Твой путь

— Скажи им, чтобы убрали его отсюда, — Август тронул за рукав Витторио, стоявшего подле него. — Да чтобы не спускали с него глаз, он нам ещё будет нужен…

* * *

Юлия едва дождалась темноты. Происшествие на площади перед дворцом весь день не давало ей покоя. Стоило супругу покинуть комнаты, она металась по покоям, словно пойманная в клетку львица, не находя себе места. Наконец вечер тихо опустился на знойный Сайфад, окутал дворец и весь город мягкими тёмными крыльями. Юлия сбросила шелка и бархат, так опостылевшие за много дней, надела простое платье, одолженное у одной из служанок, заплела волосы в простую косу из пяти прядей и убрала из под тонкое чёрное покрывало.

Август вошёл в покои почти сразу, когда она закончила с приготовлениями, и, удивлённо оглядев супругу, поинтересовался о цели такого маскарада.

— Хочу прогуляться по городу, — ответила Юлия и тут же про себя порадовалась, что лицо скрыто вуалью: светлейший не заметит, как она покраснела.

— Но отчего без охраны? Это может быть опасно, дитя моё…

— Вы можете быть спокойны за меня, — женщина склонилась в изящном поклоне. — Я буду предельно осторожна. Хочу побыть одна.

Император пожал плечами, соглашаясь на необычную прихоть жены, подошёл к ней, откинул вуаль и коснулся губами её губ. Юлия снова почувствовала, что её бросает в краску, но, к её радости, Август тут же опустил лёгкий покров и взял её левую руку в свою.

— Отчего ты никак не снимешь эту повязку? — он тронул широкую ленту из чёрного шёлка, повязанную чуть ниже локтя женщины. — Зачем ты дала этот странный обет? Мёртвым не поможет…

— Это память, — негромко и спокойно отозвалась Юлия, хотя сердце заколотилось и рванулось прочь из груди, когда пальцы светлейшего опустились на повязку. Императрица никогда не снимала её и никому не позволяла прикасаться к ней.

— Ладно, дитя моё, будь по-твоему, — Август провёл рукой по её округлому плечу. — Ступай, и будь осторожна.

Женщина ещё раз поклонилась ему и поспешно выскользнула за дверь.

…Иттрик почувствовал, как что-то влажное и прохладное коснулось лица. Кто-то осторожно приподнял его голову и попытался напоить. Едва сделав глоток, юноша закашлялся. Предметы постепенно перестали расплываться перед глазами, и он, приподнявшись на локтях, увидел молодую женщину, сидевшую на коленях подле него. Одета она была просто, но изящно, сквозь лёгкую полупрозрачную вуаль можно было разглядеть миловидное лицо, тронутое нежным бронзовым загаром. Из-под шёлковой накидки, наброшенной на голову, крупными кольцами выбивались иссиня-чёрные пряди. В руках у женщины был узорчатый кувшин и мокрая серая ткань, сложенная в несколько слоёв. На тонких, хрупких запястьях в полумраке подземелья сверкали золотые браслеты.

— Госпожа… — Иттрик узнал молодую императрицу. Несмотря на то, что лицо её было скрыто вуалью, угадать, кто под нею скрывается, почти не составляло труда. Юноша попытался встать, чтобы поклониться ей, как положено, но боль и нестерпимая ломота во всём теле заставили его опуститься обратно, и он сжал зубы, чтобы не стонать. — Это вы… Но что вы здесь делаете?..

— Тише, молчи, — Юлия испуганно обернулась в сторону тяжёлой двери, но никто не слышал их разговора. — Молчи, или мы пропали. Меня никто не должен видеть и слышать здесь, охрану я подкупила, но не всех. Лежи, тебе нельзя вставать.

Иттрик лёг, последовав её совету, и хотел было по привычке закинуть руку за голову, но та не послушалась. Мало того, всё плечо от локтя пронзило резкой нежданной болью. Он поморщился, и Юлия заметила. Подсела поближе, взяла его руку в свою, быстро осмотрела, надавила в некоторых местах и слегка нахмурилась.

— Похоже, тебе нужно учиться владеть левой.

— Что-то не так?

— Вывернут сустав, сломана кость и разорваны два сухожилия, — тихо ответила Юлия. — Заживать будет очень долго и навряд ли сохранит прежнюю подвижность. Если позволишь, я вправлю, но это мало чему поможет.

— Давайте, — Иттрик зажмурился, зная, как больно вправлять вывихи. Однако ему казалось, хуже того, что уже пришлось вынести, точно не будет. Холодные пальцы Юлии сжали его запястье, а другой рукой она взяла его за локоть и слегка потянула на себя.

— Как, говоришь, тебя зовут?

— Я не говорил…

— Не говорил, так скажи, — голос императрицы вдруг сделался быстрым, торопливым. — Ну, давай, говори!

— Иттрик… А, ветер!

В тот момент, когда он произнёс своё имя, Юлия резко дёрнула сустав, и тот с лёгким щелчком вернулся в правильное положение. Иттрик тихонько взвыл и схватился за предплечье.

— Молодец, — Юлия ободряюще улыбнулась ему и встала.

— Почему вы помогаете мне? — спросил юноша, немного помолчав и придя в себя. — Здесь ведь все мне желают смерти…

Вместо ответа Юлия подошла к нему поближе, приподняла рукав платья, быстрым движением сорвала чёрную повязку с руки, и Иттрик увидел два перекрещенных четырёхугольника, выжженных прямо на внутренней стороне предплечья женщины. Знак Сварога…

— Так вы… — он задохнулся от изумления и даже не сразу сумел подобрать нужные слова, — вы — одна из нас?

Императрица ничего не ответила, но он всё понял и так. Прежде чем направиться к выходу, Юлия опустила на пол подле Иттрика глиняную посудину, ту самую, что принесла с собою.

— Я оставлю тебе воду. Как допьёшь, кувшин разбей.

— Зачем?

— Никто не должен знать, что я здесь была, — прошептала она. — Кроме Диего, разумеется.

С этими словами она бесшумно вышла из подземелья. Послышался звон ключей, лёгкий шорох шагов, и юноша снова остался в одиночестве.

11. Ночь в Вендане

До Земель Тумана добрались быстрее, чем Уилфред изначально предполагал — за девять полных дней, и в Вендан приехали к вечеру на десятые сутки. Правда, дорога показалась ему труднее, нежели он ожидал: Ивенн совсем не умела держаться в седле, и ему пришлось везти её перед собою всю дорогу. Она поначалу боялась, краснела, терялась подле него, даже отодвигалась в седле, но спустя несколько дней пути, который казался ей уже чуть ли не бесконечным, перестала закрываться и иногда даже засыпала, пристраивая голову на плече Уилфреда, правда, на его вопросы всё так же молчала и иногда, думая, что он не видит, тихо плакала. А когда она засыпала, он только улыбался про себя: волосы девушки щекотали шею, тёплое, размеренное дыхание касалось остывшей на ветру кожи. Она была совсем как его младшая сестрёнка Лина, оставшаяся там, в Яви, и, заботясь об этой юной Хранительнице, Уилфред вспоминал свою младшенькую и невыносимо скучал.

Когда он ушёл, Лине было всего десять солнцеворотов, а ему — двадцатый минуть не успел. Сейчас он свои года уже не считал, с того дня прошли, кажется, все пятнадцать. Возможно, Лина уже с кем-то обручилась — и добро, если человек хороший. Уилфред не возвращался в Явь в день своего рождения: поначалу не отпускали из гарнизона, а после и сам не хотел. К чему бередить уже давно зажившую рану, напоминать себе о том, что было когда-то, дразнить собственное воображение? Да и к жизни в Прави Уилфред привык, освоился, сблизился с правителем, лордом Эйнаром, и в Явь рваться постепенно перестал.