Тверской гость

Они прожили здесь до октября. Рабы приходили не часто. Алмазы у большинства были очень мелкие, нечистые. Лишь к октябрю Рангу и Никитин набрали такое количество камней, которое позволяло закончить торг без убытка, окупить дорожные расходы.

И Никитин стал настойчиво звать Рангу в Бидар.

В начале октября они разобрали шатер и двинулись в обратную дорогу.

Глава седьмая

– Эй, кто такие?

Выехавший из-за холма конный отряд загораживал путь. Всадники неторопливо приближались: застигнутой врасплох повозке некуда свернуть и уже не скрыться.

– Мусульманские воины!

– со страхом прошептал Рангу.

Никитину стало не по себе. Без всяких приключений проделали они уже большую часть пути до Бидара. Обидно, если сейчас что-нибудь случится. С Рангу было уговорено: всякой страже твердить, что ездили в Ориссу, к тамошним князькам, покупать камни. До сих пор сходило. Ну, а как эти воины не поверят, начнут расспросы, да и поймают на чем-нибудь?

Придерживая волов, Никитин думал и о том, что уже не первый мусульманский отряд встречался им. Похоже, Индия зашевелилась, как развороченный муравейник. Воины куда-то скачут, спешат. Не война ли какая началась?

Меж тем отряд приблизился, и Никитин свел брови. Что-то очень знакомое было в передовом, богато одетом воине. Даже конь его - белый, статный напоминал о чем-то...

– Мустафа!
– воскликнул Афанасий.
– Побей меня бог, Мустафа!

Воин тоже узнал Никитина. На мгновение бронзовое лицо гератца выразило замешательство, но он тотчас справился с собой и снисходительно заулыбался.

– Оставьте купцов! Это друзья!
– приказал Мустафа воинам, окружившим повозку. Отряд беспрекословно повиновался ему. Никитин с удивлением глядел на гератца, доставляя Мустафе несказанное удовольствие.

– Тебя и не узнать!
– проговорил Афанасий.

– Хм... А коня своего узнаешь?
– осклабился Мустафа, натягивая повод горячего жеребца.

– Мой жеребец у тебя?! Его же хан Омар купил!

– Вот он! Его назвали Гяуром, в твою честь. А хан Омар был хан - стал барабан!

Довольный своей шуткой, Мустафа громко захохотал, озираясь на воинов. Те усмехались.

– Ничего не пойму...
– признался Никитин.
– Загадками говоришь.

– Да ведь ты давно не был в Бидаре!
– прищурился гератец.
– Все ездишь? А новостей много... Кстати, кто это с тобой?

Мустафа подозрительно разглядывал Рангу, и Никитин почему-то насторожился.

– Погонщик мой, - осторожно ответил он.
– А что?

– А не знал ты такого - Рангу, камнереза?

Глаза Мустафы сверлили теперь обоих.

– Как не знать, - сказал Никитин, предчувствуя недоброе.
– С ним из Бидара шел.

– Куда?

– Да вместе восемь дней ходили, потом разошлись. Он, похоже, в Шри-Парвати собирался. Но зачем он тебе?

– Он враг султана. Плохих ты друзей выбираешь себе, Юсуф.

– Неужто враг? Да чем?

– Э! Рассказывать долго! Он замешан вместе с дедом в заговоре хана Омара. С деда уже спустили шкуру. Один Рангу скрылся. Но и его поймают.

– Не может быть!
– выговорил Никитин.

– Я сам помог раскрыть этот заговор!
– надменно произнес Мустафа. Кстати, ты знал и купца Бхавло. Этого тоже казнили. Благодари хазиначи Мухаммеда - он заступился за тебя, сказал великому визирю, что ты знаком с этими индусами по неведению. Ты можешь вернуться в Бидар спокойно.

Ошеломленный страшными известиями, Афанасий не знал, что ответить.

Небрежно кивнув ему, гератец тронул коня.

– Счастливого пути!
– бросил он.

Афанасий растерянно приложил руку к груди. Отряд удалялся.

– Рангу!
– произнес Никитин.
– Это правда - с заговором?

Рангу невидящими, залитыми слезами глазами смотрел на дальние холмы. Говорить он не мог. Лишь отрицательно потряс головой.

В одном дне пути от Бидара они расстались. Рангу должен был дождаться Афанасия в деревушке, Никитин же собирался узнать, что сталось с семьей Карны, расспросить у хазиначи Мухаммеда, правду ли сказал Мустафа, и если Карна жив - похлопотать за него.

Взволнованный, со стесненным сердцем, въехал Афанасий в ворота города. Неясная тревога за собственную судьбу не покидала его на знакомых улицах. Тревожила участь друзей.

В городе, казалось, все было по-прежнему. Орали на узких улочках верблюды. Сгибались под тяжелыми ношами тощие носильщики. Приоткрыв чадру, юная мусульманская красавица игриво улыбалась встретившемуся дружку. В тени забора сидели на корточках любители перепелиных боев, подбадривали яростными возгласами дерущихся пичуг. Брел, обливаясь потом, продавец халвы. Тараторили у порога две индуски с синими значками замужних женщин на лбу. А в светло-синем небе молочно-белые, легкие, как облака, и, как облака, равнодушные, парили силуэты дворцов.

Но все было не такое, как прежде.

Афанасий поторопился к своему дому. Старый гончар-сосед узнал его, закивал из двери. Афанасий улыбнулся. Остановив быков, забарабанил в дверь. Послышалось шлепанье босых ног Хасана. Раб, не спрашивая, по стуку узнав кто, поспешил отворить...

Все стояло на местах, пыль была вытерта, полы выметены. Сев на тахту и оглядевшись, Афанасий с удивлением почувствовал, что испытывает такое удовлетворение, словно и впрямь вернулся в родной дом. Но чувство это было мимолетно.

– Хасан!
– позвал Афанасий.
– Скажи, что здесь случилось? Ты знаешь?

Стоявший у притолоки Хасан тревожно оглянулся, словно кто-то мог подслушать его, потом сделал шаг к Никитину.

– У нас очень плохо, ходжа!
– прошептал он.
– Очень плохо... Я все расскажу. Не гневайся, если что-нибудь огорчит тебя. Вот что случилось и что я узнал, когда ты уехал...

Хасан рассказал сначала то, что Никитин уже слышал от Мустафы. Добавил только подробности. Но потом, замешкавшись, сообщил:

– Многие удивлялись, как мог оказаться замешанным в заговоре Карна. А потом прошел слух... да не раздражит он тебя! Конечно, камнерез был знаком с Бхавло. Но прошел слух, что хазиначи Мухаммед... аллах свидетель, я был ему верным рабом... Раньше хазиначи жил в Дели. Там жил и сын Карны Раджендра...

– Что ты говоришь!?
– выдавил из пересохшего горла Никитин.
– Не может быть!

– Ты слышал об этом, ходжа?

– Я не думал, что это хазиначи...

– Говорят, он. А теперь он узнал, что отец знает имя убийцы сына, и свел с ним счеты.