Тверской бульвар

— Хорошо, — сказал Денис Александрович, — можешь идти. Мы с тобой поговорим завтра.

Икрам поднялся, вежливо сказал «до свидания» и вышел из комнаты. Мы повернулись к его матери. Она чувствовала состояние сына лучше нас всех.

— Я не понимаю, что происходит, — сказала она, — он какой-то сам не свой. Запуганный, потерянный. Ничего не рассказывает, все время лежит на кровати и переживает. А когда я ему сказала, что убили Антона, он даже не удивился. Только как-то странно на меня посмотрел.

— Вы с ним лучше сами поговорите, — посоветовал Денис Александрович, — и завтра привезите его в милицию. К двенадцати часам дня. Я в это время тоже буду там. Хотелось бы, чтобы Икрам честно нам рассказал все, что знает. Поймите, это не детские забавы. Мальчики были каким-то образом связаны с торговцами наркотиками. Это очень опасно.

— Что вы говорите?! — всплеснула руками мать Икрама. — Мой сын связан с такими людьми? Не может быть! Мы честные люди, у нас нет среди знакомых таких бандитов…

— Конечно нет, — зло вставил, снова не выдержав, Сердюков. — У меня на участке всю торговлю ваши земляки контролируют. И вообще в Москве больше половины воров в законе — ваши кавказцы. Или вы этого тоже не знаете?

— При чем тут воры? При чем тут национальность торговцев наркотиками? — резонно спросила хозяйка квартиры. — Я за них не отвечаю. Это ваше дело их ловить и сажать в тюрьму. А мое дело детей воспитывать. У меня трое сыновей. Двое уже студенты. А третий пока школьник. И я стараюсь сделать так, чтобы они выросли достойными людьми. Между прочим, мы все граждане России…

— Это вы умеете, — кивнул Сердюков. — Чтобы не было никаких проблем, сразу получаете гражданство. И если я сделаю шаг в сторону, тут же пишете на меня жалобу в прокуратуру.

— Хватит уже, — поморщился Денис Александрович.

А я решила, что мне тоже нужно вмешаться. Этот Сердюков меня тоже достал.

— Между прочим, прокуратура существует для защиты законных прав наших граждан, — вмешалась я. — И не важно, какие это граждане — черные, розовые, зеленые или в полоску, в прокуратуре их права все равно должны защищать, даже если цвет их кожи вам совсем не нравится.

— А вас не спрашивают, — огрызнулся Сердюков.

— Именно поэтому я вам и объясняю. Иногда нужно спрашивать. — Я получила огромное удовольствие, публично посадив его на место.

Но Игнатьев снова вмешался, не дав в обиду своего напарника:

— Госпожа Моржикова, все юридические вопросы мы обсудим в милиции. Или у нас в прокуратуре. А сейчас попросим госпожу Зейналову еще раз поговорить со своим сыном и убедить его завтра рассказать нам все, что он знает. Иначе я буду вынужден потребовать санкцию прокурора на временное задержание вашего сына.

Он блефовал. Нельзя задерживать или арестовывать подростка только за то, что он молчит. Нет таких законов, еще не придумали. Но мать Икрама об этом не знала. Она быстро кивнула головой. Теперь мы могли не сомневаться, что она сделает все от нее зависящее, чтобы убедить сына рассказать правду. В конце концов, Игнатьев прав. Это в интересах самого мальчика. Если охотятся на ребят, то вполне вероятно, что третьей жертвой может стать именно Икрам Зейналов.

Мы попрощались и, переобувшись, вышли из квартиры. В машине майор Сердюков уже не сдерживался.

— Этот стервец что-то знает, — убежденно заявил он. — Нельзя было нам уходить. Нужно было забрать его с собой. И выжать из него всю правду.

— Каким образом? — поинтересовался Игнатьев. Он сидел рядом со мной на заднем сиденье. — А если бы мальчик замкнулся и вообще не захотел бы с нами разговаривать? Не говоря уже о том, что его мать могла не отпустить сына в таком состоянии. На каком основании мы могли бы его задержать? Только потому, что он нам явно недоговаривает? Но наши субъективные ощущения еще не доказательство.

— И Антон что-то знал, — продолжал Сердюков, — и этот тоже знает. Только не хочет говорить. Может, ребят запугали, вот они и молчат? Будем ждать, пока уберут третьего?

— Не будем, — отрезал Денис Александрович, — нужно еще раз поговорить с ребятами и учителями, которые знали эту тройку. Если понадобится, опросить всех их одноклассников без исключения. Проверить всех знакомых, уточнить их связи. Кто-то ведь продавал Левчеву наркотики. Кто-то был с ними связан. В конце концов, нужно задействовать агентуру. — Он взглянул на меня и чуть смущенно улыбнулся. — Извините. Я не должен был говорить об этом в вашем присутствии…

— Ничего. Я все давно знаю. Я ведь профессиональный юрист.

— Только один совет. Не нужно устраивать публичных споров с коллегами в присутствии свидетелей. Это непродуктивно. Согласны?

— Да. — Если бы он знал, как я ненавидела майора Сердюкова с первого момента знакомства, то поддержал бы меня. Но формально Денис Александрович был прав. И я, конечно, согласилась.

— Как вы думаете, у нас есть шанс найти Костю Левчева живым? — спросила я, уже зная ответ. Но мне так хотелось, чтобы он меня успокоил. Мне вообще хотелось бы не слышать об этом страшном деле. Я вспомнила несчастные лица профессора Левчева и его супруги. Вспомнила мать Антона, его старшую сестру, его деда. Как они переживут эту смерть? Ведь его дед хоть и применял свои собственные методы воспитания, тем не менее очень любил внука и гордился им. И такая трагедия! Я ждала ответа.

— Не думаю, — честно ответил Денис Александрович, — боюсь, здесь все ясно. Я не хочу вас пугать, но судя по всему, мальчик в последнее время был уже неуправляем. И прошло столько дней… Ничего утешительного для его родителей мы сообщить не сможем. Я знаю, что нам приказали взять дело под особый контроль. И слышал, что сам Стукалин звонил в городское управление. Только от этого ситуация не изменится. Чудес не бывает. Если найдем его живым, я поверю в чудо. Вы уже все поняли. Там тоже не все чисто. Возможно, что мы всего пока не узнали, но убийство Антона Григорьева подводит нас к очень неприятным выводам.

Я тяжело вздохнула. Конечно, он был прав. Но как мне сказать об этом Левчевым? Они так надеются, что их мальчика все-таки найдут живым. Медея уверена, что сын просто попал в больницу под чужим именем. Если они узнают о смерти его товарища, то просто сойдут с ума. Вот такое у меня дурацкое положение. С одной стороны, я обязана информировать семью Левчевых о том, как идет расследование по факту исчезновения их сына, а с другой, по-моему, им нельзя говорить об убийстве Антона, это сразу сделает надежду найти Костю живым почти нереальной.