Творить добро и мир любить. Выпуск 2

– А найдите хоть один идеальный шар, а не предмет, который похож на шар. Стоит присмотреться – и оказывается, что это только кажется шаром, а он весь щербатый под микроскопом. А если ещё сильнее присмотреться, то даже атом – не шар, а какое-то очень даже неопределённое облако.

– Ну да, доктор, я всё это знаю.

– А теперь ещё прочувствуйте зримо. В природе два даже полностью одинаковых материальных объекта – это два разных объекта, две массы, два положения. А вот абстракция шара или единички – одна, сколько бы человек ни подумало про это. Шар – это одно такое понятие, с определёнными свойствами округлости, способности катиться. И это понятие возникает, только когда о нём кто-то подумает. Хоть вчера, хоть завтра, хоть в другой вселенной может активироваться такая абстракция в любом числе голов, но она остаётся только одной на всех и на все времена. Вот это очень хорошо нужно понимать.

Конечно, мы мыслим не только шарами и единицами, но и любыми другими составляющими абстракциям, но любая совокупность мыслей – одна, а не несколько. Если вас задуплить в несколько раз, то ваши ещё продолжающиеся мысли будут одной и той же мыслью. Но вы уж не сможете наблюдать это в чужих головах, ведь телепатии у нас нет.

– Вот это для меня как раз не очень очевидно, доктор.

– Ну как же, вот смотрите. Если мы скопировали несколько тел, то у всех в этот момент один и тот же разум. Тел несколько, но ведь абстракции существуют в единственном числе, и все мысли у разных копий – это одна и та же мысль.

– Но ведь очень скоро у копий будут разные мысли, даже очень разные?

– Это не умножает применяемых составляющих абстракции, просто они возникают в разных сочетаниях. У всех людей есть как общие абстракции из общепринятых понятий, так и свои собственные, но где-то в бесконечности вселенных есть и тот, у кого они тоже возникнут, ведь вы знаете это свойство бесконечности: если есть бесконечность вариантов мыслей, то есть и бесконечное множество каких угодно мыслей.

– Это уже какая-то философия…

– Но вывод один: никакое число копий, от нулевого до бесконечно большого, никак не влияет на существование единственно возможных абстракций. И если мы декогерируем все копии и даже оригинал, то абстракции этим не уничтожатся, их принципиальная суть останется и активируется в чьей-то голове.

– Сложно как-то… Слышал, несомненно, очевидную вещь: тот, кто хорошо знает, легко может объяснить кому угодно!

– По карте вижу, что у вас есть дети: пяти и семи лет.

– Да. Это ещё один мой головняк…

– А вы, смотрю, – социальный программист и вот, вы можете пятилетке легко объяснить, что такое социальный программист так, чтобы он всё понял до мелочей, а не просто заменить какими-то другими словами, вроде: социальный программист – это человек, занимающийся программами.

Славе сделалось очень неуютно, оттого что очередная попытка хоть что-то прояснить только ещё больше всё запутывала. Но холодящий страх от предстоящего отступил, а это было главное. Ладно, пусть жизнь сама всё расставляет по местам.

– Простите, доктор, мне пора… Вы мне помогли, спасибо! – Слава поднял ладонь, тихо дзынькнуло, две оценочные нейросети схлестнулись в молниеносном поединке: одна представляла интересы поставщика услуги, другая – получателя, и стоимость сеанса терапии снялась универсальной системой платёжных услуг строго в рамках справедливости, по всем канонам ДСЭ.

* * *

На завтрак был кисель из черники, которую они с Таней и детьми собирали в выходные в ближайшем лесу.

За второй ложкой киселя потянулся волосок. Шерсть линявшего зверя? Или человечий? Слава брезгливо поморщился и щёлкнул пальцем с налипшим волоском, отправив сверкнувшую в ярком солнечном луче каплю за открытую летнему утру дверь, и спокойно доел кисель. Со всем можно смириться.

Есть такая штука – неудовлетворённость существующим. Вот кошка в домашних условиях всем обычно удовлетворена, просто живёт, жрёт, спит, играет. А человек – нет, ему нужно что-то особое, а постоянно одно и то же становится невыносимым. Не всем, конечно, многие живут счастливо, как кошки. Иначе ведь начинаешь терзать себя за неправильно прожитые годы, за то, что ничего не происходит к лучшему. Те, для кого лучшее – враг хорошего, живут счастливо, как кошки, а другие терзаются, забивают в свои головы ржавые гвозди гнетущих мыслей, но зато всегда готовы хоть что-то изменить в жизни.

Терзать мозг другому – катастрофически предосудительно, а терзать мозг самому себе – напротив, очень интеллигентное занятие. Но если бы он не терзал себе голову, то разве продолжал бы ковыряться сам со стройкой? Не было бы никакой стройки, какое ему было бы дело до разрастающейся семьи? Но раз он не кошка, то просто нужно научиться смиряться с неизбежным и спокойно завтра дуплироваться.

Слава раздражённо бросил ложку в пустой стакан.

– Переживаешь? – участливо улыбнулась опять верная Татьяна. – Ну и не ходи!

Слава порывисто поднялся.

– Нужно, Танюша!..

* * *

Они ввалились в дом все пятеро, совершенно одинаково глупо, но довольно ухмыляясь, по очереди неуклюже задев плечами о косяк.

– Танечка! – сказал первый и осёкся. Повернулся к остальным с немой просьбой. Но теперь у них возникло собственное мнение, так как они не успели поздороваться с их Таней, а уже почти вырвалось: внезапное прерывание действия болезненно для мужчины. Особенно после осознания, что это было бы нелепо и даже раздражающе абсурдно.

Таня растерянно обвела всех взглядом.

– Как же теперь я буду вас различать?

– А зачем, Танюша? – осклабился ближайший. – Мы все абсолютно одинаковые! Так что считай тёзками и зови как привыкла.

В комнату влетел старший сынуля:

– О, пап… папы пришли! – он приколисто заржал, но осёкся, вспомнив, что сегодня его ещё не отжурили за вчерашнее прегрешение в гимназии.

– Андрюха! – грозным хором прогремели сразу три Славы, но вовремя осеклись, и продолжил только локально ближний:

– Щас мне некогда с тобой объясняться, но лучше ты сам всё разведи с претензией из гимназии!

Таня молча в ошеломлении смотрела за всей этой оптической иллюзией.

– Танюш, – вкрадчиво сказал уже другой, ближайший к ней Слава, – всё в порядке, разберёмся! У нас такие планы, прямо сейчас пойдём на стройку. А потом ещё наши четыре часа отпашем в пятерном темпе.

– Ага, в пятерном, – деловито возразила Татьяна, – теперь нам нужно будет больше зарабатывать, так что устраивайтесь тоже на работу четверо.