Тверской гость

– А, бидарец!
– сказал он.
– Это ты?

– Я, я, почтенный. Наши быки устали. Вот мы и решили отдохнуть немного. Как жаль, что мы смутили твой покой, и какое счастье, что мы увидели тебя!

Воин снял руку с эфеса, вытер потный лоб рукавом кафтана.

– Проклятая жара!
– обыденным голосом произнес он.
– Долго ехал, Рангу? Что нового в Бидаре?

Минуту спустя все трое сидели в шатре возле кувшина с вином. Рангу не пил, но Рашид себя упрашивать не заставлял.

– Живите!
– благодушно разрешил он.
– Но времена изменились, Рангу. Платить придется больше. У нас новый начальник, а он очень любит золото. Заплатите два золотых мне и пять ему.

Рангу попытался торговаться, но Рашид ленивым жестом остановил его.

– Тсс, тсс... Мне не нужны лишние деньги. Но если вы хотите жить спокойно, платите без спора.

– Мы заплатим!
– сказал Никитин.

Воин одобрительно посмотрел на него:

– Я сразу почувствовал к тебе расположение, купец. Вот и хорошо. А чтобы вы тут не скучали, я порой буду заходить к вам.

И он рассмеялся, сощурив узкие глаза и тряся толстым животом.

Получив деньги, Рашид собрался уходить.

– Да!
– вспомнил он, уже подняв полог палатки.
– Здесь развелось много волков. Смотрите за быками. Селям!

После ухода Рашида Рангу покачал головой.

– Много стали брать!
– задумчиво произнес он.
– Много... Ну, ничего. Зато на Рашида можно положиться. Он не подводит тех, с кого берет.

– Как скупать алмазы-то?
– спросил Никитин.
– Куда идти?

– Они придут сами!
– усмехнулся Рангу.
– Пойдем собирать хворост. Нам нужно варить рис.

Ночь упала на Голконду черная и глухая. У шатров стражи краснели точки костров. Где-то тявкали шакалы, дурным голосом захохотала гиена.

– Пора!
– сказал Рангу.

Он подбросил в еле тлеющий костерок охапку сухих веток. Приглушенное на миг пламя вцепилось в щепу, в костре затрещало, и длинный язык огня вдруг взметнулся ввысь, доставая до синего неба.

– Костер должен гореть ярко!
– пояснил Рангу.
– А мы будем ждать.

И, обхватив руками колени, уткнулся в них подбородком, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Никитин тоже молчал, слушая, как разговаривает огонь, как брякают колокольцы быков, как с легким шорохом скользит над головой ночная птица.

Он устал за эти дни. Видимо, здоровье ослабело не на шутку. Да. Не миновал и он индийских бед. Вспомнился умерший красильщик.

– Какие порты, кроме Чаула, еще есть?
– нарушил молчание Никитин.

– Гоа, Дабул...

– А к деревне Ситы который ближе?

– Дабул... Ты думаешь уезжать?

– Да, Рангу.

– Я провожу тебя.

– Ну, что ты... В такую даль!

– Разве я не стал тебе другом?

Никитин пересел к Рангу, обнял товарища за плечи, и они остались сидеть рядом, глядя в черный безмолвный мрак.

– Скажи, о чем ты думаешь, Афанасий?
– тихо спросил Рангу после долгого молчания.

– Учит религия моя, - медленно заговорил Никитин, - что должны все люди братьями быть. Когда я молод был - горячился, всякую ложь у себя в Твери обличал. Перенес из-за этого много. Увидел, что у знатного да богатого правды не сыщешь, - затосковал. Стал по свету бродить, глядеть, как люди живут, ума набираться. Ходил в северные земли, в немецкие, побывал в турской земле, до Царьграда плавал - и везде одно... Вот добрался до вас. А и у вас горе не слаще нашего. И вижу: всюду человек о счастье мечтает, в каждой земле по-своему на бога уповает, утешения себе выдумывает. Можно бы вроде всякую веру в добро потерять. Но прислушаешься к себе - нет, живет вера! И знаешь почему? Потому, что несчастливы люди повсюду. А коли так, должны же праведный путь найти, которым к счастью придут. Я того пути не ведаю. Не открыт он мне. А думается все же, что хоть разные нынче боги у нас и много различий меж нами, а тот праведный путь к счастью для всех будет один, как одно у людей горе...

Рангу неуверенно кивнул.

– Мысли твои высоки, - ответил он.
– Но мы же по-разному понимаем счастье...

– Нет!
– горячо возразил Никитин.
– Нет! Люди одно чувствуют: война беда, голод - беда, засилье богатого - беда... Разве не верно?

– Верно. Это верно, - проговорил Рангу.

Увлеченные разговором Афанасий и Рангу забыли о костре. Он слабел. Пришлось подкинуть в него веток и раздуть уголья. Дули оба. Пламя загудело. Тогда Никитин поднял раскрасневшееся от жара лицо. Сначала он ничего не видел. В глазах плыли огненные круги. Потом из кругов вырисовался человеческий скелет. Скелет стоял на коленях с другой стороны костра и смотрел на Афанасия глубоко запавшими, бесстрастными, но живыми глазами. Рангу обошел костер, потрепал скелет по плечу, вытянул ладонь.

Скелет что-то ответил. Рангу скривил губы.

– Что?
– спросил Афанасий.

– Это глотатель, - непонятно ответил Рангу и стал накладывать ночному гостю рис.

Афанасий подошел к ним. Голкондский раб как завороженный следил за руками Рангу. Шея его судорожно дергалась. Он был невероятно тощ, и казалось удивительным, что это сочленение костей - живой человек.

Протянутый ему рис раб проглотил мгновенно, облизав пальмовый лист.

Уходивший в палатку Рангу вернулся с какими-то снадобьями. Раб покорно проглотил поданные корешки.

Афанасий глядел удивленно.

А раба начало корчить. Глаза его выкатились, он захлебывался...

Через несколько минут все было кончено. Рангу, повозившись у костра, побулькав водой, окликнул Никитина:

– Иди сюда!

Афанасий подошел. На ладони Рангу лежали два камня. От блеска костра камни были кровавыми. Раб, не глядя на людей, опять ел. Но теперь он старательно жевал, насыщался медленно и серьезно.

– Как же... Неужели так всегда?
– спросил Афанасий.

– Нет, - отозвался Рангу.
– Есть другие. Те подрезают кожу. Прячут камни в раны. Но глотать вернее. Никакая стража не обнаружит. Конечно, возиться с ними неприятно и риса на таких уходит больше, но что поделаешь?

– Жутко!
– сказал Никитин.
– Черт знает что! А если поймают его?

– Убьют...

– Значит, из-за горстки риса человек на смерть ходит?

– Ну... Ведь рабы умирают с голода. А так они тянут. Другие, окрепнув, даже бегут.

– Вот, значит, как дешевы алмазы тут. Не знал я!
– произнес Никитин. Не знал!

Раб съел рис и поднялся.

– Дай ему еще!
– быстро сказал Никитин.
– Пусть ест!

Но Рангу отрицательно покачал головой.

– Нельзя. Ему станет плохо от обильной еды. Он может умереть...

Когда раб ушел, исчез в темноте, у костра воцарилось тягостное молчание.

– Так ведется издавна!
– сказал, наконец, Рангу.
– Не мы - так другие возьмут эти алмазы.

Вздохнув, Никитин подобрал отлетевший уголек, кинул в костер, посмотрел на запачканные пальцы, кивнул:

– Уж больно неожиданно получилось... Сегодня больше не надо.

Рангу не стал подкидывать в костер приготовленные было сучья. Огонь медленно умирал. Никитин лежал на кошме, следил за умирающим пламенем, и ему было тяжко и тоскливо. Спал он плохо. Но утром ночные сомнения показались ему слабостью. Он пришел сюда за алмазами, и он добудет их, как бы их тут ни приносили. Будут у него алмазы!.. И он остался у копей.