Твари в пути
Шрифт:
Едва ли не все стражники, находившиеся в зале Дневной Нормы, поднялись на ноги и угрожающе двинулись к колесу.
— У меня нога болит! — заявил белокожий раб, чье лицо почти полностью было скрыто за растрепанными длинными волосами и путаной бородой.
— А я мозоль натер! — поддакнул другой раб — герич с глазами навыкате. — Мне бы посидеть немного…
Главный надсмотрщик даже закашлялся, не в силах поверить своим ушам. Он положил ладонь на рукоять сабли и так крепко сжал пальцы, что они даже захрустели.
— Вы у меня сейчас узнаете, что значит лениться! — прорычал он. —
Главный надсмотрщик уже было двинулся в сторону строптивцев, но не успел он сделать и пары шагов в сторону колеса, как из темнеющего прохода в одну из выработок раздался возмущенный окрик:
— Эй, ты! Дай дорогу!
Ответом ему послужил знакомый надрывный хохот чернокожего гиганта.
— Да где ж! Я должен первым идти!
— Где ты, обезьяна угольная?! — вскинулся сварливый гном. — Я ведь уже почти вкатил тачку, когда ты меня подпер! Не бывать тебе первым, не будь я Хвали, сын Сири из Ахана!
Главный надсмотрщик в ярости повернулся к возмутителям спокойствия. И верно: две тачки заклинили так, что ни туда, ни сюда, а их хозяева стояли и препирались.
— А ну, разошлись! — скомандовал главный надсмотрщик.
— Пусть низкорослый откатит тачку назад! — заявил бергар.
— Что? — возмутился гном. — Никуда я ничего откатывать не стану! Каких трудов мне стоило ее сюда закатить! Сам откатывай!
— Прекратить! Немедленно! Немедленно прекратить! Стража!
Остававшиеся на скамьях стражники неохотно поднялись со своих мест, вскинули плети и двинулись к гному и бергару.
— А вы, — главный надсмотрщик скомандовал подчиненным неподалеку от колеса и указал на бегунов-наглецов, — схватить их и приволочь сюда!
Все дальнейшее произошло столь стремительно, что никто не успел отреагировать, а толстый надсмотрщик у гонга не успел даже сглотнуть.
— Хвали! — закричал белокожий раб со спутанными волосами, и в тот же момент ссорящиеся гном с бергаром прекратили свару, мгновенно расцепили тачки и одним рывком накренили их, после чего нырнули под них.
— Что? — только и проговорил главный надсмотрщик.
Белокожий раб закрыл глаза. Его лицо исказилось от напряжения, в судороге застыла онемевшая челюсть. Он крепко сжимал дрожащие ладони, они словно срослись между собой, а он, тем не менее, пытался их развести, но сделать это было чрезвычайно тяжело — раб издал стон боли. И все же в какой-то момент он развел руки, и они принялись описывать какие-то непонятные фигуры и петли, а между ними…
— Нет…
Главный надсмотрщик с ужасом понял, что происходит. Он увидел свободно висящую между ладоней белокожего раба яркую белую искру, которая, будто живое сердце пульсировала и разрасталась, напоминая семя в благодатной почве по прошествии многих недель. Вот только все это происходило за считанные мгновения…
— Остановись! Немедленно!
Но раб не внял. Он уже сплел в руках маленький шарик живого огня — куда ему было до боевых огненных шаров многоопытных магов, — но, чтобы сделать непоправимое, хватить должно было и такого. Одно неуловимое движение — и шар устремился в путь.
Раб едва успел броситься на землю, утягивая за собой собрата-герича и…Больше главный надсмотрщик не видел ничего. Раздался грохот, взрыв прогремел такой силы, что содрогнулись скалы. Воздух словно вывернулся наизнанку, жар потек из-под сводов. Огненное пламя родилось в огромном пространстве зала, облизало его до самых стен и хлынуло в ответвления. К счастью, в уходящих вниз штреках огонь большей частью прошел под самым потолком, и длилось это недолго.
Через пару мгновений все было кончено, в воздухе повис отвратительный запах гари. Пелена каменной пыли затянула собой все подземелье. Отовсюду доносились человеческие стоны и жуткие крики — те из стражников, кто не сгорел заживо, сейчас катались по полу зала, пытаясь потушить охватившее одежду пламя, некоторые просто кричали, не способные больше ни на что, большинство потеряли глаза и ослепли.
План Ильдиара принес куда более разрушительные последствия, чем он ожидал. И все же все прошло, как и было задумано: они с Джаном, укрывшись в тачках под тонким слоем серы, были доправлены в зал Дневной Нормы, где их по одному выгрузили, пользуясь тем, что Аэрха мастерски отвлекал стражу. После чего они заняли места рабов-сменщиков у колеса, которые будто бы даже не заметили их присутствия. Ну а дальнейшее было еще проще: сменить бегунов в колесе, остановить мельницы, давая возможность джинну перегнать сернистый газ в зал… А дальше огонь, вспышка, взрыв.
Судя по грохоту камня, где-то произошел обвал, но ничего понять пока что было невозможно.
— Вперед! — раздался хриплый крик Хвали, и вместе с бергаром они вскочили на ноги, оттянули прочь тачки, и набросились на двух асаров, безвольно стоявших у выхода из тоннеля. Стражники орали, зажимая ладонями глаза, их лица были чудовищно обожжены — словно каждого макнули в бочку с кипящим маслом.
С легкостью отобрав у беспомощных врагов мечи, гном и бергар быстрыми движениями оборвали жизни двух приспешников визиря и бросились в зал.
— Разрази меня бездна! — мрачно выругался Хвали, увидев, во что превратились люди. — Им оказали чересчур неподобающую милость. Погребли, как сожженных гномов!
— Не думаю, что они от этого в восторге, — невесело захохотал Аэрха. Великан уже успел подобрать себе оружие по размеру — громадный двуручный ятаган он держал одной рукой, будто перышко, а в правую взял большой круглый щит.
— Ильдиар! Джан! Вы живы? — Гном вразвалку бросился к колесу, не обращая внимания на крики и стоны стражников кругом.
— Мы… мы… здесь… — Ильдиар уже выполз из колеса и как раз помогал выбраться Джану. — Нам удалось?
— Удалось… — рыкнул Хвали. — Тебе удалось. Разрушитель Аберджи! Так тебя отныне будут звать! Я другого не пойму: если ты все время мог колдовать огонь, почему я так долго жевал холодную солонину?
Ильдиар не ответил, ему было вообще не до смеха. Он сел прямо на землю и опустил лицо в ладони. Его будто вывернули наизнанку, из носа текла кровь, горло резало — это были не последствия взрыва и обвала — нет, это было лишь следствие противостояния негатору. Все же пустыня была слишком близко.