Твои ровесники

Снова отпечатав на машинке текст телеграммы, Марина понесла ее на подпись директору завода. Может быть, удастся обойти Ковшова.

— А почему я? — удивленно посмотрел на нее директор. — Есть же начальник отдела.

Знает уже, что Ковшов приехал!

— Он не хочет.

— Странно… Он не хочет подписывать, а вы несете ко мне?

— Иван Васильевич, если вы не подпишете… Если вы не подпишете…

У Марины дрожали губы.

— Что случилось?.. Что вы молчите?.. Ну-ка, садитесь сюда. Выкладывайте, что произошло…

Больше часа просидела Марина у директора завода.

Несколько раз в кабинет заходила секретарша, напоминала, что директору надо ехать в горисполком, но он только нетерпеливо отмахивался.

А когда Марина ушла, неся в вытянутой руке, как боевое знамя, подписанную директором телеграмму, он вызвал секретаря и сказал:

— Позвоните в горисполком и сообщите, что я приеду позже. И вызовите ко мне Ковшова. Немедленно!

Ковшов вернулся от директора после конца рабочего дня. В отделе снабжения уже никого не было. Одна Марина возилась с бумагами: она решила дождаться начальника отдела.

Ковшов остановился напротив нее и, заложив руки за спину, долго стоял и молчал. Марина не решалась поднять головы.

— Так, — процедил сквозь зубы Ковшов. — Так… Значит, жаловаться, кляузничать… На меня… Значит, все, что я для тебя сделал, побоку. Так…

Он бросал в нее слова, словно тяжелые камни.

— Ой, зачем вы так говорите, Степан Сергеевич!

— Значит, все побоку, — продолжал он с едва сдерживаемой яростью. — Значит, змею в отделе пригрел…

Чем дольше он говорил, тем смелее смотрела Марина ему в глаза. Он так неправ, так вопиюще неправ!

— И ты думаешь, что тебе все сойдет с рук? — говорил Ковшов, наклонив голову и чуть покачиваясь. — Ты меня еще плохо знаешь. Придавлю ногтем — и нет тебя.

Грузно ступая, он прошел к себе.

— Хромченко! — почти сразу же раздался оттуда его голос.

Марина вошла в кабинет. Ковшов сидел за письменным столом и тяжело дышал, держась за грудь.

— Вам плохо, Степан Сергеевич? — кинулась она к нему.

Он остановил ее движением руки.

— Я позвал вас, Хромченко, чтобы сообщить о новом назначении, — официальным тоном произнес Ковшов. — Вы хорошо поработали за время моего отсутствия. С завтрашнего дня я хочу вас назначить начальником группы химикатов. Пасечник переводится в другую группу… Директор не возражает… Согласны? Подумайте, Хромченко. Очень ответственная должность. Чуть недосмотрели — и завод останавливается. По вашей вине. Понимаете, чем это пахнет — остановка завода по вашей вине?

В глазах начальника отдела Марина прочла вызов и предостережение.

Отказаться? Ведь поскользнешься — пощады не будет…

Нет, нельзя! Дело не в ней, не в их отношениях. Главное — завод.

Марина глубоко вздохнула:

— Понимаю, Степан Сергеевич… Я согласна. Можно идти?

Марина повернулась и вышла из кабинета, почти физически ощущая на затылке тяжелый, сверлящий взгляд.

Борис Полевой

ПРАКТИКАНТ

Дело было ночью, когда со всех объектов строительства в приземистое здание управления поступили сведения о сделанном за день. В этот час начальник стройки, известный советский инженер, собирал у себя руководителей районов и своих ближайших помощников, чтобы наметить и обсудить главные задачи завтрашнего дня. Короткие ночные совещания и здесь назывались «заседаниями военного совета», и в шутливом названии этом была правда, ибо напряженная жизнь строительства напоминала картину наступления, и это мирное трудовое наступление, все нарастая и ширясь, велось день и ночь.

Так вот, в поздний час мы попросили у начальника дать человека, который мог проводить нас на один из объектов, где утром ожидались важные производственные события. Начальник потер большой, рабочей рукой высокий лоб и сказал задумчиво:

— А знаете, придется, пожалуй, ехать без провожатого. Весь мой народ должен быть тут, на совещании. Впрочем, — и в его спокойных больших, стального цвета глазах вдруг мелькнула лукавинка, — впрочем, есть один человек… очень серьезный товарищ… только…

Он позвонил и сказал пожилой секретарше, бесшумно возникшей в дверях:

— Пригласите ко мне практиканта. Если ушел, пошлите за ним машину, — и, обернувшись к нам, добавил: — Только уговор: вслух не удивляться и провожатого нашего вопросами о его личности не смущать. Я потом сам все объясню.

Усталое лицо начальника сохраняло прежнее холодно-деловое выражение, но глаза его смеялись уже откровенно.

В это время дверь открылась, и из-за портьеры появилась щупленькая фигура подростка в ватнике. Слишком большой по размеру ватник сидел на нем, как водолазная рубаха, а рукава его были даже закатаны. На вид вошедшему можно было дать лет четырнадцать, но лицо его, совсем еще детское, было необычайно серьезно, и это взрослое выражение как-то особенно не вязалось с носом пуговкой, густо поперченным крупными золотыми веснушками, с пушком на щеках.

— Вот, познакомьтесь — Константин Ермоленко, наш практикант. Костя, отведите товарищей на шестой объект. Все им покажете.

Необыкновенный практикант кивнул головой. По-видимому, выполнять подобные поручения было ему не в диковинку. Мальчишеским жестом он поддернул брюки и при этом серьезно сказал:

— Хорошо. Прошу за мной.

Проводник оказался бесценным спутником. Он всю дорогу рассказывал о строительстве; точнее, не рассказывал, а толково отвечал на вопросы, и ни один из них не застал его врасплох.

Строительство он знал отлично, и знал именно то, что могло показаться интересным новичкам. Память у него была поразительная.

Впрочем, относясь к своему делу очень ответственно, он не вполне доверял памяти и иногда лез в карман, извлекал замурзанную и истертую записную книжку и уточнял по ней названия и цифры.

Но особенно в нем подкупало то, что он как бы сросся со стройкой — думал о ней, как о чем-то своем, личном. На нас, людей, впервые попавших сюда, смотрел снисходительно и считал долгом все пояснять в популярных сравнениях.

Так мы узнали, что намывная плотина похожа на горный хребет, что машины бетонного завода переваривают в день больше, чем целый состав цемента, что если вытянуть в одну нитку всю металлическую арматуру, которую предстоит заложить в тело сооружений, то получилась бы стальная полоса, которой можно было бы опоясать земной шар.

На стройке его знали и, должно быть, любили. Кое-кто из встретившихся инженеров — правда, не без легкой усмешки — поздоровался с ним, а шофер тяжелого бензовоза, поравнявшись с ним, притормозил и, высунувшись из кабины, крикнул: