Туума

– Как меняется жизнь!

– Ладно, дорогой мой, побрела я, а то нужно еще обед готовить. Рада была видеть тебя, Ванечка.

– До встречи.

Когда пенсионерка скрылась из виду, появился Ангел. Вадим недовольно посмотрел на него, отпил из чашки и побрел дальше. Ангел заковылял рядом.

– Прости, что оставил тебя, – сказал он. – Но теперь я наконец свободен. Господи, как же я не люблю наши епархиальные собрания – на них архангел всегда несет чушь, слушать противно!

– Что тебе от меня нужно? – рассердился Вадим.

– Хочу задать вопрос. Почему ты утратил веру?

– Оставишь меня в покое, если я скажу?

– Обещать не могу, но постараюсь не докучать.

– Хорошо, я отвечу. Я не верю в Бога, потому что не вижу и не чувствую его. В Евангелии говорится, что Бог стал человеком и был распят, искупив наши грехи. Но в мире все равно слишком много зла, слишком много страдания. И Бог не вмешивается. А люди остаются прежними.

– Но при чем тут Бог? Зло же вы творите, а не он.

– Если Бог есть, то почему он не карает за зло?

– Грех сам наказывает грешника. Грех таит в себе самом расплату. Разве ты не знал?

– Не вижу я этого, не вижу! Да, иногда расплата наступает, согласен, но редко. И если страдание – расплата за грех, то почему страдает невинный? Почему Бог не предотвращает зло?

– Ты забываешь, что людям дана свобода, и Старик то ли не хочет, то ли не может ее нарушить.

– Но почему Бог не входит в жизнь человека, если тот его свободно и сознательно просит?

– Миллионы людей уверены, что Бог с ними.

– Я думаю, они лгут сами себе.

– Но почему, терирем?

– Потому что люди не меняются, понимаешь? Вера почти никого не меняет, не спасает. Многие ли способны на реальную святость? Многие ли способны дорасти до высот веры? Да почти никто!

– Я все понял, терирем! – обрадовался Ангел. – Так ты не веришь в Бога, потому что не веришь в человека, верно?

– Если Бог есть, то он, наверное, пошутил, когда поставил перед немощным и грешным человеком высокие идеалы. Мне кажется, что Бог просто издевается над нами. Разве это не издевка – указать людям на так называемую истину, в свете которой они обречены сгореть? Хотя порой я думаю, что тут нет злого умысла, и люди – всего лишь Божья неудача.

– Да уж, ну и запутал всех нас Старик.

– Я ответил на твой вопрос. Теперь уходи.

– Исполняю!

*

Виктор вздрогнул, когда услышал крик.

– Кажется, это в том доме, – сказал Александр, показывая рукой. – Дверь открыта, поспешим.

Они вбежали внутрь и столкнулись с тревожным беспорядком: букет роз умирал в хрустальных осколках, отодвинутый от стены диван обнажил пыльный прямоугольник пола, а перевернутому столу отломали ножки.

В глубине дома послышался плач. Виктор с занесенным молотком осторожно приоткрыл дверь в ближайшую комнату и кивком пригласил Александра следовать за собой.

Они вошли. На полу сидела девушка, всматриваясь в картину, закрепленную на мольберте, и скребла ногтями кровоточащие колени.

– Что с вами, милая? – взволнованно спросил Александр.

Девушка медленно повернула голову и удивленно посмотрела на гостей.

– Мы услышали крик и вошли, – объяснил Александр. – Тем более что дверь была открыта.

Она встала и оглядела комнату, а затем указала на картину:

– Я только что была там. Как такое возможно?

Виктор подошел к картине, изображающей то ли раздутую тучу, то ли море, волнами напавшее на небо. Мокрые черные и синие тона переливались, впадая друг в друга то ли в борьбе, то ли в желанном слиянии. Прищурившись, Виктор разобрал посреди сине-черного буйства крошечного человечка, на которого указывал тонкий женский палец.

– Это и есть я! – выкрикнула девушка. – Я… только что была там.

«Но ведь это я на картине, а не она!» – подумал Виктор, но озвучивать свою мысль не стал. Вместо этого он повернулся к Александру и спросил:

– А вы что видите?

– Саму жизнь.

– Жизнь?

– Нас выбросило в этот враждебный мир с его неведомыми законами, – ответил Александр, не отрывая глаз от картины. – И от человека мало что зависит. Мы можем в любой момент умереть. Мы не можем быть уверены в грядущем дне. Наши планы никогда не воплощаются полностью. Нам остается лишь принимать новые вызовы. И делать то, что можем, что в наших силах. Такую философию я вижу на картине. Здесь изображен человек в лодке посреди бушующего океана, которого волна может раздавить в любой момент. Но он все равно пытается удержаться…

– Зачем объяснения? – с обидой в голосе сказала девушка. – Это красиво, а красота не имеет смысла, она иррациональна. Даже если она так пугает…

– Красота, – задумчиво протянул Александр. – Красота может и убить… Кстати, милая леди, мы не успели познакомиться. Вы помните, как вас зовут?

– Али… Алина… – неуверенно ответила девушка. – Кажется, я больна… Туман в голове… А кто вы?

Виктор представился и коротко рассказал, что произошло с ним и его спутником.

– У меня ночь в голове, – растеряно сказала Алина. – Я не уверена, что меня зовут именно Алиной, но это имя… мне его будто шепнули… Я помню, как была там… в картине… только что, до вашего прихода… И больше ничего не помню, ничего не знаю.

– Вы – художница? – спросил Александр. – Это же ваша работа?

– Кажется, да.

– Алина, вам стоит пойти с нами, – предложил Виктор. – Мы пытаемся разобраться в происходящем.

– Я не готова. Хочу собраться с мыслями.

– Если понадобится помощь, отправляйтесь в дом Олега, – посоветовал Виктор и объяснил, по какой дороге идти. – Мы скоро тоже придем. Я надеюсь, что мальчик вернулся и ожидает меня.

– Спасибо, я запомнила, – ответила Алина.

Виктор кивнул Александру, и они вышли.

*

– Раука! Рауксна! Раука! Рауксна!

Вадим остановился и прислушался: голоса доносились из глубины леса. Попытался разобрать слова, но у него резко закружилась голова, а мысли спутались в перекати-поле. Руки ослабели и выронили кружку. В голове забарабанил вопрос: «Неужели это мантра так пагубно действует на меня?»

Паника понесла Вадима прочь. Когда он вернулся в дом, то увидел на диване Наташу. Она сидела, обхватив голову руками – Наташа страдала от похмелья. Ей стало хуже от шума, который издавал Вадим, и в ее глазах, похожих на два розовых леденца, появилась злость.

Покружившись у двери в нервных раздумьях, Вадим взлетел по лестнице прямо в спальню Сонина.

– Борис Леонидович, Борис Леонидович, просыпайтесь! – умоляющими голосом позвал он.

– Мне плохо, уйдите, – раздраженно ответил Сонин из-под одеяла. – Зачем вы меня беспокоите, а?

– Нам нужно ехать. Мне кажется, здесь небезопасно.

– Вам многое кажется. У вас, сумасшедших… или святых… свои причуды… Оставьте меня в покое, прошу.

– Но я не шучу. В лесу я слышал голоса. Нам нужно ехать.