Твой образ (сборник)

Саша улыбнулась, отчего на ее левой щеке проступила ямочка.

— Мистикой часто называют то, чему не могут пока найти объяснение.

«Уж не хочешь ли ты уверить меня в том, что продолжаешь существовать в каком-то потустороннем мире?»

— Если в твоем представлении память — это потусторонний мир, пусть будет так.

«Память… Организация и сохранение прошлого опыта. Память сенсорная, эмоциональная, образная, словесно-логическая. Долгосрочная и кратковременная. Наследственная. Память привычки, память духа».

— Да. Память духа.

«Выходит, память духа — это какое-то иное пространство, откуда ты чудесно материализовалась, чтобы побеседовать со мною?»

— Неважно, как это называется. То, что ты сумел разглядеть меня в тумане — свидетельство деятельной силы твоей памяти.

«Скажешь, в этом роднике и впрямь вода Мнемозины?» — мысленно выдавил я с усмешкой.

— Родник. Горы. Горелый лес. Особое место.

На моих глазах Саша медленно растворилась в тумане-облаке, подхваченном и унесенном в глубь леса порывом вновь прилетевшего откуда-то ветра.

Голову будто обручем стянуло. Ломило виски, во рту пересохло. Опираясь о сук, я встал, сделал шаг и вскрикнул от боли в ступне.

Три дня провалялся я в постели с температурой под сорок. В палату то и дело заглядывали Настя с Валентиной, приносили мед, лимоны, укладывали грелку в ногах.

Я горячечно размышлял о встрече в лесу. Было ли это на самом деле или пригрезилось? Если это бред, то и бабушка, материализованная Настиным взглядом, тоже плод моей горячки. Но ведь я заболел позже, а до этого читал Настин дневник…

— Мы ходили за Горелый лес вдвоем? — исподтишка поинтересовался я у девочки.

Она как-то странно взглянула на меня и ответила:

— Мы были втроем.

— А Валентина ездила домой? — пошел я на хитрость.

— Ездила, — кивнула Настя и добавила: — А потом и я поехала,

— Ничего не понимаю. Выходит, и ты, и твоя бабушка, которую ты так чудесно оживила, приснились мне? — пробормотал я.

— Почему же? Я и впрямь показывала свою акварель. — Настя быстро отвернулась, но я успел уловить легкую улыбку на ее губах.

— Речь о той, из воздуха… — настойчиво напомнил я. — Ну а дневник имморталистки тоже причудился?

— Нет, я упоминала о нем, когда вы косвенно обозвали меня считающей лошадью.

Я облегченно вздохнул — хорошо, что не знает о моем любопытстве… И сказал напрямик:

— Но ведь это же было на самом деле: трое всадников, ты сидишь на валуне, из воздуха появляется бабушка…

Она загадочно промолчала, поправила сбитое у меня в ногах одеяло и вышла, а передо мной в подробностях выплыло туманное утро, из которого так невероятно появилась Саша Осокина, чтобы напомнить о себе и о всех, кого я потерял.

Через неделю срок путевки кончился, и я уехал домой.

* * *

Ветер набирал силу. В доме было тихо, лишь из детской доносилось бормотанье сына, пересидевшего у телевизора. Надо бы запретить ему вечерние бдения.

Я перелистал страницу маминого альбома и вложил туда свой поминальный список. Пусть лежит — все равно до лета еще далеко.

1985 г.

Твой образ

1

Природа щедра на выдумку. Однако то, что она подбросила Виталию Некторову, наводит на мысль о легковесной расточительности ее фантазии. Хотя, как знать. Может, и здесь ею владел особый замысел.

Случись подобное с кем другим, все приняло бы иную окраску, хотя и не устранило бы сложностей — они еще более углубились оттого, что Некторов был из породы везучих. Бегал ли с мальчишками наперегонки, гонял ли мяч или стрелял в тире, удача следовала за ним по пятам. В восемнадцать лет он выиграл в лотерею «Москвич», а в двадцать три стал чемпионом области по шахматам и настольному теннису. Когда же заметил постоянную легкость своей руки, навсегда отказался от состязаний, скучно предвидя успех.

А удача продолжала бежать за ним преданным щенком. Яркая внешность былинного богатыря: внушительный рост, русые волосы до плеч, с синим блеском глаза — все это без труда распахивало перед Некторовым любые двери. И науки давались ему успешно: с отличием закончил мединститут, работал на кафедре известного нейрохирурга Косовского.

Словом, Некторов был из тех, кому не надо вставать на цыпочки, подпрыгивать, чтобы достать желаемый плод, — только протяни руки. А если к перечисленным достоинствам прибавить еще и галантное отношение к женщинам, то можно понять тех, кто украдкой или явно вздыхал о нем.

Вероятно, постоянная удачливость и воспитала в Виталии характер легкий, веселый, открытый. Все его существо, казалось, излучало флюиды счастливого человека, и там, где он появлялся, вмиг устанавливалось теплое, безоблачное настроение. Им любовались, его любили, и он платил тем же.

Но в двадцать восемь лет жизнь предъявила Некторову крупный вексель. С ним случилось нечто, равное чему трудно и вообразить. Пятнадцатого мая он проснулся, как обычно, от ласкового толчка материнской руки:

— Вставай, сынок! — и мягкий поцелуй в щеку: — С днем рождения.

Некторов открыл глаза, улыбнулся и глубже нырнул в теплую мягкость постели. Лег он поздно, и сон не желал отпускать его. Но вставать надо, в институте уйма дел. Раз, два, три! Сбросил одеяло, вскочил. Комната плавала в солнечном свете. Стол, стул, шкаф, книги — все воздушное, невесомое. Он распахнул окно, встал перед зеркалом и с удовольствием подмигнул своему отражению.

Прекрасный твой образ телесный Всегда намекал о душе, —

пропел густым басом. Почему-то во время зарядки приходили на ум именно эти стихи, посвященные ему институтской поэтессой Верочкой Ватагиной. Но, если без ложной скромности, Верочка права.

Сделав великолепную стойку, Некторов еще раз глянул в зеркало и ринулся в ванную. «Хоть бы с шимпаизе все было в порядке, — подумал он, подставляя крепкое загорелое тело под холодные струи душа, и пригрозил неизвестно кому: — Мы еще заблистаем! Мы еще потрясем умы!»

Не то чтобы он всерьез мечтал о славе, но иногда позволял себе предаваться волнующим иллюзиям. Впрочем, все это ерунда. Работа, работа, работа — вот реальная ценность. И пусть себе лаборантка Ирина Манжурова удивляется его бешеной энергии: «Не пойму тебя, Виталик. Такой молодой, а горишь синим пламенем. Учти, памятники нынче подорожали».