Творения

Вера же есть основание идущим ей вслед, то есть надежде и любви, и неколебимо устанавливает истину. Надежда же есть сила двух других, то есть любви и веры, показывающая, что достойно веры и что нужно любить, и научающая к этому двигаться через неё же. А любовь — исполнение обеих, [221] вся полностью охватывающая последнюю цель и останавливающая веру и надежду в движении к ней: во что вера верит и на что надежда надеется, тем любовь даёт уже в настоящем насладиться. Лишь она одна, по правде говоря, показывает, что человек создан по образу Творца, мудро подчиняя нашу волю разуму, а не склоняя разум к ней, и увещевает волю^[1544]следовать природе, ничуть не восставая против неё — именно так можем мы обрести с Богом и другими людьми одну волю и одно желание, как имеем уже одну природу, и никакого с Богом и друг другом не иметь разлучения, если изберём себе за основу закон благодати, по которому сознательно возобновим в себе закон природы. Невозможно же, чтобы могли между собой согласить свои устремления люди, прежде не сочетавшиеся единомыслием Богу.

Ведь обманувший человека дьявол, зловредной хитростью прельстив его через себялюбие и наслаждение, сначала разлучил его волю с Богом и с другими людьми и извращением прямоты расчленил и рассёк природу на множество мнений и фантазий,<397>а со временем возвёл в закон искание и нахождение всяческих видов зла, направляя на это и наши силы; и для постоянства зла дал ему опору в несогласии стремлений всех людей, после чего сразу склонил человека обратить природное движение и устремиться вместо разрешённого к недозволенному; он коварно заманил его в три главные начальные виды зла, порождающие, попросту говоря, все пороки, а именно — неведение, себялюбие и властолюбие, сцепленные друг с другом и взаимно друг друга поддерживающие. Ибо из неведения Бога возникает себялюбие, из него — стремление к власти над сродными (на это и возразить нечего), причём, человек создаёт в себе эти пороки злоупотреблением собственными силами — умом, страстным желанием и яростью; а должно разумом, вместо неведения, стремиться единственно к Богу по исканию воли; желанием — очистившись от страсти себялюбия, поспешать с охотою к одному [222] Богу; яростью же, отделённой от желания властвовать, — бороться ради достижения одного Бога; и так сотворить себе Божественную и блаженную любовь, из этого всего происходящую и всё это осуществляющую, которая боголюбивого соединяет с Богом и делает богом. Раз по собственному желанию человека и по дьявольскому обману случилось такое зло с человеком (2), Бог, и создавший нашу природу, и мудро исцеляющий её, если она страдает от порока, по Своей любви к нам «уничижил Себя Самого, приняв образ раба» (Флп 2:7) и без изменения соединил с Собой по ипостаси нашу природу, настолько став весь ради нас одним из нас и нам подобным человеком, что неверующим даже и Богом не казался, хоть и Богом настолько пребыл, что верным преподал тайное слово благочестия и истины, дабы разрушить дела дьявола, и вернул природе нетронутые силы, возобновив силу любви и соединения людей с Собой и друг с другом, эту противницу себялюбия, которое и есть мать и первого греха, и первого сотворения дьявольского, и проистекающих из неё страстей, и таковой познаётся; кто, соделав себя достойным Бога, уничтожил её любовью, тот с нею вместе погубил и всё разнообразие грехов, не имеющих кроме неё ни иного основания, ни причины бытия. Ведь такой человек не ведает превозношения, порока составного и странного, свидетельствующего о богопротивном самодовольстве, не знает он и любви к неустойчивой славе, которая ею кичащихся увлекает в своём падении, добровольным же благожелательством и сочувствием к сродным истощает в себе зависть, которая сначала по справедливости истощает предающихся ей, а гнев, кровожадность, злобную раздражительность, коварство, притворство, насмешничество, злобу и жадность — да и все пороки,<400>которыми единый человек разделён на части — он в себе искоренил. Ведь с удалением себялюбия — начала, как я сказал, и матери, удаляются обычно и все пороки, из него рождающиеся и за ним следующие; а раз его нет, то никакой вид порока, или хотя бы след его, не может существовать, и вместо них являются все виды добродетели, составляющие силу любви, которая [223] соединяет разделённое и воссоздаёт человека в единстве смысла и образа бытия, уравнивая и сглаживая во всех людях всякое неравенство и различие, привнесённое волей, и должным образом приводя к тому похвальному неравенству, в котором каждый доброжелательно привлекает к себе ближнего и ценит его выше себя в той же степени, в какой раньше его отталкивал и стремился сам возвыситься, а себя самого добровольно от себя отделяет разобщением с теми логосами и свойствами, которые в нём по произволу мыслятся отдельными, и приводит к единой простоте^[1545] и одинаковости, в которой никто никоим образом ни в какой мере не отделён от общего, но каждый каждому, и все всем, и более Богу, нежели друг другу, являются единым, и всем сияют единейшая природой и волей причина их бытия и в ней мыслимый Бог; с Ним вкупе созерцаться и к Нему возводиться как к виновнику и создателю есть логос существования сущего который мы должны со всем тщанием соблюдать невредимым и незамутнённым, и очищать от восстающих на него страстей сознательным рвением в добродетелях и сопряжённых с ними тяготах.

Наверное, именно это и совершил великий Авраам, возвратив себя природному логосу бытия, или логос себе, и, таким образом предавшись Богу и Бога приняв (пусть и так, и так будет сказано, раз истина и в тех, и в этих словах усматривается), удостоился видеть Бога, будучи человеком (Быт 18:1), и попросту принимать Его у себя, благодаря совершенному по человеколюбию природному логосу бытия, к которому он возвысился, отринув свойство разделённого и делимого и никакого человека не считая более другим и отличным от себя, но узнавая всех в одном и одного во всех; следовал же он в этом, конечно, не логосу свободной воли, которой сопутствует расхождение и разделение, пока она не согласна с природой, а единственно логосу природы, которой сопутствует неизменность; этим-то логосом мы и познаём вообще существование Бога, и в нём [224] Бог являет Свою благость, принимая в Своё родство сотворённых Им — потому что познать Его непосредственно, как Он есть, тварь не может. Да и невозможно, конечно, было соединиться с цельным и самотождественным тому, кто сам не сделался самотождественным и цельным, а по своей воле разделяется в отношении природы на многие части, — если только он прежде, человеколюбием<401 >согласив волю с природой, не выказал в обеих мирный и покорный логос, никоим образом не движущийся по собственному побуждению ни к чему иному, кроме Бога; в соответствии с таким логосом природа пребывает нераздельной и неразделённой в тех людях, которые восприняли этот дар, и не рассекается многими раздорами произволения. Ибо они не разделяют природу, становясь то такими, то другими в отношении то к одному, то к другому, а остаются всегда такими же и перед собой видят одних и тех же, глядя не на то, что свойственно каждому в отдельности по произволению, которым разделено разделённое, а на общее всем по природе и неделимое, в котором собирается разделённое и не допускается ничто отдельное; через это общее нераздельное и является его достигшим Бог по Своему человеколюбию, принимая образ, соответствующий свойству добродетели каждого, и по ней же дозволяя именовать Себя. Ведь совершеннейшее дело любви и предел действия по любви — сделать так, чтобы по привычной взаимности всё, с ней связанное, пристойно сообщало свои свойства и именования одно другому, так что и человек делается богом, и Бог человеком именуется и является по единому и неизменному добровольному намерению и устремлению обоих, как мы обнаруживаем в Аврааме и других святых. И, наверное, об этом и сказано от лица Божиего «в руках пророков уподобился» (Ос 12:10): Бог по великому человеколюбию для каждого принимает образ от добродетели, которая стала ему свойственна через делание. Ведь рука всякого праведника — это его делание по добродетели, в которой и посредством которой Бог принимает подобие людям.

Великое, значит, благо — любовь, и первое из благ, и избранное благо; вокруг того, кто её имеет, соединяет она собой Бога и людей [225], и даёт человеку казаться Творцом людей благодаря столь полному, сколь возможно человеку, уподоблению в добре обоживаемого Богу, которое, как я полагаю, достигается любовью к Господу Богу всем сердцем, и душой, и силой, и к ближнему, как к самому себе (Втор 6:5 и Лк 10:27). А это означает (я как бы определением охвачу) всеобъемлющую внутреннюю привязанность к первому благу через полное попечение обо всём природном роде, выше которой некуда восходить боголюбиво- му человеку, прошедшему уже все степени благочестия; она-то нам и известна как любовь и по имени, и по сути; её и питаем мы к Богу и ближнему, не уделяя от неё то такую, то этакую часть, а всё одну и ту же целиком, как долг Богу и как взаимную соединительницу людей. Ведь действие и ясное проявление совершенной любви к Богу есть искреннее расположение к ближнему по изволению доброжелательства.<404>«Ибо не любящий брата своего, которого видит, — говорит божественный апостол Иоанн, — Бога, Которого не видит, не может любить» (1 Ин 4:20). Любовь есть путь истины (Ин 14:6), как себя именовало Слово Божие, шествующих по которому Оно представляет Богу и Отцу чистыми от всяческих страстей. Любовь есть дверь (Ин 10:9), входящий в которую оказывается в Святом Святых и удостаивается лицезрения неприступного великолепия Святой Царственной Троицы. Любовь есть истинная лоза (Ин 15:1), в которую кто прочно вкоренится, сочтётся достойным сопричастия Божественности. Ради любви и существует, и возвещено учение и закона, и пророков, и Евангелия, дабы возжелавшие неизреченных благ своим нравом удостоверяли искренность и силу желания, в той мере почитая изваяние ради желанного Ваятеля, в какой оно близко Ваятелю и в какой требует природный логос, возводящий в закон равенство чести, отсекающий всякое неравенство природы, которое ложно усматривается в каждом человеке по предубеждению, и заключающий в себе всех силой единой тождественности.

Ради любви Сам Творец природы — престрашная вещь, о которой и слышать страшно! — облекается в нашу природу, без изменения [226] соединившись с ней по ипостаси, чтобы прекратить её бурное движение и присоединить к Себе цельнособравшейся и не имеющей в устремлении воли никакого разногласия ни с Богом, ни с собой, и устроить удобным всеславный путь любви, истинно божественной и обоживающей и ведущей к Богу (скажем же, что она и есть Бог (1 Ин 4:8)), который сначала скрыли тернии себялюбия, и даровать его всем свободным от препятствий, ради нас в Себе изобразив страсти^[1546] и разметав через своих учеников имевшиеся на этом пути камни, как Сам предрёк устами пророков, сказав: «И камни с пути размечите» (Ис 62:10); и убедить нас, что должно к Нему и друг ко другу иметь такую же любовь, какую Он Сам первый выказал, претерпев ради нас страдание. Ради любви же все святые противостояли греху до последнего, нимало не поступая по логосу настоящей жизни, и претерпевали многообразные виды мученической смерти, чтобы собраться в целое с самими собой и с Богом, отделившись от мира, и объединить в себе то, что было разорвано. Любовь есть истинное и незапятнанное богомудрие верных, завершение которого есть благо и истина, если в самом деле человеколюбие есть благо, а боголюбие по вере — истина; они суть два признака любви, которая соединяет людей с Богом и друг с другом (3) и поэтому обладает нерушимо и вечно изобилием всех благ.

Этот-то божественный и<405>блаженный путь искреннейше возлюбив, стремитесь и вы, благословенные, привести к завершению благую борьбу, крепко держась того, чем приходят к пределу шествия то есть человеколюбия, братолюбия, гостеприимства, нищелюбия, сострадания, милосердия, смирения, кротости, мягкости, стойкости, незлобия, терпения, доброты, доброжелательности, мирности по отношению ко всем; а любовь, творимая из этих добродетелей и через их осуществление, ведёт к Богу, обоживающему творящего их человека. «Любовь ведь, — сказал Божественный апостол, или, вернее, говоривший его устами Христос, — долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; [227] всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт» (???? 13:4–8), ибо имеет Бога, в Котором в одном нет ни распадения, ни изменения, и живущего по ней человека делает таким, чтобы и о нём, как о вас, мог Он сказать через пророка Иеремию: «Говорю вам: вот путь^[1547] повелений моих и закон, пребывающий вовек. Все, держащиеся его, внидут в жизнь, а оставившие его — умрут. Держись его, дитя моё, и иди к сиянию его света. Не дай другому славу твою, ни полезного тебе — чужому народу. Счастлив ты, что тебе известно угодное Богу» (Вар 4:1–4), и что ты «познал, где есть мудрость, где есть сила, где есть долгоденствие и жизнь; где есть свет очей и мир» (Вар 3:14), и вышел на путь, и «Я явился тебе издалека» (Иер 31:3). Поэтому «любовью вечной буду Я любить тебя, и жалеть тебя жалостью, и устрою тебя, и ты устроишься, и ты выйдешь с собранием радующихся (Иер 31:34), ибо ты стал на путях, и рассмотрел, и вопросил о стезях Господа вечных; и увидел, где есть путь добрый, и пошёл по нему, и обрёл очищение душе твоей» (Иер 6:16). И ещё устами Исайи: «Я — Господь Бог твой; Я показал тебе путь, по которому ты пойдёшь; и ты послушался Моих заповедей. Поэтому мир твой стал, как река, и правда твоя — как волна морская» (Ис 48:17–18). Осмелюсь и я, радуясь вашим добродетелям, сказать вместе с Богом, заимствуя слова от великого Исайи: счастлив ты, «что совлёк с себя одеяние скорби озлобления твоего» (Вар 5:1), то есть «ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях» (Еф 4:22), «и облёкся в благолепие славы от Бога вовек» (Вар 5:1), то есть «в нового человека, в духе по Христу созидаемого по образу<408>Создателя» (Еф 4:24), и «в одежду правды от Бога, и возложил на голову венец славы Вечного» (Вар 5:2), украшаясь усвоением добродетелей и непреткновенным разумом мудрости. Поэтому «покажет Бог всей поднебесной славу твою и наречёт имя твоё Мир правды и слава благочестия» (Вар 5:3–4).

После этих слов мне больше нечем выказать незримое расположение моей души [228]; я ведь не в состоянии поднести Богу и вам ничего, достойного ваших добродетелей; могу разве что, насколько хватает сил, восхищаться вами и вашими свершениями, и с вами вместе радоваться, что вы благими делами угождаете Богу, и в вас восхвалять добродетель, а в добродетели, соединившей вас с Богом, — воспевать Бога. Одно и то же, кажется мне, и равносильное действие — восхвалять вас, воспевать Бога, даровавшего вам славу добродетели, и восхищаться добродетелью, которая по благодати обоживает вас Богу отнятием признаков человека, а Бога — вам по снисхождению очеловечивает усвоением человеку, насколько возможно, Божественных свойств.

СХОЛИИ

1. Потому что любовь даётся вместо закона и пророков; и потому что из неё выводятся все заповеди, которые она единообразно охватывает.

2. Понимай, движение по разуму и по природе, от которого человек сначала отвратился наущением дьявола.

3. Свершение блаженной любви — неизъяснимо соединить в одно, вокруг стяжавшего её, Бога и всех смертных.

Письмо III. Тому же

Получив драгоценное послание вашей в Господе милости вместе с благословением богобоязненным монахам честного монастыря святого преславного мученика Георгия, возблагодарил я Бога за таковое ваше усердие к добру; ведь разрешив от оков бедности скованных ею, вы себя освободили от оков греха, а собравшись накормить тела — Божией напитали собственную душу благодатью, мне же дали повод принять плод истинного созерцания. Ибо в сосредоточении постиг я, ради чего Бог установил общий закон, чтобы все люди сострадали друг другу и нуждались в сострадании: Он человеколюбиво [229] начертал нам эту спасительную заповедь, желая,<409>чтобы воля всех людей стала едина, как едина природа, и воистину подталкивая к этому весь род человеческий; однако себялюбие и суждение (???????), то отвергая, то хитростью обходя друг друга и закон, рассекли на многие части единую природу, а вселив ныне царящее бесчувствие — вооружили, посредством свободной воли, природу против самой себя. Потому-то всякий, кто благоразумным размышлением и возвышенностью разумения смог уничтожить в себе эту неровность природы, пожалол прежде других себя самого, сотворив свою волю согласной с природой, и по воле при помощи природы приблизившись к Богу, и показав своим примером, как осуществляется логос по образу Божиему (??? ??? ??? ?????? ????? ? ??????) и какой подобающим образом изначально сотворил для него Бог нашу одинаковую природу — точное отображение Своей благости, а именно, всегда самотождественной, невоинственной, мирной, немятежной, любовью привязанной к Богу и к самой себе, — по такой-то природе мы и любим Бога с желанием и друг друга с жалением. Пожалел такой человек и тех, кого должно жалеть, не только подав им помощь, но и показав, как невидимый Бог проявляется в достойных, чтобы они и сами, благоговея перед человеколюбием, испытанным ими от ближнего, могли легко усвоить себе эту Божию благодать. Если же кто-нибудь, имея возможность оказать помощь, пренебрёг нуждающимися людьми, то он по справедливости будет считаться отторгшим их от себя, а себя — от Бога, так как по своей воле не признал природу, вернее, по воле растлил присущее природе благо. Последнее совершают те, которые человеколюбию добровольно предпочли жестокость, и родных братьев ценят дешевле монет, и жаждой золота как стеной преградили Boiy путь к себе; жалкий жребий претерпевают они, по собственной вине отпадая от лучшего; а первое те совершают, которые мудро стараются взаимнолюбием соединить разорванные части природы и ради соработания Богу любовью восстановить в других людях, насколько могут, одинаковость волевого устремления и пренебрегают всем земным как истинные единомышленники Бога в своих делах. [230] Что вы именно это и делаете, возлюбленные, вы ясно показали и на этот раз, и раньше, с усердием всячески разделяясь на всех и душевно, и телесно, и благожелательно раздавая имущество, и являя в себе полностью совпадающее с природой произволение (??????), в одном лишь уступающее природе: из неё черпает оно семена нарождающихся добродетелей, а вернее — Бога, из Которого и посеялись заранее в природу способности к добру.

Поэтому вы, щедро напояемые многими свыше изливающимися благодатными<412>дарами, наравне со всеми и на помянутых богобоязненнейших мужей простёрли жаление человеколюбия, поддержав уже дрогнувшую природу, ослабленную нуждой, и исцелив, насколько могли и были в силах, причинённое им бедностью страдание. Не преставайте же благотворить нуждающимся, дабы через опустошение достичь неистощимой полноты. С радостью душевной и утвердившись в вере в Бога в надежде и любви «устраните ярмо, и вытягивание руки, и слово ропота» (Ис 58:9), как говорится где-то в Божественном Писании, то есть давайте просящим без раздумья. Ибо за ним всегда идёт следом сожаление, а это дело худшее, чем вовсе не дать. Всем ведь нам известно, что, когда есть нечто недостойное в благотворении или в принятии милостыни, то никто отнюдь не знает точно, кого нужно обвинять — тех ли, кто имеет возможность благотворить, или тех, кто нуждается в благодеянии; и только в будущем веке узнается, каким мы обладали имуществом, сколь оно было велико и в каком было виде. Таково мудрое изволение Божие, чтобы в настоящем были сокрыты глубины судов Его. Зная это и советует мудрый Соломон в неведении пускать свой хлеб по воде (Екк 11:1), чтобы не был он расхищен и не погиб, а впоследс- твие к тем, кто с благой целью устроил раздачу, вернулся с большим прибытком от Бога и Спасителя нашего Христа, [231] Который Сам принимает всякое даяние, творимое нами друг другу, какое бы оно ни было. Ибо раз Он человеколюбиво понёс ради нас страдание, то какая не явится награда подражающим Его человеколюбию?<413>

Письмо IV. Тому же, о печали по Богу

Радуюсь и веселюсь, видя, что на всём протяжении письма печалится благословенный господин мой похвальной печалью, ибо знаю, что «печаль по Богу производит неизменное покаяние ко спасению» (2 Кор 7:10) в тех, у кого все силы души сдерживаются страхом Божиим; печаль эта не позволяет душе уклониться от судов Божиих и противоестественно привязаться к тленному, через которое в небрежно проходящих путь этой жизни вселяется скверное смятение страстей, уготовляющее несчастный их ум на попадание в ловушки дьявола и делающее его, разумеется, учителем всякого зла, и противоестественно подчиняющее естественное действие беспорядочным порывам гнева и желания. Ведь обманутая душа, однажды привязавшись умной силой к материальному, весьма изобретательна и ловка только в изыскании всякого зла. Поэтому я ночью и днём непрестанно молюсь, хоть и обременён множеством прегрешений, чтобы не утратил благословенный господин мой эту спасительную печаль, воистину суровую повелительницу страстей, добродетелей же — благородную и славную мать, и, ею хранимый, отразил скверное жало греха. Никто ведь, заключивший её в глубине сердца, не поражается до конца стрелами дьявола. Никто, незримо почитающий её в душе, не боится многообразных нападений демонов. Никто, избрав общение с нею, никогда не привязывается к видимому. Никто, чья жизнь отмечена её печатью, не оскверняется грязью тленного. Никто, неразрывно связав с ней рассуждение, [232] не позволяет своим чувствам беспорядочно увлекаться недолжным. Никто, напитав ею душу, не может считать себя лучше другого — напротив, скорее поверит, что и по именованию, и по сути хуже всякого человека. Никто, препоясав ею свой ум, не уклоняется от мышления о Божественном. Никто, полностью сочетавшись с нею, не нарушит правила благочестивой жизни. Созидает её Дух Святой, входя в сердца достойных. Её одну почитаю я родительницей радования в Царствии Небесном. Ибо Божественное, несомненно, семя есть печаль по Богу, произрастающее в зрелый плод радости вечных благ.

Её возобновляет размышление, точно вспоминающее<416>прожитое нами. Её питает прилежное чтение книги наших прегрешений, записанных совестью. Её соблюдают память о смерти и сопутствующее постоянное острейшее страдание души из-за будущего исхода. Её сохраняет совершенно неутолимой непрерывное воображение предстоящего душе страшного и строгого исследования, которое устроят на воздухе духи зла. Кто же, возлюбленный, из запятнанных подобно мне прегрешениями не страшится власти святых ангелов, которые при конце настоящей жизни по Божиему приговору насильно и гневно исторгнут против воли душу из тела? Кто, имея осквернённую совесть, не боится свирепого и дикого нападения злых демонов, каждый из которых после исхода из тела беспощадно рвёт к себе охваченную страданием несчастную душу, и позорит её обличением соделанного ею, и лишает всякой надежды на будущие блага? Эту печаль спасительно питает точное изображение состояния душ в аду, куда они попадают после распознавания духами зла на воздухе: как они пребывают в глубоком мраке и давящем молчании, питаясь лишь горчайшими стенаниями, и слезами, да ещё унынием, и всё время ожидая ничего другого, как только справедливого [233] осуждения Божиим судом. Эту печаль порождает надежда Воскресения, величие страшного и всеслав- ного пришествия Христова, постоянное помышление об ужаснейшем судном дне, в который небо и земля, и вся краса мира видимого с шумом погибнут, а стихии сгорят и разрушатся в беспредельном огне (2 Пет 3:10), очищающем перед приходом Чистого осквернённое нами творение; тогда поставлены будут престолы, и воссядет Ветхий днями (Дан 7:9), и бесконечные воинства ангелов и архангелов со страхом и трепетом предстанут для служения, и весь род человеческий будет собран на смотр, и раскроются книги с точнейшими списками наших дел, и слов, и помыслов. Благодаря им произойдёт обнажение перед всем творением содеянного нами, так что грехи всех людей будут так же известны каждому как свои, безошибочно прочитанные в книге собственной совести; тогда поставленным по правую руку Судии возвестится обетование неизреченных благ, а вставшим слева достанется вечный огонь, и внешняя тьма, и неусыпный червь, и скрежет зубов, и непрерывный плач, и бесконечный позор, от которого всякий<417>осуждённый на нескончаемые вовек мучения будет терзаться сильнее, чем от остальных видов наказания вместе. Об этих и по имени, и по сути воистину страшных вещах никак не забудет тот, кто печалится по Богу, но будет иметь такое расположение души, как если бы всегда видел перед собой Судию и был Ему виден, и проживёт теперешнюю жизнь благочестиво и праведно, не совершая ни делом, ни словом, ни помышлением ничего, что чуждо Божией благодати и призванию^[1548].