Ты будешь моей

Останавливаюсь у проема кухни, прислоняюсь тихонько к стене, складываю руки на груди и слушаю:

— Я не вернусь к вам.

— Мила, не перечь нам. Ты сейчас же соберешь вещи и вернешься с нами домой! — пробасил ее отец.

— Дочка, мы тебя так не воспитывали! Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны?

— Ты о чем, мама? — мне тоже интересно послушать.

— Сбежала и живешь с каким-то мужчиной. Позор! — моралистка хренова. — У тебя в семье неприятности, их нужно решать. Что скажут люди?

— Конечно, главное, что скажут люди! — Мила вспылила, а я улыбнулся.

— Не смей так разговаривать с родителями! — прогрохотал на весь дом голос отца. — Ты будешь слушаться! Словно потаскуха сбежала из семьи! — этого я уже не мог стерпеть. Вошел в кухню и увидел, что он приближается к дочери.

— Только попробуйте к ней прикоснуться, — холодно произнес, закрывая дверь. Мужик опешил. — И тон свой смените. Или придется смириться, что это ваша последняя встреча с дочерью. — предупредил жестко.

— У тебя еще молоко на губах не обсохло, чтобы так со мной разговаривать! — Это ты избил моего зятя! — тряс он перед моим лицом указательным пальцем. — По тебе тюрьма плачет!

— А вашего любимого зятя нужно отпустить? — зло усмехнулся и стал на него напирать! Вы думаете, побои вашей дочери я нанес? Я, сломал ей руку, когда бил ногами?! — грозно проговаривал я каждое слово.

— Мы Степана не оправдываем, — выставил он вперед ладонь. — Но он уже понес наказание! Ему еще месяца три в больнице лежать. — я просто потерялся от этого заявления.

— Люду мы заберем к себе, — вступила в разговор мать девушки. — Дочка, Степа очень раскаивается в том, что все так получилось. Умоляет о прощении. Он обещает исправиться, сам не поймет, как так вышло…

— Нет! — крикнула Мила и я увидел панику в ее глазах. Я тебя не отдам, что ты так разволновалась, подумал я.

— Ты не подумай, мы не собираемся возвращать тебя мужу. — затрясла мать руками заметив реакцию дочери. — Не захочешь, останешься с нами. Посмотрим, как он себя будет вести дальше. А ты подумала о Марке? Степа ведь отец, имеет право общаться с ребенком. Марк вырастет, а клеймо, что его отец сидел в тюрьме останется на всю жизнь. — я прихреневал с этих речей.

— Так, а теперь слушайте сюда внимательно и запоминайте! — мой рык заставил матушку Милы вздрогнуть.

— Ваша дочь, под моей защитой. Любой, — обвел их взглядом, — кто попытается ее обидеть, будет иметь дело со мной. Если бы моего ребенка, какой-то моральный урод посмел тронуть пальцем, я бы его стер с лица земли! Голыми руками удушил бы за дочь! А вы пришли просить Милу забрать заявление?! Боитесь потерять материальную поддержку, поэтому закрываете глаза на то, что муж ее избивает, оскорбляет! Этот гад изменял вашей дочери с домработницей, вы об этом не слышали? Этого отморозка нужно пытать пока он не сдохнет, а вы ему второй шанс собрались дать! Нормальные бы родители в ноги бросились прощение просить за то, что оставили в опасности! Вы даже ее самочувствием не поинтересовались! — меня они выбесили, орал на весь дом. Хорошо, что двери везде закрыты, Марк вряд ли услышит и проснется. — Вы хоть ознакомлялись с материалами дела, прежде чем бежать спасать любимого зятя?! — мне до одури хотелось отпустить хорошую затрещину ее отцу. Да и мамашу вытолкать из дома.

— Доказательства посмотреть? Этот срам? Как ты могла позволить своему любовнику повесить в вашем доме камеры? В вашей спальне?! Ты там с мужем спала, а ты извращенец наблюдал… — сплюнул он зло. Мила недоуменно смотрела на меня. Глаза ее расширялись от шока.

«Приплыли!..»

Глава 19

Мила

Оставшись с родителями наедине, я поймала себя на мысли, что жду появление Максима. Когда он рядом мне не страшно. Емельянов бережно и внимательно относился к моему сыну. Он мог быть строг и требователен, но ни разу я не почувствовала от него угрозу.

Нервничала, пока он не появился. Вовремя. Отец уже собирался меня воспитывать. Мама мотала головой, просила не спорить, а пойти и собрать вещи. Они собирались дать еще один шанс Степе? Меня это повергло в ужас. Да я порог их дома больше не переступлю. Предатели! Когда Емельянов бросился на мою защиту и стал им угрожать, я чуть не разревелась. Как же оказывается хорошо спрятаться за широкую непробиваемую спину.

А потом заговорил папа, и мой мир вновь стал рушиться. Камеры? В нашей со Степой спальне? Макс видел все, что со мной вытворял муж? Посмотрела на Емельянова, умоляла взглядом опровергнуть слова отца.

Скажи, что это гнусная ложь! Скажи, что ничего ты не видел! Ну, скажи уже!

К горлу подступила тошнота, слезы навернулись на глаза. Я не показала никому, как мне плохо. Отключила все чувства и эмоции. Нельзя показывать родителям слабость. Нельзя, растопчут. Заберут с собой. Отдадут мужу.

— Так надо было. — я не стала топить Максима и говорить, что не о чем не знала. Как только родители уедут, я… Я не знаю, что буду делать! Белла еще не вернулась, а идти мне некуда. Степан в больнице, но это не значит, что он не может нанять людей, которые похитят Марка.

— Надо было?! — вспылил отец. — Что ты собираешься доказывать в суде этими записями? Ни стыда, ни совести! Мы тебя так не воспитывали!

— Так, моралисты, ехали бы вы домой. Вам стыдно, что люди узнают, как муж избивал и насиловал вашу дочь, но вам не стыдно, что вы этому потакали и закрывали на все глаза. Пусть хоть убьет, но сор из избы не выноси? Воспитатели хреновы! — Макс был груб, но я его не одергивала и не останавливала. Мне было не до родителей и их чувств. Тем более что им до моих печалей дел никогда не было. Сейчас у меня перед глазами стояли картины, как Степа меня насиловал, а Макс сидел и наблюдал. Зачем? Зачем так? С каким лицом он смотрел? Жалел? Или это его возбуждало? Есть же такие извращенцы! Как же грязно и противно на душе.

— Мы уходим, — поднялась мама. Отец еще посидел несколько секунд. Сверлил меня злым взглядом, я отвернулась к окну, тогда он поднялся и пошел за матерью.

— Я провожу. — слышала в голосе Емельянова раскаяние. А может мне это показалось?

Мне никогда не отмыться от той грязи, что сейчас на меня вылилась. Кто еще это видел? Следователи? Чех и его люди? Как же хотелось куда-нибудь исчезнуть. Так далеко, чтобы никто и никогда нас с Марком не нашел.

Емельянов вернулся в кухню, закрыл дверь и сел за стол. Мне хотелось его чем-нибудь ударить. Такой невозмутимый спокойный, а меня всю трясет. Как он посмел?!

— Присядь, поговорим, — сложил он перед собой руки в замок.

— О чем? О том, как вы сидели и наблюдали?.. — я закрыла лицо. — Понравилось?! Возбуждало вас это зрелище?! — ноги меня не держали. Я упала на кафель и заплакала. Макс подлетел ко мне, схватил за плечи, поднял резко и сильно встряхнул. Я убрала ладони с лица и посмотрела в его перекошенное злое лицо. Отшатнулась. Испугалась, что он меня ударит.

Я заметила, что его моя реакция напрягла. Может даже обидела.

— Я злюсь, Мила. Очень злюсь, но как бы зол я ни был, никогда не подниму на тебя руку. Лучше ее отрублю. Не сравнивай меня с моральными уродами! Я видел только одну запись. И я до сих пор удивляюсь, как не грохнул его. Не оскорбляй меня больше такими предположениями. Меня не возбуждает насилие. В постели мне нужна партнерша, а не жертва. Секс должен сносить крышу не только мне, но и ей. Меня возбуждают крики удовольствия женщины, которая находится подо мной! — от его слов мне стало стыдно… и жарко. Емельянову удалось своими откровениями успокоить истерику. Но это не значит, что я согласна с тем, как он поступил!