Туума

– Я тоже ничего не помню, – сказал Виктор. – Пришел в себя у дома напротив полчаса назад. Еще со мной был мальчик лет одиннадцати-двенадцати, но он убежал.

Скривившись, здоровяк закрыл глаза и принялся массировать висок, невольно демонстрируя швейцарские часы с корпусом из розового золота.

– А откуда вы знаете, как вас зовут? – с недоверием спросил он.

– При мне были водительские права.

– А я очнулся за домом. Только что.

– Может, посмотрим, что там? – предложил Виктор.

Здоровяк кивнул, и они проследовали вдоль стены к деревянной беседке. Рядом с ней дым гладил кусочки мяса, лежащие на решетке гриля. Столик у гриля был уставлен мисками и пустыми пивными бутылками. На плитке валялись щипцы для жарки. Идеальный газон прерывался оградой, за которой начинался лес.

– Странно. Нет бассейна, – сказал здоровяк.

– А должен быть?

– Не знаю, но такое чувство, что должен.

Виктор предложил осмотреть дом.

Первый этаж совмещал кухню и гостиную. Справа стояла кухонная мебель, словно специально изготовленная для выставки или кулинарного шоу. Громадный холодильник вмещал, наверное, целое ресторанное меню. Дубовый стол поражал своей массивностью – казалось, он выстоит монолитом даже во время крупного землетрясения. Все это отделялось от остальной комнаты барной стойкой. Слева же стоял багровый кожаный диван, солидный, как толстый буржуй с советских плакатов, а по бокам его размещались «братья меньшие» кресла.

На стене у лестницы висела фотография, которая в прошлом соседствовала с пятью другими – об этом говорили следы от рамок на обоях. На ней молодой солдат обнимал за талию счастливую девушку, обнимал сдержано, почти символически, без единого намека на страсть. Она всем своим видом гордилась им. Он знал это и явно наслаждался ее восхищением.

Под ногами здоровяка хрустнули осколки. Он отступил назад и сказал:

– Мне здесь кажется все одновременно и знакомым, и чужим.

– Когда я пришел в сознание, у меня было такое же чувство, – признался Виктор. – Чем-то похоже на дежавю.

На втором этаже раздался шум от падения чего-то тяжелого. Здоровяк вопросительно посмотрел на Виктора, и тот указал взглядом на лестницу. Они осторожно поднялись и оказались в коридоре. Одна из дверей была приоткрыта, и Виктор мягко толкнул ее. Они вошли в спальню. На кровати сидела женщина. Почему-то в руках у нее был тонкий кухонный нож, который она выставила перед собой при виде незнакомцев.

– Стоять, я сказала! – приказала женщина. – Кто вы такие?

Виктор глянул на здоровяка, надеясь на его объяснения, но тот лишь пожал плечами в ответ. Оставалось одно: рассказать ей все как есть. Выслушав Виктора, она на миг задумалась, а потом произнесла:

– В другой ситуации я решила бы, что вы грабители или аферисты. Возможно, так оно и есть. Но я тоже ничего не помню.

– Мы понимаем ваши опасения, – ответил Виктор. – Но сейчас важно разобраться, что произошло. Вызвать помощь. На моем смартфоне связи нет…

– Кстати, а где мой телефон? – здоровяк полез в карманы. – У меня ведь он должен быть.

– Руки вверх! – приказал кто-то из коридора. Обернувшись, Виктор увидел седого мужчину в офицерской форме, держащего пистолет. Аккуратная стрижка, спортивная фигура – о военном можно было сказать: «Красота – это когда нет ничего лишнего».

– Руки! – повторил офицер, и на этот раз приказ был исполнен.

– Почему вы нам угрожаете? – женская фигура протиснулась в коридор с беспечной смелостью. – Ситуация не требует применения силы.

Военный смерил ее взглядом и скомандовал:

– Нож на пол! Здесь я задаю вопросы.

*

– Вы уверены, что старик мертв? – спросил офицер. Он сидел в кресле, изучая Виктора и женщину, устроившихся на диване. Здоровяк же, казалось, не проявлял никакого интереса к разговору, поглощая бутерброд за барной стойкой.

– Я видел рану и кровь, – ответил Виктор.

– Есть мысли, кто убийца?

– Я в таком же положении, как и вы, и ничего не помню.

– Кто в каком положении – мы выясним позже. Я хочу посмотреть на ваши документы.

Виктор с раздражением протянул офицеру водительские права.

– Что предлагаете делать? – спросила женщина.

– У нас не так уж и много вариантов, – начал Виктор. – Во-первых, нужно больше информации. Вам немедленно следует осмотреть дом и поискать телефоны, компьютеры, записные книжки, фотографии и другие вещи, способные хоть что-то нам рассказать…

– А почему вы здесь командуете? – перебил военный, возвращая права.

– Если у вас есть идеи получше, то я готов их выслушать.

Военный промолчал.

– И второе: нужно исследовать поселок, – продолжил Виктор. – Есть вероятность, что мы встретим других людей. И не забывайте про ребенка. Он должен быть где-то рядом, и его следует поскорей найти.

– Никто не голоден? – спросил с набитым ртом здоровяк.

– Сначала я предпочитаю разобраться, что тут происходит, – отозвался военный.

– Ну и разбирайтесь. А я сначала предпочитаю поесть.

Военный стиснул кулаки, выставляя опухшие костяшки.

– Не будем медлить, – женщина устремилась к лестнице. – Нам нужна информация, и я намерена ее раздобыть.

Офицер поспешил за ней.

– А вы? – спросил Виктор здоровяка.

– А что я? Доем, а потом решу, что делать, – ответил тот, лениво пережевывая.

– Как хотите.

Виктор достал из кармана брюк смартфон и открыл галерею. Фотографий не было – одни лишь картинки. На одной из них митингующие – их было видно из окна – держали транспарант с надписью: «МЫ НЕ ХОТИМ ВОЙНЫ». Телевизор, стоящий перед окном, транслировал митинг, но в кадр взяли лишь часть надписи, чтобы получилось так: «ХОТИМ ВОЙНЫ».

Другая картинка изображала офис, набитый не людьми, а роботами. Еще один рисунок – желтые смайлики, расположенные так, что получился усмехающийся череп. На последнем изображении была обработанная композиция «Сотворение Адама» Микеланджело: Бог тянул руку со смартфоном к первозданному человеку. Над Богом висело облачко с текстом – таким обозначают реплику в комиксах: «Скажи им, что я умер». А вместо головы Адама на картинке хмурилась усатая физиономия Ницше.

Виктор отвлекся на звук – здоровяк швырнул пустую тарелку в мойку с равнодушной небрежностью и отправился на второй этаж. Виктор проследил за ним взглядом, а потом вернулся к смартфону. Закрыв галерею, он вспомнил, что в кэше «Фейсбука» должна храниться последняя страница. Он нажал на иконку социальной сети, и сверху появилась синяя полоса с надписью «Канал новостей». Чуть ниже меню было сообщение: «Возникли проблемы с получением данных». Но информация, которая отобразилась при последнем посещении «Фейсбука», без проблем загрузилась, и любой текст можно было развернуть и полностью прочитать.

«Это ж надо! – так начиналась запись интернет-друга под ником Пе Тух. – Вокруг все рушится к чертям, а они говорят о величии и возрождении. Затуманивают взгляд, чтобы мы имитацию приняли за действительность. И у них это хорошо получается».

Далее Олег Сонмов копировал запись отца Николая Берского: «Страшный Суд состоит в том, что человек предстанет перед Господом Богом, лишившись абсолютно всего на свете, кроме бессмертной души. Некоторые из нас обладают дорогими автомобилями и огромными домами, носят модную одежду и едят изысканную пищу. Но кем мы будем, если лишимся всего этого? Говорят, человек – это то, что он ест, что пьет, во что одевается, на чем ездит. И если это так, то мы – ничто, пустое место. Забери у нас все – и нет нас. Но я верю, что с Богом человек может стать кем-то, и неважно, есть ли у него деньги и власть. И если вдруг он лишится земного богатства, как это случилось с праведным Иовом, и при этом явит прекрасную душу, то будет помилован. Я так верю. Страшный Суд – это когда мы лишимся всего. Всего. И горе будет тому, кто не представляет собой ничего без мирских и временных благ. Если в имении – смысл нашей жизни, то такая жизнь в Божьих очах – тлен. Имущество становится злом тогда, когда человек измеряет им свое достоинство. Но перед Богом он нищ, наг и слеп.