Ты и небо

Это было так трогательно и мило! В порыве радости Инна захотела чмокнуть в щеку своего кавалера. Она, насколько ей позволила воздушная гирлянда, приблизилась к нему, но Дмитрий принял независимый вид, будто бы вручать девушкам шары для него – обычнейшее дело. Хотя, возможно, так и есть. Поймав его отстраненный взгляд, Ясновская сбавила обороты.

Инна раньше и не догадывалась, каково это – нести такую красоту. Ветер разгонял шары в разные стороны, возникла парусность, и исчезла мобильность, а еще нужно было смотреть, куда идешь. При этом появилась легкость, как будто бы шары помогали противостоять земному притяжению.

На них с Дмитрием смотрели прохожие и улыбались. Каждому становилось ясно, что перед ними влюбленные в разгар романтического периода.

Теперь Инна поняла, почему девушки так любят свадьбы напоказ: чтобы кабриолет или хотя бы украшенная цветами и лентами тройка лошадей, обязательно по центральной улице, или катер, но заметный всем, а на нем невеста во всей красе. Раньше Инна лишь скептически улыбалась, слушая о подобных фантазиях хоть той же Моховой. Оказалось, что это до мурашек упоительно – выглядеть счастливой. Казалось бы, связка шаров – такая чушь. Но чушь очаровательная! Шагая по Невскому с глупыми шариками, Инна и в самом деле ощутила себя счастливой.

Пройдя по набережной Мойки, они вернулись к месту, где Огарев оставил машину. И тут случилась незадача: такое большое количество шаров никак не умещалось в салоне.

– Тебе когда лететь? – спросила Инна, заметив, как Дима во время прогулки украдкой поглядывал на часы.

– Через четыре с половиной часа.

– Заграница?

– Минск.

– Надо быть в аэропорту за два часа, – понимающе кивнула девушка. – Еще домой заехать, переодеться. Осталось совсем немного времени. Что же ты молчал?

– Нууу, – протянул Дима. – Все-таки свидание.

– Свидание? – саму себя вслух спросила Инна, задумавшись. Конечно, у них свидание, как бы старательно она ни прогоняла эту мысль. – Пойдем! – Ясновская решительно схватила Дмитрия за руку.

Притащив покорного ухажера на Синий мост, Инна отделила из связки фольгированный самолет, остальные шары протянула Диме.

– Загадывай желание! – предложила девушка.

– Любое? – заинтригованно спросил Дмитрий. Происходящее его забавляло.

– Я загадаю насущное. Иначе забуду.

– Тогда я тоже.

На счет «три» они разжали пальцы, и похожая на огромную гроздь разномастных виноградин связка шаров полетела вверх и вбок. Инна с Дмитрием стояли под прицелом взглядов прохожих и завороженно наблюдали за полетом. Гонимые ветром, шары сначала покружились вдоль реки Мойки, затем их прибило к зданию ГУ МЧС, переметнувшись через которое они растворились в колдовской темноте вечернего неба, на прощание блеснув полярной звездой.

«Принято», – мысленно истолковала этот знак Инна. В тот момент она верила в сказку. Самолет в ее руке ревниво рвался в небо, вторая рука оказалась в ладони Дмитрия – такой теплой и крепкой. Сам Дмитрий стоял позади нее совсем близко, почти вплотную, мятежный самолет бился о его голову надувным крылом.

В машине они целовались – страстно и поспешно, словно вот-вот уберут трап и они окажутся по разные стороны воздушного моста.

– Мы еще встретимся? – по-юношески робко спросил Дима под навесом перед ее парадной. В его стального цвета глазах таилась надежда.

– Конечно! – Инна упорхнула без долгих прощаний, осторожно протаскивая в узкую щель дверного проема А-380 из фольги.

* * *

Инна возвращалась в Пулково из Волгограда. Рейс был разворотным и от того утомительным. Набрали высоту, приступили к обслуживанию. Едва начали разносить напитки, как загорелось табло «Пристегните ремни». Командир по громкой связи объявил о турбулентности. По инструкции проводникам положено занять свои служебные места и пристегнуться. Прерванное обслуживание означает дополнительную работу и сокращение времени на отдых. Но ничего не поделать, инструкции надо выполнять. Потряхивало несильно, Инна знала, что это может быть только началом. Ей уже довелось приложиться лбом о стенку, когда по неопытности она подскочила, чтобы вернуть на место направлявшегося в туалет пассажира. Пассажир удержался на ногах, а у нее на лбу образовалась внушительная гематома, которую потом в течение двух недель приходилось тщательно замазывать гримом. Один раз при прохождении санчасти из-за этой гематомы ее чуть не отстранили от рейса и не отправили на внеочередную ВЛЭК. Так что после того случая Ясновская больше не проявляла неоправданного энтузиазма и работала строго по технологии.

Инна сидела на своей станции в хвосте и смотрела в салон. Самолет мотнуло. Раздались вздохи и одиночные возгласы – в салоне нарастало напряжение. Сама Инна не боялась – на работе ей было не до этого. Пассажир, занимавший кресло двадцать три «С», здоровенный детина, то и дело громко причитал: «А я говорил, не надо было лететь! Ты еще не хотела садиться в хвосте! Здесь самые безопасные места. А все равно не поможет. Сейчас как жахнет!»

Ясновская была готова его самого жахнуть – одного паникера достаточно, чтобы взбаламутить весь салон. Инна посочувствовала его спутнице, миниатюрной шатенке, которой доставался основной поток брюзжания.

Тут пассажирка, сидевшая неподалеку от паникера, обернулась и строго сказала:

– Мужчина! Как вам не стыдно! Вы летите из одного героического города в другой, не менее героический, и кликушничаете!

Парень вмиг замолчал и больше не издавал ни звука. Инна была несказанно благодарна пассажирке с места двадцать один «D», образумившей паникера.

В наступившей тишине Инне удалось немного отвлечься. Она вспомнила их с Димой встречу и улыбнулась. С тех пор прошла неделя. Они договорились встретиться завтра, когда у обоих совпадут выходные. Огарев ей нравился, но она предпочитала не загадывать: пусть все идет как идет, время покажет. Дима признался, что не любит переписываться в мессенджерах, Инна с ним согласилась – ей и самой не хотелось увязать в переписке. Хотелось видеть глаза, мимику, жесты, чувствовать запах, слышать голос. Всего этого не передать через бездушные знаки на экране, как не ощутить касаний рук и нежности губ.

* * *

В Петербурге догорало бабье лето. Днем воздух прогревался до жарких плюс двадцати пяти, словно возвращая долг пасмурному августу; вечер отрезвлял прозрачной прохладой, редкие опавшие листья напоминали о наступившей осени.

Как и планировали, они с Дмитрием отправились в музей Фаберже. Полюбовались красотой и изяществом экспонатов, выставленных в роскошных залах дворца Нарышкиных. Вышли на набережную Фонтанки с ее темно-зеленой, как будто бы болотной водой и узорчатым чугунным ограждением. Инна стояла, обдуваемая ласковым ветерком, и щурилась от лучей лимонного осеннего солнца. Ей хотелось надышаться ускользающим теплом сентября.

– Давай погуляем в каком-нибудь парке, – предложила Инна.

Дмитрий отвез ее на Елагин остров. Там, в Центральном парке культуры и отдыха, они бродили по дорожкам, на которые то тут, то там, выскакивали юркие белки. На площадке около дворца посмотрели на танцующие под звуки оркестра пары. Совершили променад к старинному дубу, посаженному Петром Великим. На лодочной станции арендовали лодку. Дмитрий, как и полагается галантному кавалеру, сел на весла. Ловко лавируя между другими прогулочными плавучими средствами, Огарев повел лодку по извилистому Южному пруду. Инна украдкой разглядывала его сильные руки. Она разулась, перебросила ноги за борт и так сидела, изредка касаясь ступнями стылой воды. Прошли под дугообразным мостиком, концептуально отражающимся в водной ряби. За мостом вышли в широкую часть пруда с видом на графскую беседку.