Твои, Отечество, сыны

Крылов, телефонисты, Машенька прыгали от радости.

— Правильно!.. Чудесно! Бомбите, подлецы, своих!

— И до чего же все это приятно, товарищ полковник! — пропела над самым моим ухом Машенька. — Это же такой сюрприз!

— Верно, дочка… Случай прямо-таки замечательный. А командир эскадрильи, фашистский «ас», будет наверняка расстрелян…

— Теперь нужно ожидать их танковой атаки, — сказал Крылов. — Такова их тактика: после налета авиации, как правило, действуют танки.

Связист доложил торжественно:

— На проводе командующий армией.

Генерал Подлас внимательно выслушал мой доклад.

— Хорошо, — сказал он, — Действуйте. Сейчас мы поможем вам залпом реактивной артиллерии!..

Через пятнадцать минут яркое пламя с грохотом, гулом, звоном переметнулось через город и заплескалось над обороной врага. Все бойцы полка майора Чернова пошли в атаку.

— Мне пора возвращаться на КП дивизии, — сказал я Крылову. — Положение у вас выправилось, и бой идет успешно. Однако передайте капитану Наумову, что полковник Родимцев недоволен. Поднимать роту в атаку должен ротный командир, а комбат Наумов должен руководить батальоном.

Не успел я ступить за порог сарая, как от забора ко мне бросился Шевченко.

— Танки противника прорвались! Они направляются сюда…

Я обернулся:

— Сколько, товарищ Крылов, у Кужеля здесь, в городе, орудий?

Казалось, он удивился моему вопросу:

— Право, товарищ полковник, я не интересовался, сколько их в городе…

Из глубины сарая снова выступила Машенька:

— Я знаю… В городе находится восемь орудий, и у каждого орудия по тридцать снарядов.

— Ну, дочка, ты совсем военный человек!

Она подбежала к двери, выглянула на улицу.

— Шесть танков… Смотрите, они направляются на батарею Волкова! Вон, видите, меж двумя сараями стоят четыре орудия? Ох и даст же им Волков чертей!

Неподалеку, на перекрестке, шесть вражеских танков медленно выкатились из-за угла дома, остановились, одновременно развернулись к востоку. В их действиях угадывалась та рассчитанная уверенность, которую немцы всегда показывали, чувствуя свое преимущество в силе. Возможно, за этой шестеркой двигалось еще большее количество машин? На это было похоже: танки словно бы ожидали подхода подкреплений.

Однако танкисты врага медлили по другой причине, — я это понял, едва расслышал гул самолетов, — они ожидали, пока их авиация нанесет по частям дивизии бомбовый удар.

Теперь немецкие летчики успели разобраться в обстановке: сигнал ведущего — и бомбы засвистели над боевыми порядками полка майора Чернова.

Машенька выбежала из сарая, взглянула вверх, всплеснула руками:

— Ложитесь!.. Прямо сюда бросил…

Она метнулась у моих ног и прижалась к земле. Я успел опуститься на колено… Земля всколыхнулась волной; стены сарая зашатались, рухнула и загорелась крыша, где-то близко с треском переломилась балка.

Задыхаясь, я выбрался из этого вороха соломы, глины, камней и щепок, схватил за плечи Машеньку, помог ей встать на ноги. Вокруг уже бушевал огонь.

— Фугаска. Пятьдесят килограмм, — деловито сказала Машенька, — У нее чертовски сильная взрывная волна…

Я заметил — на ней тлела шинель.

— Ступай-ка ты, «фугаска», на воздух! Сейчас обрушатся остальные стропила.

Отплевываясь от гари, весь черный и продымленный, Крылов спросил:

— Я думаю, следует сменить наш неудачный наблюдательный пункт? Куда же его перенести?

— В сотне метров отсюда я заметил яму. Переберемся туда…

Весь квартал вокруг нас полыхал огнем пожара. Густой и едкий дым застлал огород, переулок, соседние дворы. Переходя на новое место, мы потеряли наблюдение за танками врага. Я не заметил, как отбилась куда-то в сторону Машенька…

Неожиданно из-за сарая, в котором только что находился наш НП, обходя его обрушенную, пылающую крышу, выползли три немецких танка. Как же они пробрались сюда совершенно незаметно?

Мы бросились к забору и поползли. Плотный дым пожара теперь был спасительной маскировкой. Но за танками должна была следовать вражеская пехота. Почему она не появилась? Где-то очень близко загремел станковый пулемет. Я понял: пехота была отрезана от танков нашим фланговым огнем.

Нам удалось незамеченными проскользнуть в какой-то двор, повернуть за угол дома. Шевченко и два автоматчика — Тарасов и Гнатюк — не отступали от меня ни на шаг. Я видел их готовность прикрыть, в случае опасности, меня своими телами. Дело до этого не дошло: мы отыскали замеченную ранее яму…

Дым постепенно рассеивался, и впереди мелькнула знакомая фигура. Я услышал звонкий, веселый голос Машеньки:

— Смотрите, товарищ полковник… товарищ комиссар, пять немецких танков горят как свечи! Их подбила батарея Волкова… А что я вам говорила? Там, где стоят орудия нашего дивизиона, ни один вражеский танк не пройдет!

— Правильно, детка! — улыбнулся Крылов. — Мы знаем: Машенька напрасно не скажет.

Я связался с командиром полка Черновым и приказал немедля ввести в бой резервный батальон. Чувствовалось, что атака немцев захлебывается: ружейно-пулеметный огонь с их стороны слабел, танки на поле боя больше не появлялись.

Через минуту мне донесли, что еще три вражеских танка подбиты, а их экипажи взяты в плен. Это были те три машины, что так неожиданно выкатились у нашего НП.

Среди пленных немцев оказался командир танковой роты, здоровенный, обрюзгший детина, с двумя железными крестами на кителе. Его привел ко мне молоденький автоматчик, и пленный устало опустился на землю. Машенька строго приказала:

— Встать!..

Немец взглянул на нее изумленно, брови его приподнялись, глаза округлились. Он быстро вскочил на ноги, вытянул руки по швам. Переводчик Митрофан Пасечник перевел мои вопросы пленному.

— Скажите, чтобы отвечал коротко и ясно. Цацкаться с ним не будем… Какой части, когда прибыли, какую имели задачу?

Он понимал, что здесь, на передовой, нам не до выуживания ответов.

— Ночью мы сменили части 9-й танковой дивизии, — сказал он. — Эта дивизия должна продвигаться, в составе корпуса на восток, с задачей захватить город Щигры. Мы не думали, что русские предпримут ночную атаку, а посему разрешили себе небольшую роскошь: перед рассветом легли спать. Как частичный эпизод, ваша сегодняшняя атака удачна. Но вообще-то…

— Что «вообще»?..

Тот смотрел на меня исподлобья, словно колеблясь: сказать или не говорить?

— Вообще-то война скоро закончится. Она закончится в пользу нашего фюрера. Если вы, полковник, сохраните мне жизнь, не расстреляете меня, я могу гарантировать и вам жизнь…

Машенька схватилась за голову, лицо ее потемнело от гнева.

— Да ведь он с ума сошел! Что он, стервец, мелет?!

И обернулась ко мне:

— Разрешите, товарищ полковник, я положу ему компресс на лоб. Может, придет в себя и мы услышим что-нибудь поумнее?.