Творение. История искусства с самого начала

Цилиндр Кира. После 539 до н. э. Обожженная глина

Однако ни богиня Иштар, ни мифические стражи мушхушу не смогли спасти Вавилон от неизбежной участи. В 539 году до нашей эры великий город южных равнин Междуречья и всё подвластное ему Нововавилонское царство были завоеваны пришедшим с востока племенем всадников под предводительством «Царя четырех стран света». Этим царем был Куруш II, более известный как персидский царь Кир Великий. Триумфальное прибытие Кира в Вавилон по процессионной дороге было запечатлено клинописью на большом глиняном цилиндре, похожем на гигантский орех, где Кир представлен освободителем вавилонского народа от тирании последнего царя, Набонида, в соответствии с волей покровителя города, бога Мардука. «Я — Кир, царь множеств, царь великий, царь могучий, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырех стран света» [31] . Текст восхваляет Кира, перечисляя его мирные намерения, и подчеркивает его религиозную терпимость и стремление к сотрудничеству. Кир отстроил храмы, заброшенные правителями Вавилона, и восстановил изображения богов в святилищах, в том числе в Ашшуре, Аккаде и Эшнунне. Он восстановил городскую стену, вероятно, разрушенную во время его же осады. Хотя надпись на цилиндре об этом не упоминает, в Библии Кир прославлен за то, что вернул иудейский народ в Израиль, положив конец почти пятидесятилетнему Вавилонскому плену. Лишь немногие старики могли помнить о своем уходе из Иерусалима, когда наконец вернулись домой.

31

Curtis J. The Cyrus Cylinder and Ancient Persia. London, 2013. P. 42–43.

Основанная Киром Персидская империя (или держава Ахеменидов) стала последней великой державой в Западной Азии, где сохранялись древние государства Месопотамии — Шумер, Аккад, Ассирия и Вавилон. Однако она была гораздо масштабнее любого из них, достигнув своего апогея примерно на рубеже V века до нашей эры, в период правления Дария Великого, вельможи, узурпировавшего трон и собравшего воедино земли от Ливии на западе до реки Инд на востоке, а также захватившего другую великую державу на западе — Египет, столица которой, Мемфис, покорилась персам в 525 году до нашей эры. Изображения, созданные Ахеменидами (от Ахемена, царственного предка Дария, имя которого он использовал для легитимации своего правления), отражают широкую географию владений, а также древние месопотамские традиции.

Искусство Ахеменидов, подобно искусству вавилонян и ассирийцев, а еще ранее — аккадцев, служило отражением царской власти. Это было исключительно придворное искусство. Со всех уголков империи съезжались лучшие мастера, чтобы строить и украшать великую столицу династии Ахеменидов в долине Мервдешт на юго-западе Ирана, основанную в период правления Дария. Здания города Парсы (греческое название — Персеполис, или Персеполь), возведенные на просторной каменной террасе, к которой вела монументальная лестница, заключали в себе колоссальные залы, уставленные колоннами, увитые раскрашенными в яркие цвета нескончаемыми барельефами, наполненные статуями крылатых стражей-быков, похожих на шеду Нимруда, Ниневии и Дур-Шаррукина. Ападана — зал для торжеств, начатый Дарием и законченный его сыном Ксерксом, — поражал своими гигантскими размерами, он должен был внушать трепет даже самым могущественным из царственных гостей. Колонны, взмывающие на двадцатиметровую высоту, были увенчаны раскрашенными капителями в форме парных скульптур быков и львов, поддерживающих огромные кровельные балки. Этот зал был расположен посреди комплекса зданий, куда созывались представители всей империи, чтобы платить дань, как о том свидетельствуют рельефы вокруг основания входной лестницы: индийцы несут специи и золотой песок; арабы, армяне и египтяне — одежду и посуду; эламиты приносят луки и кинжалы, а бактрийцы ведут двугорбого верблюда; ионийские греки несут клубки шерсти и тюки тканей; эфиопы дарят слоновьи бивни и жирафа, ливийцы ведут горного козла; а шестеро вавилонян преподносят персидскому царю буйвола [32] . Весь мир приходил в Персеполь, чтобы заплатить дань и восхититься великолепным дворцом, построенным на равнине, на фоне скалистых утесов и гор.

32

Shahbazi S. A. The Authoritative Guide to Persepolis. Tehran, 2004. P. 69–71.

Персеполь вместе с двумя другими великими городами Ахеменидов — Сузами и Пасаргадами — сосредоточил в себе всё изобразительное искусство Древней Месопотамии за три тысячи лет и сам просуществовал почти двести лет — довольно приличный срок по сравнению с городами Междуречья. И всё же к моменту его завоевания и разрушения в 330 году до нашей эры царем-воителем Александром Македонским великое наследие Древнего Ирана и Междуречья уже воспринималось архаичным, устаревшим. В греческом мире города уже преобразились в соответствии с новым представлением о человеческой жизни, об архитектуре, и главное — о человеческом теле. Это новое представление распространилось по всему Средиземноморью, а Александр Македонский принес его далеко за пределы своей родины, в те края, что будут названы эллинистическим миром (от слова, которым греки называли свою страну, Элладу). Подобно тому как Стоунхендж показался бы весьма устаревшим ранним шумерам (если б они его увидели), так и дворцы Ахеменидов должны были восприниматься старомодными воинам Александра Македонского: это были пережитки былого, уходящего мира. В греческом искусстве уже более ста лет создавались удивительно жизнеподобные скульптуры. Портреты Александра выглядели живыми по сравнению с застывшими и орнаментализированными рельефными портретами Дария, вырезанными на стене его дворца, — хотя это вовсе не означает, что изображения Дария уступали в своем воздействии. Однако с точки зрения стилистики резьба Ахеменидов воспринималась омертвевшими старыми формами в сравнении с исполненными жизненной силы греческими скульптурами.

Царская львиная охота, деталь резного фриза для Северного дворца Ашшурбанапала, Ниневия. Около 645–635 до н. э.

И всё же, если окинуть взглядом художественный мир Древней Месопотамии, от широко открытых глаз молящегося из Эшнунны до драматических сюжетов царских рельефов Ассирии, в нем можно рассмотреть идею пробуждения нового видения, включающего в себя новые эмоции и новое течение жизни. Не все ассирийские рельефы строго подчинялись формулам придворного искусства — к примеру, здесь впервые возник образ, словно запечатлевший само время: стрела на царском рельефе Ашшурбанапала изображена висящей в воздухе между царским луком и львом, чью плоть она готова пронзить.

Глава 3. Эпоха утонченности

Когда в Месопотамии возникали первые города, к западу от них, на узкой полоске зеленой растительности в пустыне Сахара, зарождалась еще одна цивилизация. Возникновение городов и письменности первых человеческих цивилизаций происходило одновременно в последние годы IV тысячелетия до нашей эры. Но в то время как города Древнего Междуречья, от Урука до Вавилона, постоянно разрушались и отстраивались заново, цивилизация Древнего Египта на берегах реки Нил более трех тысяч лет сохраняла дух неизменной преемственности.

Эта преемственность уходила вглубь бесчисленных тысячелетий существования человека на африканском континенте задолго до появления первых оседлых поселений. Бродившие в человеческом воображении животные, которых скотоводы сахарской саванны тысячелетиями вырезали на камнях, стали культовыми в династическом Египте. Изменение климата и опустынивание саванны, случившееся примерно за пять тысяч лет до нашей эры, вынудили скотоводов мигрировать в долину Нила, на единственную полосу плодородной земли, оставшуюся в регионе. Они принесли с собой изображения животных и превратили их в богов — вероятно, памятуя о своей прежней кочевой жизни [33] .

33

Wilkinson T. The Rise and Fall of Ancient Egypt. London, 2010. P. 23.

Скотоводы превратились в землепашцев: от ежегодных разливов Нила зависел их урожай, выращиваемый на черноземе, от которого и пошло название их страны — Кемет, «черная земля». Как и в Месопотамии, здесь стали расти города и мощные крепости, но около III тысячелетия до нашей эры произошло революционное событие — возникло первое политическое государство, власть которого распространялась не просто на один регион, как в городах-государствах Междуречья, а объединила собой обширные земли.

Это единство символизирует плита эпохи начала династического Египта, напоминающая по форме щит и сделанная из темно-серого сланца. Изображенные на ней животные и люди, а также пиктограммы, которые мы называем иероглифами, представляют довольно упрощенные, но вполне законченные формы, которые будут воспроизводиться на протяжении более трех тысяч лет. Сокол, воплощающий бога Гора, восседает выше фараона, разящего булавой врага. Пиктограммы в верхней части палетки — между двумя рогатыми головами — обозначают имя фараона: сом («нар») и резец («мер») — царь Нармер, возможно, первый правитель Первой династии. На голове царя двойная корона Верхнего и Нижнего Египта (похоже, что корона также является египетским изобретением), что говорит о нем как об объединителе, царе всего Египта. На оборотной стороне палетки Нармер представлен в виде рогатого быка, а над ним — две кошачьи фигуры серпопардов, чьи длинные шеи, сплетаясь, образуют круг — полый диск, в котором, как предполагается, толкли краску. Это странное животное могло попасть в Египет из Месопотамии, где примерно в это же время его придумали шумеры. Но оно также могло родиться и в воображении скотоводов Сахары, хотя ни на осколках их расписных горшков, ни на камнях в пустыне следов изображений этого зверя не найдено.

Палетка фараона Нармера. Около 3200 до н. э. Алевролит. Высота 64 см

Загадочные символы на плите Нармера создавались в соответствии с набором не слишком четких правил, которые придают всем древнеегипетским изображениям неподвластный времени и мгновенно узнаваемый облик. Все фигуры изображены в профиль и образованы четким контуром и, без каких-либо трюков иллюзии глубины и других визуальных тонкостей. Разделение на регистры, словно линейка на писчей бумаге, придает сценам упорядоченность, хотя не понятно, пользовались ли египтяне какими-то фиксированными пропорциями для изображения человеческих фигур [34] . Целью этих разделительных линий было скорее обозначение места образа на плоской поверхности, включение его в ряд иероглифического письма.

34

Iversen E. Canon and Proportions in Egyptian Art. London, 1955; Robins G. Proportion and Style in Ancient Egyptian Art. Austin, TX, 1994.

Сочетание слов и изображений, однако, было нормировано: на египетских памятниках редко встретишь изображения без надписей. Иероглифы были одной из форм рисунка, а резные и живописные изображения обладали ясностью письма; подобным образом египетская скульптура — массивная и кубическая — была тесно связана с архитектурой, а здания часто принимали скульптурную форму. В этом смысле письмо и архитектура являли собой двойной идеал египетских моделей и форм — идеал основательности и ясности. Само пространство природы, запечатленное в человеческом сознании, казалось созданным в соответствии с правилами этого идеала: река Нил с ее неизменным течением с юга на север пересекала ежедневный путь солнца, которое прочерчивало свою линию от пустынного горизонта на востоке до пустынного горизонта на западе. В этих линиях координат происходили разливы Нила, по обе стороны которого вода заливала луга с божественной регулярностью. Геометрия была животворящей силой Древнего Египта.

Неудивительно, что совершенная форма пирамиды воплотила культурно-архитектурный идеал древнеегипетской культуры, однако первая постройка этого типа, возведенная примерно через 400 лет после правления Нармера, своей ступенчатой структурой скорее напоминала зиккурат. Пирамида была построена в Саккара, неподалеку от недавно основанной столицы, города Мемфис, в качестве усыпальницы фараона Джосера и являлась частью погребального комплекса, окруженного стеной, с нефункциональными домами, служившими декорацией для похоронных церемоний, продолжающихся долгое время после кончины фараона. В отличие от шумерских зиккуратов, сложенных из сырца примерно в тот же период, пирамида Джосера была построена из камня: это первое известное нам строение, возведенное из обтесанных кусков скалы. В то время как зиккураты являлись цельными сооружениями — храмовыми лестницами, ведущими в небо — пирамиды были полыми усыпальницами, своеобразными воротами в загробную жизнь. Пирамида Джосера и погребальный комплекс вокруг нее были созданы жрецом-архитектором Имхотепом, чья статуя когда-то стояла у входа. То, что имя Имхотепа сохранилось в веках (а мы не знаем ни одного имени архитекторов Древней Месопотамии), является свидетельством величия его замыслов: благодаря созданным им удивительным постройкам, вырастающим посреди пустыни, его, в конце концов, стали почитать как бога.