Тузы и шестерки

– Для хохмы я, в основном, писал разговоры деда, – потупившись, ответил Веня.

– Если не секрет, где раздобыл записывающую аппаратуру?

– На барахолке купил подслушивающий «жучок». Посоветовался со студентами института связи и по их подсказке смонтировал схему с магнитофоном.

Голубева словно осенило:

– Тебе не приходилось слышать фразу: «Ваша безопасность в опасности»?

– Это Глеб придумал.

– Для чего?

– Когда Глеба выставили с шоферской работы, он зазвал меня к себе в комнату и предложил: «Сейчас позвоню одной даме и сразу передам трубку тебе. Как только она ответит, ты начинай бубнить голосом автоответчика одно и то же: „Ваша безопасность в опасности“. Бубни до той поры, пока дама трубку не бросит. Сам это сделал бы, но голос не умею менять». Я на такое предложение сказал, мол, если у дамы телефон с определителем номера, то хоть меняй, хоть не меняй голос, она увидит, откуда ей звонят. Глеб на меня уставился, будто я невероятное открытие сделал: «Ну, Венька! Ты, блин, умнее чукчи. Посоветуй, светлая башка, как предупредить даму, что ее жизнь в опасности?»

– Что посоветовал?

– Давай, мол, запишем «автоответчика» на магнитофон, и звони сам с телефона-автомата.

– Записали?

– Запросто. Глеб, наверное, недели две держал у себя мой портативный маг и кассету с этой записью.

– Запись сохранилась?

– Нет. Я на той кассете после телефонные разговоры писал.

– Зачем?

– Просто так, для забавы. Вечерами, бывало, когда делать нечего, врублю маг на прослушивание записи и, как разведчик, получаю полную информацию, кто с кем и о чем болтал без меня по телефону.

– Долго так забавлялся?

– Пока телефон у нас не сняли.

– Разговоры Вараксина попадали на запись?

– Пустяковые. Главным образом ему алкаши звонили.

– Насчет выпивки?

– Конечно. Говорили, примерно, так: «Глеб, ты дома? Есть бутыльброт, желание, но нет друга. Не возражаешь, если зайду?» – «Не возражаю. Шустри по-быстрому!» – «Готовь стаканы». – «Они всегда у меня на боевом дежурстве». – «Зажевать найдется?» – «Ты, блин, жрать идешь или выпить?» – «Понял, курятиной закусим». На закуску у них всегда денег не хватало. Поэтому обходились, в основном, куревом, – Веня снисходительно усмехнулся. – В общем коротко и ясно разговаривали. А вот Глеб несколько раз звонил какой-то женщине и чего-то туманил. Называл ее «мадам» и предлагал ей хорошенько подумать, пока не поздно. Женщина сразу бросала трубку.

– Неужели у тебя не сохранилось хотя бы коротенького отрывка «туманных» записей? – спросил Голубев.

– Я же их не коллекционировал. На одной и той же кассете по-новой писал. Вообще-то, надо посмотреть.

– Будь другом, посмотри.

Веня, чуть подумав, распаковал одну из приготовленных для перевозки коробок. Достал японский магнитофон «Шарп» и десятка полтора портативных кассет к нему. Перебрав кассеты, одну из них вставил в магнитофон и щелкнул клавишей. Под оркестровый аккомпанемент послышался тихий голос певицы: «В заброшенной таверне давно погасли свечи»… Сделав короткую перемотку, Веня вновь включил прослушивание. «И ожидала нас с тобой карета у обочины»… – продолжала та же певица. Веня сделал перемотку подольше. После очередного включения громко плеснул задорный голос певца: «Смеялась Русь и плакала, и пела во все века, на то она и Русь!» Следом за песней без всякого перехода раздался взвинченный женский голос: «…изображаешь мафиозного туза, а сам последняя карта в затасканной колоде! Сейчас же поеду к человеку и закажу, чтобы отправил тебя туда, куда ты, подонок, отправил несчастного…» – «Мадам, не зарывайтесь! Заказывая киллера, заказываешь смерть…» – не дал женщине договорить грубый мужской голос и внезапно оборвался.

– Вот все, что осталось на пленке от последнего разговора Глеба, – остановив магнитофон, сказал Веня.

– Почему запись так неожиданно оборвалась? – спросил Голубев.

– Дедуля хотел послушать свои разговоры, да не на ту клавишу нажал и стер концовку.

– Откуда я знал, какая клавиша на меня работает, – смущенно проговорил старик Окушко. – Потыкал, потыкал пальцем, а он молчит, как рыба.

– Афанасий Иванович, – обратился к нему Слава, – после смерти Вараксина было какое-то следствие?

– Сразу-то большая делегация следователей нагрянула. И прокурор был, и милицейские начальники в погонах с крупными звездами. Считай, всех соседей допросили, да никто из нас ничего не знал. И Венька тогда ясности не мог внести. Ушмыгнул пострел на две недели к родителям.

– Почему? – спросил внука Слава.

– Боялся, что за телефонное подслушивание нагорит, – ответил подросток.

Окушко кашлянул в кулак:

– Вот, значит, сразу-то здорово следователи загоношились, а как только выявилось, что Вараксин сгорел от водки, сразу утихли. Видать, поступили по старой присказке: «Помер Максим, ну и Бог с ним».

По просьбе Голубева Веня прокрутил кассету до конца. Но на ней не было больше ни слова. Оформив свидетельские показания и изъятие кассеты протоколами, Слава направился в рекламно-издательское агентство.

В двухэтажном офисе «Фортуны» царила траурная тишина. Мрачные сотрудники, словно сговорившись, на все вопросы лишь пожимали плечами. Убийство шефа для них оказалось полной неожиданностью. С чем это связано, даже предположительно никто не знал.

Обойдя впустую несколько кабинетов, Голубев решил обстоятельно поговорить с секретаршей Надежницкого. В роскошной директорской приемной Славу неожиданно встретила высокая молодая брюнетка, одетая по формуле «ноги секретарши – лицо фирмы». Поначалу девушка тоже отвечала пожатием плеч, но, когда Слава попросил ее вспомнить посетителей, побывавших на приеме у директора в последние дни, задумалась. Чтобы облегчить задачу, Голубев разложил на столе набор фотографий:

– Вот из этих никто с глазу на глаз не беседовал с Надежницким в его кабинете?

Секретарша внимательно оглядела все лица и длинным наманикюренным пальцем ткнула в фото Шерстобоева:

– За неделю до гибели Юрия Денисовича вот этот парень назвался представителем банка «Феникс» и минут десять пробыл в директорском кабинете один на один с Надежницким. После его ухода Юрий Денисович сразу пригласил меня и строго предупредил, чтобы я больше никогда ни под каким предлогом «этого хмыря», как он выразился, к нему в кабинет не впускала.

– Если оформлю ваши показания протоколом, не откажетесь подписать? – спросил Слава.

– Естественно, не откажусь, – не раздумывая, ответила секретарша.

Заклубившиеся утром над головой ярыгинского телохранителя предгрозовые облака сгустились в тучу к полудню, когда из Приднестровья поступил ответ на запрос военной прокуратуры. В нем сообщалось, что сержант Шерстобоев и рядовые Вараксин с Копалкиным полгода служили вместе именно в той роте, которой командовал еще не разжалованный в ту пору майор Пеликанов. Вечером этого же дня с санкции прокурора Бирюкова Тимофей Шерстобоев был арестован.

Глава XXIII

На выяснение всех обстоятельств сложного преступления, где густо переплелось множество человеческих пороков, ушло немало времени. Поиски свидетелей и вещественных доказательств, оформление различных справок и экспертиз, допросы и очные ставки безжалостно глотали день за днем. Прижатый неопровержимыми фактами, первым стал давать правдивые показания телохранитель Шерстобоев. После очной ставки с ним вразумительно заговорил и «адъютант» Копалкин.

Как и предполагал Антон Бирюков, начальным импульсом, повлекшим за собой длинную цепочку смертей, послужила любовь Лины Ярыгиной и Николая Соторова. Строптивая нравом Зинаида Валерьевна, сама вышедшая в молодости замуж по расчету за невзрачного с виду, но перспективного финансиста, не допускала и мысли, что сердечные чувства могут играть главную роль в супружеской жизни. Убедившись, что мирным путем уговорить дочь не удастся, мама решила откупиться от будущего зятя. К ее огорчению, тот оказался неподкупным. Уступать и мириться с обстоятельствами было не в характере Зинаиды Валерьевны. Наслышавшись и начитавшись в газетах о безнаказанности заказных убийств, она стала просить Тимофея Шерстобоева «за хорошее вознаграждение избавить Лину от назойливого жениха». Шерстобоев, хорошо зная бескомпромиссность Соторова, увильнул от щекотливого «заработка» и, чтобы не обидеть супругу шефа, у которого уже служил телохранителем, посоветовал ей переговорить на эту тему с Глебом Вараксиным. В январе, спустя неделю после загадочной гибели Николая Соторова, Вараксин внезапно заявился домой к Шерстобоеву. Вначале сказал, что по собственному желанию уволился из ОМОНа и теперь подыскивает хорошо оплачиваемую работу. Потом вдруг попросил:

– Тимофей, помоги мне сберечь пятнадцать «лимонов».

– От какой сырости они у тебя завелись? – усмехнулся Шерстобоев.

– Ну, как от какой… За Чечню полный расчет сделали да выходное пособие. Вот и набралось. Сам-то я не уберегу их. Или пропью, или на девочек фукну. Ты же мужик экономный. Не пьешь, не куришь, на девок не тратишься. Положи мои бабки в банк на себя. Сделай доброе дело, очень прошу. Навар будем делить пополам. Сколько, по-твоему, набежит за месяц на пятнадцать «лимонов»?