Ты будешь моей
Шрифт:
По щекам снова покатились слезы, а Тим забравшись ко мне на кровать, потянул в свои объятия.
– Спасибо, что ты рядом, - хмыкнула, мокрым носом утыкаясь ему в шею.
– Ты можешь оставить все свои сопли на мне, я все равно буду тебя любить.
– Даже сейчас ты не можешь не пошутить.
– О чувствах я не шучу, - строго произнес он, а я прикрыла глаза.
Как же мне хотелось уснуть и ни о чем не думать. И чтобы проснуться, а все родные рядом.
– Я уничтожу эту гниду, найду и уничтожу. Такая падаль не должна ходить
– Тим, помоги нам найти Гордейку? Пожалуйста, помоги.
– Мы найдем, слышишь? Найдем!
Но все наши последующие поиски не увенчались успехом.
Виктор Гриньковский словно испарился, а скорее всего просто сменил имя. Тварь!
Ни разу нигде не всплывал, и даже перестал охотиться на нас с Гришей. Либо он что-то замышлял, либо ему стало не до нас.
Но каждый день нам не давала покоя мысль о Гордей. Ребенок – маленький, беззащитный и ни в чем невиновный. За что ему это все? Зачем Виктор забрал с собой ребенка?
Но мы глубоко сомневались, что ублюдок будет возится с малышом, а потому сразу же принялись искать его по детдомам. А нам все, как один говорили – ищите на кладбище.
Сволочи!
Как можно так говорить о живем ребенке?! И эти люди воспитывают одиноких детей. Ни жалости в них, не любви. Им было плевать на чужие судьбы. А в глазах многих мы увидели лишь презрение к малышам обделенных счастливым детством.
Неприятный зажравшиеся людишки.
Дни сменялись ночами, и каждый раз становилось лишь труднее.
Наши с Шахом дети постоянно спрашивали куда пропал Гордей, почему мы не пускаем их гулять вместе. А мне каждый вопрос как нож в сердце. Что говорить, как ускользнуть от ответа, как сделать так, чтобы ребята не видели мою боль.
Год…
Прошел целый год, прежде чем у нас появилась надежда.
Мы снова и снова искали Гордея по детским домам, пока нам не намекнули на один из домов пригорода. Говорят, туда чаще привозят бездомных детей.
Только вот Гордейка не был бездомным…
И когда мы втроем вошли в серое обветшалое здание, на меня нашла лавина горечи и безумного сожаления. Глаза-блюдца, глаза нашего мальчика, ошарашено смотрящие на меня в упор. Это сочетание Юльки и Захара. Их маленькая копия, пострадавшая от жестокости людей.
– Гордеюшка, - прошептала я, а малыш, постояв еще несколько секунд, резко развернулся и сбежал в одну из комнат.
Он обижен и напуган. Он думает, что мы все предали его…
Он видел, как убили его мамочку.
– Нам срочно надо к директору, - сказала я, и сразу же побежала на поиски нужного кабинета.
Слава Богу тот оказался рядом. Первая дверь по коридору. Такая же серая, советская и немного ободранная.
Я постучала и без разрешения вошла внутрь. Позади меня маячили Тим и Гриша.
– Здравствуйте. Вы директор?
– Ну, я. А вам чего?
– Меня зовут Марианна Денисовна Асадова, в девичестве Сарбаева. Эта фамилия вам ни о чем не говорит?
Женщина посмотрела на меня с подозрением,
и я заметила, как ее пальцы сжались в кулаки. Нервничает?– Впервые слышу, - строго ответила она, и тут же принялась блуждать взглядом по столу.
Не понравилось мне ее поведение.
Я посмотрела на мужа, который едва заметно кивнул, подтверждая мои мысли.
– Ладно. Тогда я бы хотела познакомиться с одним мальчиком четырех лет. Вы позволите.
– Девушка, у нас здесь не зоопарк, куда приходят смотреть на зверей. У нас дети, и в каждом новом лице они видят свою мать, или отца.
– Ну вот я и хочу помочь одному ребенку. Так, что, мы так и будем стоять здесь и наблюдать за вашим растерянным взглядом, или вы все же проведете нас к ребенку?
– Какой именно вас интересует? – недовольно уточнила она, убирая в ящик пачку тонких сигарет.
– Вы знаете, о ком мы говорим, и в ваших интересах, позвать ребенка сюда. Иначе будет слишком плохо. Вам! – грубо отчеканил мой муж, за что я была ему благодарна.
– Послушай, голубчик…
Кажется, Тимофей пришел в бешенство. Он резко стукнул кулаком по столу, и склонившись над директрисой, гневно прорычал:
– Я даю тебе три минуты, после чего вызываю инстанции. И поверь мне, ты надолго сядешь за все свои делишки!
Если бы я не знала всего, точно бы удивилась поведению мужа, но увы… перед тем, как приехать сюда, он навел справки. И не только на детдом, но и на директора. И результаты оказались не утешительными.
Теперь, когда я собственными глазами увидела здесь Гордея, мне стало намного тревожнее. Тем более дама сама выдала свою нервозность.
– Что вы себе позволяете? – попыталась защититься, но я знала, мой муж не позволит ей ускользнут от главного.
– Две минуты… и не секундой позже я нажму кнопку.
Женщина, кажется, Велена Андреевна, нервно дернула головой и тут же схватилась за трубку стационарного телефона.
– Анжела, приведи того сиротыша, который лупастый. Да! Немедленно!
– А вы обо всех детях так отзываетесь?
Кажется, даже Гриша не сдержался и тоже навис над этой… мымрой!
– А кто они по-вашему? Дети благородных кровей?
– Как же тебе повезло, что ты женщина, иначе бы…
В дверь постучали, и через секунду вошла взмыленная девица.
– Велена Андреевна, сопляк не хочет выходить. Забился в углу комнаты за кроватью, и лупится на меня, как всегда.
– Вы что тут совсем охренели? Вы о ребенке говорите! Страх потеряли? Хоть бы постеснялись при посторонних.
Оттолкнув девицу, я выскочила из кабинета, собираясь сама пойти к малышу.
– Где ребенок? – прорычала я спешащей за мной директрисе.
Она лишь рукой взмахнула, указывая на комнату с открытой дверью. Я подошла ближе, и на миг замерла. Мне нужно немного отдышаться. Не хотела пугать ребенка, который и так слишком напуган и… Господи, страшно представить, что малыш испытывал все это время.