Твари в пути

Дальше ничего не было. Сэр Норлингтон закончил читать записи вслух и повернулся к Джеймсу:

— Ну, и что вы на этот счет скажете, Джеймс?

— Вы — высокомерный зануда, — не смог удержаться молодой рыцарь.

— Не менее чем вы — склонный к высокопарности тюфяк, о чем я не устану вам повторять. — Старозаветный паладин усмехнулся. — Но я не об этом. Что вы думаете о плане крысенка?

— Нам нельзя спать, — выделил наиболее, на его взгляд, важный момент Джеймс.

— Верно, если заснем, можем уже не проснуться, — кивнул сэр Норлингтон. — Кто-то должен оставаться караулить, пока другой дремлет. Не думаю, что маленький подлец сумеет совладать даже с одним из нас. Скорее, придумает очередную хитрость, а на это понадобится время. Что еще?

— «Смотритель так ничего и не заметит». Крысь пытается перехитрить его, — предположил Джеймс. — Мы можем только гадать, что это за существо и чем руководствуется, но, определенно, оно могло бы помочь нам, а мы — ему.

— Тоже правильно, — согласился сэр Норлингтон. — Остается лишь придумать, как его найти. Боюсь, что здесь и сейчас его нет, и вряд ли мы можем позволить себе просто сидеть и ждать, пока ему вздумается появиться в этом зале, — Крысь непременно найдет способ завершить начатое. Но в записях есть еще кое-что… Ну же, давайте, скажите то главное, на что вам следовало бы обратить внимание сразу!

— Эээ… — Джеймс несколько растерялся. — Там, кажется, упоминалось что-то вроде «не потревожить трау». В таком случае, полагаю, нам ст`oит задуматься над тем, чтобы как раз таки его «потревожить». Знать бы еще, кто или что это.

— Отлично! — заулыбался старозаветный паладин. — Вы совершенно правы, друг мой. Все, что каким-то образом нарушит планы Крыся, может в определенной мере помочь нам. И нам повезло, что я знаю, кто такие трау.

Сэр Норлингтон сделал паузу, явно ожидая наводящего вопроса. Но Джеймс лишь снисходительно улыбнулся — он уже успел хорошо изучить характер своего спутника и не торопился подыгрывать его тщеславию — зачем, если и так все расскажет. Старозаветный паладин деланно вздохнул и продолжил:

— Трау — как и фоморы, и нейферту, существа из-за порога, но при этом они являются сугубо ночными тварями — не могут появляться на солнечном свету, и все тут. — Сэр Норлингтон попытался вспомнить все, что он знает о трау: — В Ронстраде они встречаются крайне редко, и о самом существовании их знают совсем немногие: ведьмы, колдуны, цыгане. Когда-то и странствующие паладины не считали зазорным пользоваться услугами Темных Скрипачей. Трау — непревзойденные музыканты, играющие чарующие мелодии в ночной безлунной тиши, но их ценили вовсе не за этот талант. Ведь кроме виртуозного владения скрипкой, трау еще и прекрасные шпионы, способные добыть любые сведения: вы попробуйте что-то скрыть от того, кто способен проходить сквозь любые стены и является частью темноты.

— И как нам его найти, если он мастер скрываться? — не вытерпел Джеймс.

— Прежде всего, неплохо было бы выяснить, сколько мы тут торчим, и не слишком ли позднее время для трау? — Сэр Норлингтон снова принялся рыться в своем мешке. Он вытащил оттуда уже знакомое Джеймсу зеркальце в серебристой оправе, после чего выставил его перед собой и чуть слышно произнес:

Лги — не лги, а правды не скроешь…

Джеймс подошел к сэру Норлингтону и, терзаемый любопытством, заглянул тому через плечо. В зеркале отражалось лишь недовольное лицо старозаветного паладина.

Ткну гвоздем! Ткну! Ты застонешь?

Зеркало никак не отреагировало.

Ползет луна-нищенка там, по холму? Луна-нищенка там? Я никак не пойму…

Лицо сэра Норлингтона в старом зеркале вдруг поплыло и постепенно почернело. Теперь там отражалось темное ночное небо, сокрытое хмурыми тучами. Джеймс уже ничему не удивлялся: он давно привык, что старозаветные паладины (по крайней мере, этот) немного колдуны. Хотя и не ему об этом было судить, учитывая то, что он сам являлся паладином из ордена, где заклинают огонь.

— Если нейферту склонны к ужасной музыке, — сказал молодой рыцарь, — то вы сэр, уже давно успел заметить, — к не менее невыносимым стихам.

— А с этим утомительным зеркалом можно разговаривать лишь стихотворно, — раздраженно ответил сэр Норлингтон. — Глупая шутка глупого волшебника, не к ночи он будь упомянут… Но тем не менее я вижу, что час вполне подходящий… — Старозаветный паладин оторвался от созерцания зеркальной глади и обернулся к своему спутнику с весьма неожиданным для того вопросом: — Вы умеете петь, Джеймс?

— Признаться, не очень, сэр, — смущенно отозвался молодой рыцарь, когда понял, что ему не послышалось. — Я если и пою, то непременно нескладно, музыка и рифмованный слог никогда не давались мне легко.

— Вот и отлично, что вы не умеете петь! — Воскликнул сэр Норлингтон, а Джеймс оскорбленно нахмурился: нет, все-таки его спутник был совершенно несносной личностью. — Вот и славно! Потому что от нас с вами требуется петь именно что нескладно, причем лучше сразу в два нерадивых голоса, тогда тонкий слух трау не выдержит подобного, и он будет вынужден явиться сюда, чтобы прекратить пытку. Знаете какую-нибудь песню или балладу? А, хотя… — он вдруг прервал себя и выразительно поглядел на Джеймса. — «Идем на юг», походную песню рыцарей ордена «Руки и Меча», помните, надеюсь?

Не дожидаясь ответа, старозаветный паладин тут же начал петь — несмотря ни на что у него получалось весьма недурно:

Наш путь лежит за край земли — Дорогу стелют небеса. Среди болот, что впереди — Чудовищ мерзких голоса…

Джеймс собрался с духом и принялся подпевать, чувствую себя при этом невероятным болваном.

Сэр Норлингтон, в свою очередь, прекрасно знал, что Джеймс помнит эту балладу, ведь еще в самом начале их совместного пути, когда голова его была сплошь лыса, а борода представляла собой переплетение паутины, молодой рыцарь имел глупость напевать ее себе под нос на тракте. Когда же это было?! Кажется, добрых сотню лет назад — столько всего с того времени случилось…

Рассвет встречает страшный юг, Бессмертной славой манит бой, Скрепляя светом веры дух, Зовет Лоргайн нас за собой

.

А «имел глупость» Джеймс потому, что ворчливый и сварливый старик как раз из-за этой баллады впервые к нему придрался. Хмурясь и морщась, с видом, как будто его рот набит дождевыми червями, сэр Норлингтон начал осуждающе разглагольствовать: «Сэр Мур Лоргайн затеял великое дело, имея целью возродить паладинство, — говорил он с нескрываемым презрением и к самому упомянутому великому магистру, и к Джеймсу, который поет о нем баллады. — Но вот, что печально: именно поход Меча обернулся закатом для того самого паладинства. Немногие рыцари вернулись обратно, слишком велики были потери, а достигнутые цели — призрачны. В конечном итоге все захваченные ими земли достались некромантам. Ронстрад ничего не выиграл от того похода, но лишился своих лучших мечей и самых храбрых сердец. Хуже того — он лишился тех, кто мог воспитать истинную суть рыцарства в молодых сквайрах. Целое поколение рыцарей сгинуло в одночасье…».

Нас ждут и орки, и драконы — Приносят ветры злую весть. Но путь наш свят, ведь за корону Ведут нас вера, долг и честь.

Молодой рыцарь пытался спорить, будучи еще не знаком с непреклонным характером спутника: «Но ведь осталась же память! — восклицал Джеймс. — Заветы магистра Лоргайна и по сей день ведут рыцарей. То, что его орден спустя годы был извращен и пал во тьму, ничуть не умаляет святости самог`o великого праведника!». На что старик ответил: «Пусть сейчас мои глаза плохо видят, но так было не всегда… — сэр Норлингтон говорил со злостью. — Сэр Мур Лоргайн был ослепленным, упрямым, не желающим принимать ничьи советы фанатиком. Поверьте, я знаю, о чем говорю, и мне горько видеть, как его славят. Именно на нем лежит основная вина за поражение, но при это именно его треклятое имя было поднято на стяг после смерти, и именно его помнят потомки. В то время как многие другие, гораздо более достойные славы рыцари сложили головы по его вине и совершенно забыты… Все знают эту бансротову балладу…».