Женя.

– Это я.

– Кто?

– Иван.

– А, привет.

– Извини за поздний звонок, но я подумал, если ты меня ищешь, вдруг чего случилось?

– Не, я просто так, хотел поболтать. Как дела? Чем занимаешься?

Вот тут я очень удивился и ляпнул:

– Жень, ты не заболел?

– С какой стати ты так решил?

– Ну… ты с недавних пор очень беспокоишься о моих делах, – не слишком хорошо подумав, брякнул я.

Женька помолчал, а потом с обидой воскликнул:

– Ну ты даешь! Мы столько лет дружим! Неужели я такой, по-твоему, эгоист, что не могу поинтересоваться твоими делами?

– Жень, извини, я просто устал. Занят сейчас очень, закрутился прямо, – принялся оправдываться я, – да еще Николетта чудит, к батарее приковалась, какую-то дрянь для омоложения пьет.

Женя помягчел:

– Ладно, давай на днях сходим пообедать.

– С удовольствием.

– Только теперь ты мне сам звони.

– Ну не злись.

Приятель хмыкнул:

– А какой смысл яриться? Тебя не исправить. Чао!

Я лег в кровать и мгновенно заснул, так и не дочитав книгу.

Глава 15

– Ваняша, проснись, – потряс меня кто-то за плечо.

Я с трудом разлепил склеенные веки.

– Кто здесь?

– Тася.

– Что случилось?

– Так Николетте плохо, прямо совсем.

Я подскочил как ошпаренный.

– Который час?

– Три ночи.

– Где Николетта?

– В спальне, иди скорей, – поторопила меня Тася, – тошнит ее, похоже, давление подскочило.

Я нашарил тапки, накинул халат и отправился к маменьке.

Между нами, Николетта не прочь изобразить из себя умирающего лебедя. Для своего возраста она обладает просто богатырским здоровьем, но примерно раз в три месяца маменька сваливается в подушки и оповещает всех знакомых:

– Я ужасно страдаю, у меня инфаркт!

Естественно, это неправда, сердце у Николетты железное, работает оно, как всемирный эталон времени, ровно, четко, не ломаясь, без сбоев и остановок. Николетте просто хочется оказаться в центре внимания, поэтому она и разыгрывает комедию. Всю неделю она, при прическе и макияже, одетая в элегантный халат, возлежит под пуховым одеялом в кружевном пододеяльнике, принимая от посетителей букеты, конфеты и соболезнования. Но сейчас ей явно было не по себе.

– Тебе плохо? – испугался я. – Что болит?

– Все.

– А конкретней?

– Желудок, голова, руки, ноги, шея, – стала перечислять маменька, – ой, тошнит! Тася!!! Тазик дай!

Я перепугался окончательно. Маменьке и правда плохо! Скорей всего, у Николетты зашкалило давление. Следует немедленно вызывать «Скорую».

Машина пришла на удивление быстро. Впрочем, это была не муниципальная «неотложка», а из частной клиники, поэтому врачи первым делом нацепили принесенные с собой бахилы, тщательно вымыли руки и лишь затем вошли в спальню.

– Здравствуйте, – пробасил один из докторов, – я Федор, со мною Игорь и Олеся. Что у нас случилось?

– Плохо мне, тошнит, – ответила маменька.

– На ночь ели?

– Пила.

– И что?

– Ваня принес, он приготовил.

Федор повернулся ко мне:

– Я предполагаю, что вы и являетесь тем самым Иваном.

Я кивнул.

– Чем попотчевали матушку? – улыбался врач.

Я постарался максимально точно воспроизвести рецепт.

– Стакан теплого молока, две таблетки растворимого аспирина, пятнадцать капель йода, чайная ложка водки, долька чеснока, черный перец и пара зерен аниса.

– Еще гвоздик, – прошептала Николетта, – там на дне гвоздь лежал.

– Точно, – кивнул я, – шуруп.

Федор кашлянул:

– Интересный состав! Понятно теперь, отчего тошнит больную. Можно я откину одеяло?

– Да, – кивнула Николетта.

Врач аккуратно отвернул часть перины и по-бабьи взвизгнул.

– Это что?

– Цепь, – ответила маменька, – она к батарее идет.

– И кто вас на нее посадил?

– Ваня, – Николетта сообщила чистую правду.

Доктора переглянулись, потом Федор отрывисто приказал:

– Так, Олеся, отстегни ее, Игорь, давление померяй, а вы, Ваня, пройдемте со мной.

Мы вышли в коридор.

– Вот что, – сурово заявил Федор, – вижу, вы решили извести мать! Как вам не стыдно! Чистый садизм, имейте в виду, сейчас мы заберем ее с собой в больницу, и не вздумайте предлагать нам деньги за молчание, обязательно сообщим в милицию о вопиющем факте жестокости. Приклепать старуху к батарее! Заставить выпить дикую смесь! Вы преступник! Небось надеетесь квартиру в единоличное пользование получить.

– Погодите, вы не правы!

– Кто дал ей на ночь эту бурду?

– Я, но…

– А на цепь кто посадил?

– Действительно, я пристегнул Николетту к батарее, но…

– И слушать вас не желаю!

– Федор Олегович, подите сюда! – крикнула Олеся.

Врач, пронзив меня уничтожающим взглядом, ринулся на зов. Я, ощущая себя полнейшим идиотом, двинулся следом.

– Смотрите, – тыкала пальцем под простыню медсестра, – бедняжка спит на колючих мочалках, а еще она одета в жуткий костюм, не пропускающий воздух.