Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]

– Несколько синяков и подвывихнутая нога, – итальянец отмахнулся, показывая, что его беды не заслуживают долгих обсуждений. – Они побаивались своего хозяина, поэтому я легко отделался… Монна Изабелла, идемте, вам не стоит находиться здесь.

– Сейчас, – рассеянно отозвалась девушка.

Позже Гай упрекал себя – мог бы догадаться, что мистрисс Уэстмор не уйдет, не оставив по себе долгой памяти. Она еще не отошла от кресла, и Гиллем не успел дернуться в сторону, избежав стремительно дернувшегося вверх лезвия – не стилетного, подходящего только для колющих ударов, а его собственного широкого ножа, небрежно воткнутого Тьерри в щель между каменными блоками стены. Маленький ошметок человеческой плоти, ловко подхваченный девушкой, описал в воздухе дугу, разбрызгивая мелкие алые капельки, шлепнулся на догорающие угли в очаге и зашипел, испуская тошнотворно-сладковатый душок. Гиллем закричал, но крик тут же перешел в задушенный хрип, когда он скосил глаза и увидел густые, вязкие струйки темно-багровой жидкости, быстро прокладывающие путь вниз, сначала по левому плечу, а затем и по светло-зеленоватой ткани рукава.

– Неплохо, – хмыкнув одобрил Тьерри. – Это придаст ему в будущем некий выразительный штрих неповторимого обаяния. Гиллем, дорогуша, придется тебе потерпеть, пока я закончу свои дела. Не переживай, никто еще не умирал от потери уха. Обещаю, постараюсь вернуться побыстрее. Господа, нам пора. Мадам Изабелла, вы не могли бы сдержаться и не разделывать далее на кусочки моего родственника из Содома и Гоморры?

Девушка надменно фыркнула и запустила так хорошо послужившим ей кинжалом в противоположную стену, целя в деревянную рожицу поддерживающего настенный подсвечник бесенка. Она промахнулась, угодив чуть ниже, отчего бесенок приобрел задумчивый вид существа, ковыряющегося после сытного обеда ножом в зубах. * * *

– Вам не выйти, – три кратких слова прозвучали ударом похоронного колокола, поэтому Тьерри поторопился разъяснить: – Не выйти через нижние ворота. Обычно тамошняя стража не слишком усердствует, но сегодня… Рамон изрядно запугал их, и они наперебой твердят, что отопрут только по личному приказу господина графа или наследника.

– А ни тот, ни другой отдать подобный приказ не в состоянии, – невесело подытожил Франческо, успевший придти в себя.

– Я могу, конечно, учинить скандал с мордобитием и угрозами вечного проклятия, но какой-нибудь выскочка, одержимый желанием выслужиться, непременно поскачет докладывать отцу, – де Транкавель-средний задумчиво потеребил кончик длинной смолянистой пряди собственных волос. Остальные терпеливо взирали на него. – Вы с моей помощью натворили достаточно дел, чтобы отец не стал дожидаться приезда его святейшества епископа и учинил суд по собственному усмотрению – над вами, а заодно и надо мной. Спрашивается, что же нам делать?

В полупустой конюшне повисла тишина, нарушаемая потрескиванием сгорающего фитиля в лампе и дыханием шести человек.

– Сколько всего выходов из замка? – сухо поинтересовался Мак-Лауд.

– Обычный; для поставщиков провизии и вилланов – через нижний двор, еще два прохода выводят в ров, но там не пройдут лошади… – начал перечислять мрачнеющий на глаза Тьерри.

– Подземный ход, – напомнила Бланка. Старший брат укоризненно посмотрел на нее, будто девочка ляпнула несусветную глупость.

– Какой подземный ход? – оживилась Изабель.

– Я бы не советовал вам туда соваться, – медленно, тщательно взвешивая каждое слово, проговорил де Транкавель. – Впрочем, не только вам, но даже своему злейшему врагу. Да, это сооружение вроде бы выводит за пределы Ренна, однако случалось, что вошедших в него людей больше никто не видел… Ни трупов, ни следов, ничего! И еще одна малость – ключи от этого подземелья есть только у отца. Придется придумать что-то другое.

– Разве что научиться летать, – вполголоса пробормотала мистрисс Уэстмор, и компания снова замолчала, угрюмо смотря куда угодно, только не друг на друга.

– На худой конец, можно попробовать взломать замок, – подал голос шотландец. – Вряд ли он особенно сложный. Где начинается этот ваш лаз? Он большой, лошадей сможем провести?

– Он поблизости от библиотеки, снаружи выглядит, как обычная дверь в склад, – пожал плечами Тьерри. – Да, лошади там пройдут, однако в нем весьма странный замок. Даже если вы и умеете их вскрывать, думаю, этот вам не по силам.

До слуха не принимавшего участия в обсуждении нынешнего коварного поворота судьбы Гая все голоса долетали издалека, точно их владельцев и его разделяла довольно толстая преграда. Упоминание о библиотеке заставило его напрячь память, вспоминая недавнюю беседу с отцом Ансельмо. Хранитель книг упомянул что-то о запертых дверях и о необходимости спросить совета… Спросить у кого? «Того, кто разговаривает с камнями и молчит, и той, что болтает, но не выдает секретов», – так, кажется, звучало туманное указание. Под определение «вечно молчащего» вполне подходит Тьерри – он ведь не вмешивался в происходящее до последнего момента. Больше всех в Ренне болтает, вне всякого сомнения, леди Бланка, однако ни разу в ее болтовне не проскользнуло ничего, могущего послужить обвинением в адрес семьи де Транкавель. Какой же совет они могут дать, если Тьерри даже не в силах выполнить свое опрометчивое обещание вывести гостей из замка? Хотя погодите…

«Я спросил, не знает ли отец Ансельмо что-нибудь о ключе слуа и о двери, которую он может открывать, – Гай попытался воспроизвести всю беседу слово за словом. – Он, вне всякого сомнения, узнал ключ, однако намекнул, что за ответом нужно обращаться к мессиру Тьерри и леди Бланке. Теперь они рассказывают нам о непонятной двери, ведущей наружу, от которой у них нет ключа…»

– Я знаю, как мы уйдем, – сказал сэр Гисборн. – Дугал, у тебя же есть ключ. Спорю на половину моих будущих трофеев в Палестине – он подойдет.

Гаю не понадобилось объяснять, что он имеет в виду – его компаньон всегда отличался догадливостью, пусть и слегка помрачившейся после минувшей беспокойной ночи.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Сны о несбывшемся Время и место действия окутаны туманом безвестности

Серая глухая пелена, прорезаемая ослепительными серебряными вспышками, постепенно истаивала, но открывающийся вид не казался особенно оживленным и готовым приютить усталого путника. Скорее, наоборот – во все стороны, насколько хватало глаз, тянулась пологая равнина, накрытая пепельным куполом небес. Солнечный диск вопиюще отсутствовал, хотя некоторый свет имелся – поток болезненно-желтоватых лучей, скупо льющихся снизу вверх.

В первый миг Франческо растерялся, не в силах решить: видимое им – морок или существует на самом деле? Он отчетливо помнил, как они спускались в туннель, уловил отголоски непонятной ссоры между Мак-Лаудом и отцом Ансельмо, помнил даже нелепое обещание, сгоряча данное им монне Бьянке – вернуться в замок Ренн, и снисходительно-вежливую улыбку ее молчаливого и загадочного брата из числа тех людей, что зовутся «себе на уме». Четверка начала спуск вниз по широкому, сочащемуся водой коридору… и угодила прямиком в это непонятное облако. Франческо слышал отчаянный выкрик Изабель: «Держитесь вместе! Ради всего святого, держитесь вместе!», а затем его вместе с лошадьми точно накрыло приливной волной и потащило за собой в глубины неведомого океана. Все пропало – звуки, голоса попутчиков, ощущение движения в пространстве, осталось только непроглядное марево.

И вот теперь он находился неизвестно где. Впрочем, их честно предупредили, что подземные ходы Ренна отличаются своеобразием и, в отличие от прочих сооружений подобного рода, совершенно не обязательно выводят на поверхность земли. Оно и понятно: разве можно ожидать чего-то хорошего от двери, открываемой ключом, взятым у демона? Да, в тот момент этот путь казался наилучшим из возможных – через ворота их бы не выпустили, а потайная дверь находилась под охраной. Так сказал Тьерри, но Франческо заподозрил, что средний – и, возможно, отныне единственный – из наследников семейства де Транкавель слегка покривил душой, преследуя какие-то свои загадочные цели. Впрочем, какая разница, солгал Тьерри или нет? Они здесь, они потеряли друг друга, и он представления не имеет, как отсюда выбраться.

Какое-то время Франческо с ужасом размышлял над тем, не Чистилище ли вокруг него – место неприкаянных душ, не заслуживших ни награды райского света, ни проклятых темных подземелий ада. Очнувшийся от обморока здравый смысл въедливо напомнил, что в Чистилище вряд ли бы пустили животных, а скакуны по-прежнему оставались с ним и мало походили на бестелесных призраков. Он слышал размеренные вздохи темно-солового Фламандца, принадлежавшего мессиру Гаю Гисборну и временно перешедшего в его пользование, чувствовал, как справа натягивается и ослабевает притороченный к седлу ремень, тянущийся к уздечке серого жеребца Мак-Лауда, как пыхтит идущая слева гнедая кобыла, груженая уцелевшей поклажей, и все больше убеждался, что лошади – настоящие. Кроме того, он сам продолжал испытывать вполне бренные чувства, скорее всего, невозможные в Ином мире: неудобство от сидения в непривычном седле, ноющую боль в наскоро вправленной руке и, как это не смешно, сильнейшее желание перекусить.