Тусклое золото

Старик поднялся, ощерил в зевке рот, еще полный крепких зубов:

–  Пойду досыпать. Да и тебе пора убираться, пока не рассвело.- И направился к выходу.

Иннокентий вскочил, загородил дверь:

–  Постой, батя. Раз начал, до конца скажи: убирать сопляка?.. За это, в случае чего, шлепка полагается! Куда ж толкаешь меня?

Старик поморщился, недовольный возвратился на место. За окном серел рассвет. Голосили петухи. Над левадой низко стлался туман. С явной неохотой старик отвернулся от окна.

–  Хошь не хошь, придется тебе оставаться. Уходить поздно - светает. Утром обо всем потолкуем. Сейчас давай, что принес.- Он ткнул пальцем в живот Иннокентия.- Неплохо смастерил. Ишь, поясочек какой придумал! Не всякий догадается, где золотишко искать.

Отцовская похвала не тронула:

–  Не дам. И это зажилишь.

Старик снисходительно усмехнулся:

–  Опять же дурак! Боишься, что в могилу с собой унесу? Все твое будет.- Зевнув, добавил: -Подкинь маленько Виктору, и делу конец. Вот весь мой сказ.

–  За какие такие заслуги я должен ему подкидывать?
– Иннокентий подозрительно посмотрел в прищуренные глаза отца.

А тот лишь укоризненно покачал головой, нехотя обронил:

–  Трясешься, как жмот. С мальчонкой сам, что ли, будешь возиться? Умник…

–  Ну и ну!
– впервые осклабился Иннокентий.- Тебе, батя, в министрах ходить, ей-богу!

XVII

По мере приближения к штабу пограничников Николай терял последние остатки спокойствия. Всякие страхи мерещились. Вот сейчас, как только войдет в эту зеленую калитку, начнется допрос! Само слово «допрос» вызывало в душе такое, что даже бросало в дрожь. Медленно, очень медленно шел он за старшиной, как можно дальше оттягивая предстоящие, нарисованные воображением страсти.

Вот и калитка. За нею часовой в зеленой фуражке, строгий, подтянутый, молчаливый. Под натяжением пружины калитка громко хлопнула, и Николай вздрогнул. Даже коленки задрожали. Николай остановился, умоляюще взглянул на своего провожатого:

–  Товарищ старшина…

Кубладзе, как умел, успокаивал растерявшегося юношу:

–  Не бойся, понимаешь? Ничего не бойся. Расскажи майору все до копеечки: про золото, про конверты. Я тебя учить не стану. Выкладывай сам.

Только по-честному. На допросе не крути. Самому после станет легче.

Легче… Снова слово «допрос» хлестнуло по взбудораженному сознанию. Вспомнились слова Иннокентия:

–  Им только попадись, душу наизнанку вывернут! Это они умеют…

И подумалось: «Сейчас начнут». Как это будет происходить, представлялось туманно. Было ощущение глухого беспокойства, опустошенности. Шаг, еще шаг. Одна ступенька, другая, третья. Николай сбился со счета, плетясь вслед за старшиной наверх. «Ну и пусть,- успокаивал он себя,- пусть допрашивают. Что я такое сделал? Выпивал дважды… Клаву провожал… Вот сейчас с конвертами этими…» Им овладело одно желание: чтобы скорее закончился допрос.

–  Обожди здесь минутку,- сказал старшина перед дверью и, постучав, вошел.

Николаю и на ум не пришло удивиться, почему старшина совершенно спокойно оставил его одного. С трудом дождался его возвращения.

–  Держи голову выше,- ободряюще шепнул Кубладзе и подмигнул черным глазом.- Иди вперед. Смелее.

В комнате находились майор Дудин, старший лейтенант Шариков и два гражданских парня. Один высокий, широкоплечий, второй низенький, в очках. Парни, видно, заканчивали разговор с офицерами. Старший по-военному четко сказал, прощаясь:

–  Есть, все понятно!

– И, не глядя на Николая, пошел к выходу. За ним вышел и второй.

Только теперь майор и старший лейтенант, сидевшие рядышком на диване, поднялись. Дудин пересел к письменному столу, Шариков - на стул, стоявший у приставного столика.

–  Садись, орел,- майор указал Николаю на стул.

Чтобы не смотреть офицерам в глаза, Николай уставился в угол. «Вот сейчас»,- с новой силой обожгла мысль. В нагретой за день комнате было душно, а Николай зябко передернул плечами. Хотелось крикнуть:

«Да начинайте же!»

–  Ну, рассказывай,- негромко сказал Дудин.

Николай угрюмо промолчал, все еще не смея поднять глаз. Наступила неловкая пауза. Майор, словно не замечая ее, занялся сигаретой, помял ее в пальцах, раскурил. Старший лейтенант чинил карандаш.

Закурив, Дудин вышел из-за стола, придвинул свой стул к Николаю.

–  Сколько тебе лет?
– неожиданно спросил он, словно забыв о первом своем вопросе.

–  Восемнадцать,- невнятно пролепетал Николай.

–  Мы с ним в восемнадцать уже воевали,- проронил майор и кивнул в сторону старшины.- Хорошо, когда тебе восемнадцать,- добавил он с легкой завистью.- Ты, наверно, и десятилетку окончил?

–  Да.

–  А мне в тридцать пять лет пришлось доучиваться. Вот как, дружок. А он,- снова кивок в сторону старшины,- сейчас в девятый ходит. Ну, это к делу не относится. Давай, рассказывай.

–  О чем?
– Николай беспомощно оглянулся на старшину, как бы ища у него совета.

Кубладзе в ответ ободряюще подмигнул.

Николай уставился в угол и не очень-то связно заговорил. Офицеры внимательно слушали и - не странно ли!
– не пытались ни кричать, ни есть «проникающими насквозь глазами». Перескакивая с одного на другое, парень про себя думал, что это, видимо, только начало и что самое главное впереди. Но теперь почему-то не было страшно. Будь что будет, а он обо всем без утайки расскажет. Даже если душу вывернут наизнанку, как о том предупреждал Иннокентий. Пускай выворачивают!..

Но с ним просто беседовали, даже не вели протокола. Иногда только переспрашивали, уточняя ту или иную подробность.

Скованность постепенно рассеивалась. Исчезло чувство противного страха. Только лицо полыхало да пальцы без конца теребили ворот промокшей рубашки.

–  Вот и все,- облегченно сказал Николай.- Что знал, рассказал. Я не лгу. Честное слово, не лгу!

Дудин устало улыбнулся, впервые за время их разговора посмотрел парню прямо в глаза.

–  Главное, себе не лги,- просто, с оттенком дружелюбия сказал он.- Это, брат, чрезвычайно сложная штука - самого себя не обманывать, когда тебе восемнадцать! В общем, не успел ты еще свихнуться по-настоящему. Верю, что не кривишь душой. Так?
– почти весело спросил он.

–  Так!
– Николай захлебнулся от радости.- Конечно так!
– И все же, еще не до конца веря им, спросил, потупясь: - Вы меня отпустите? Или…

–  А ты сам как думаешь?
– строго спросил старший лейтенант.

–  Не знаю…

Неподдельная растерянность вдруг опять отразилась на лице юноши.

Майор поспешил успокоить:

–  Конечно, отпустим. Иди. Только впредь будь осторожнее в выборе друзей.

Николай поднялся, шагнул к выходу, но у дверей его окликнул старший лейтенант.