Твёрдость по Бринеллю

— Здравствуй… Димка вот тут, — показал Жупиков на невменяемого Диму.

У Галины сердце заходило ходуном, но она поморщилась:

— Входите.

Парочка проковыляла в комнату. Дима сразу рухнул на ковер и притворился мертвым. Жупиков опустился на табуретку, так же виновато и жалобно поглядывая на Галину. Потом, осмелев, освоился, стал вертеть головой, разглядывать тесную комнатку.

— Японский? — ткнул он в сторону магнитофона. — Давно у тебя?

— Старый, я его использую вместо стула, — ответила Галина.

Жупиков восхищенно прищелкнул языком:

— Аппаратурка, телевизор новый, — отметил он. — Нормально живешь. Чистота, смотрю, порядок. Раньше бы так было…

Галина хмыкнула. Чистоту она любила, но посвящать ей жизнь не собиралась.

Вдруг на раскладном кресле заворочалась Аленка, подняла голову:

— Мама… Я пописать хочу.

— Ну пойдем.

Аленка поднялась — маленькая, худенькая, в длинной рубашке до полу, прошла мимо Жупикова, недоуменно взглянув на него припухшими глазами. Жупиков забеспокоился, вжался в табуретку, голову втянул в плечи, как будто хотел спрятаться, стать невидимым для детского взгляда. Пьяные, виноватые глаза его наполнились слезами, физиономия сморщилась, как будто он собирался заплакать.

— Странно, — заметила Галина, проводив дочку. — Никогда она не просыпается ночью, а сегодня — как почувствовала…

Жупиков кивнул. Аленка, вернувшись, снова сонно прошла мимо дяди, залезла под одеяло и отвернулась к стенке. Вскоре она тихо засопела.

— Ну ладно, пойдем мы, поздно уже, — Жупиков поднялся с табуретки.

— Этого забирай, — ткнула пальцем в сторону его дружка Галина.

Жупиков с трудом поднял накочегарившегося товарища, с возней, со смехом потащил его к дверям. У выхода обернулся, осмелясь, спросил:

— Можно, мы еще когда-нибудь придем?

— Ладно, приходите, — кивнула Галина.

Гости с шумом покатились вниз по лестнице.

"Господи, все такой же, ни на грамм серьезнее не стал", — вздохнула Галина, укладываясь спать. Но на душе все-таки было приятно.

***

Через два дня Жупиков пришел к ней, и опять не один, а с бывшим однокашником "Вовкой".

— Можно? — заробели они у входа — оба трезвые были.

— Входите, — повеселела, неведомо с чего, Галина.

Гости зашли, робко уселись на диване.

— Мы тут… — Жупиков засмущался, доставая из портфеля бутылку вина. — Нам с Вовкой оклады повысили, так мы… — он достал еще две.

— Ого! — не сдержала удивления Галина. — Что ж, придется рюмки доставать.

Она принесла рюмки, на закуску — фаршированные перцы, которые как будто специально сготовила к приходу гостей.

— Неужто готовить научилась? — спросил, подсмеиваясь, Жупиков.

Галина скорчила гримасу: "Собственно, почему бы и нет?"

Лева отведал.

— Вкусно, — похвалил он, — как настоящие.

Галина отмахнулась: "Кушайте на здоровье".

Аленка, оторвавшись от книжки, которую рассматривала, пристально смотрела на красивого дядю.

Галина вышла на кухню за добавкой. Когда она вернулась в комнату, по напряженно застывшей Аленке, по плаксивому, виноватому выражению лица Жупикова поняла: что-то произошло.

— Что ты ей сказал? — почти догадываясь, приступила она к Жупикову. Руки ее покрылись мурашками — она ожидала непоправимого.

— Я сказал, что я — ее папа…

Галина обмякла, душа ее куда-то оборвалась.

— Зачем?! Не знал ребенок, что у него есть отец, и век бы еще не узнал! Ну что вот теперь делать? Для чего ты ей сказал? — досадовала она на Жупикова.

Аленка широко раскрытыми глазами недоверчиво посмотрела на маму. Потом сказала, видимо, уже повторяя:

— Нет, ты не мой папа, у моего папы совсем другие глаза.

— Ну Галя, скажи ей, — простонал Жупиков, — она мне не верит!

— А с чего бы ей верить? Она тебя только на фотографиях и видела. Мало ли кто что ей скажет? Расхлебывай теперь сам! — расстроенная Галина махнула рукой.

Но все же ей было интересно, как Жупиков выпутается из этого положения. Наверно, думал, что как только он известит Аленку, кто он такой, она с радостным визгом бросится ему на шею, и все пойдет как по маслу — две родственные души сольются… Но в жизни все гораздо сложнее, тем более у детей. Да и как Аленка поверит ему, что он ее папа, если четыре года его не видела и знать не знала?

Но Жупиков начал форсировать события — ему не терпелось, чтобы ребенок вот сейчас же, немедленно, узнал в нем папу. Как это — от родного отца отказываться? Для него это было неожиданностью — он не думал, что с ребенком у него возникнут трудности.

— Галя, у тебя есть мои фотография? — потребовал он. — Дай ее сюда! Пусть она сличит! Пусть узнает!

Галина достала фотографию, которую бабушка не раз показывала Аленке, чтобы та "знала своего папу". Аленка недоверчиво слушала доказательства дяди, который тыкал пальцем в фото, а потом — себе в лицо. "Вовка" наконец не выдержал:

— Говорил же тебе, Лева: не вылезай, помолчи!

Лева сник. Аленка отошла в угол и смотрела оттуда на отца своими большими глазами. Ее маленькое детское сознание впервые было так сильно смущено. Галя до сих пор ни разу не упоминала ей об отце — что о нем вспоминать, если он уже оторванный ломоть, умер для них. Но бабушка, Галина мать, не давала Аленке забыть о нем. То, по ее словам, папа отправился куда-то "зарабатывать денежки", то "очень много где-то работает", и ему все некогда, недосуг. И во всех случаях он был "так далеко", что не мог придти к дочке, хотя жил в трех кварталах от нее…

Раздосадованный дружок Левы засобирался домой. Лева решил еще остаться — ему нужно было сказать Гале то важное, ради чего он пришел, ради чего он признался дочке в родстве. Галина тоже это понимала.

Вовка ушел, они остались вдвоем. Растревоженная Аленка не выходила из своего угла. Жупиков помялся, прежде чем начать, потом заговорил — трезво, серьезно. "Господи, ведет себя почти как мужчина… Откуда только смелость да рассудительность взялись?" — изумлялась, глядя на него, Галина.

Жупиков начал дипломатично:

— Галя, я за эти годы очень многое пережил, передумал… Постарел лет на десять…

Галина особых перемен не заметила, но промолчала.

— Я понял, что все это не то… Ну, мой второй брак. А вот первая жена, первый ребенок — это здесь, в сердце, это — настоящее, это не забывается. Я все это время о вас думал… Дурак был, дурак, что развелся!

— Может, это тебе только кажется? — усомнилась Галина. Что-то уж больно фантастично это раскаяние выглядело. Где ж тогда он был три года, если о них неотступно думал?