Ты и Я - Сводные

— Да не стоит, милая. Друг твой вон в каком красивом наряде, куда ему помогать мне. Ничего, — отмахнулась бабулька и у Беляева аж под ложечкой засосало. Неприятно стало. Почему только не ясно.

— Я… помогу, — выдал Саша, сам не веря в то, что сказал.

Дашка хлопнула в ладошки, и с довольным видом взглянула на бабушку. Та тоже, кажется, была рада такому исходу. Только вот Саша был не особо рада. Он бы лучше два раза пробежал марафон, чем тащить вонючий мусор. Но в этом соревновании заднюю давать нельзя. Поэтому стиснув зубы, и стараясь особо не вдыхать благоухающий запах, Беляев взялся за ручку телеги.

Толкать пришлось в горку, и не пару минут, как представлял Сашка, а целых пятнадцать минут. Дороги еще такие убитые, тачка то и дело подпрыгивала, приходилось придерживать руками коробки. На ступеньках, таких же еле живых и едва ощущаемых, вообще пришлось поднять груду мусора и пронести на себе любимом. На отрез железная конструкция на колесиках отказывала взбираться по такому маршруту.

Дашка же с бабушкой убежали вперед. Шли себе под ручку, мило ворковали о чем-то, иногда смеялись. Ни разу не оглянулись, не спросили, как там дела, не помер ли от вони парень. Беляев злился то на себя, то на Лисицыну, то на бабушку. Но больше всего он, конечно, переживал, что его такого вот отважного спасателя кто-то заметит из знакомых. Оглядывался, глазами ловил прохожих. Однако, к счастью, никого по пути не встретил, разве что местную шпану, да те его не знали, как и он их.

Когда с Саши сошли три литра пота, и открылось второе дыхание, бабушка сообщила, что они прибыли в пункт конечного назначения. Жила незнакомая женщина в маленьком ветхом домике. Крыша едва земли не касалась, а облезлые ворота с зеленой краской, стояли настолько неустойчиво, что вот при малейшем сильном ветре, точно могли бы рухнуть.

— Ой, какая береза красивая! — воскликнула вдруг Даша, будто не замечая сарая, вернее сараев, потому что тут один крыше другого был.

— Да, ее еще мой муж покойный сажал. Уж двадцать лет прошло с тех пор, а она вон какая вымахала! — похвасталась бабушка, и на морщинистом лице появилась улыбка. Беляев тоже перевел взгляд на эту самую березу. Высокая с яркой листвой и толстым стеблем, она здесь смотрелась настолько необычно, что и слов не подобрать. Но в одном Лисицына была права, дерево красивое. А ведь если бы девчонка про него не сказала, вряд бы Саша вообще заострил на нем внимание.

— Сынок, давай-ка, — женщина подхватила тачку с картоном и каким-то удивительным образом быстренько затолкала ее во двор, к дверям ветхой избушки. Затем и вовсе скрылась за дверью дома, оставив молодых наедине.

— Вот же поразительно, — подала голос Лисицына, все еще рассматривая дерево. — Человека уже и нет, а его труды до сих пор радуют глаз.

— Думаешь, что старческие басни про посадить дерево, построить дом, вырастить сына имеют философский смысл? — Саша подошел чуть ближе к девчонке, глянул в ее сторону и подумал, что все же она странная. А еще более странный он: вместо посиделок в красивом баре с какой-нибудь блондинкой, он тут играет в отважного героя. И все для кого? Для какой-то невзрачной серой мышки. Кому скажешь, не поверят.

— Во всем есть подтекст. Как в песне у Басты, помнишь? Когда меня не станет, я буду петь голосами моих детей. Да и дерево, оно же живет вон сколько! И дома… они вообще веками могут стоять. И кто-то будет благодарить тебя, вспоминать о тебе. Это же так… — Лисицына вдруг повернула голову, и именно в этот момент подул легкий осенний ветерок. Ее волосы, завязанные в конский хвост, кружили из стороны в сторону, а на лице появилась улыбка. — Здорово, скажи?

— Угу, — кивнул Сашка и сам не понял почему он вдруг смутился. Отвернулся даже. Заморгал быстро, вдохнул глубоко. Какая-то глупость несусветная произошла. Видимо помутнее рассудка. Усталость брала вверх не иначе.

— Детки, — бабуля, как нельзя вовремя, вернулась обратно. И не с пустыми руками, а с пирожками. Большими, поджаристыми такими, которые можно попробовать только у бабушек. Такие, которых Беляев никогда не пробовал. Нет, у них дома готовилась едва, прислугой, естественно. Но пирожки не делали. Мать считала, что это вредно и приносит лишние килограммы. — Ну-ка, угощайтесь. Чем богаты так сказать, тем и рады.

— Ой, что вы! Не стоило! — замахала Даша, скромно припустив ресницы. Но женщина была неуклонна, заставила взять. Саша несколько минут оглядывал сдобу, и под одним углом, и под другим. Потом взглянул на Лисицыну, и когда заметил, как он откусила кусочек, тоже решился попробовать. Пирожок оказался вкусным. Тесто таяло во рту: слегка сладковатое, а капуста внутри с легкой горчинкой. Идеальное сочетание.

— Ух ты, вкусно как! — не удержался от похвалы Беляев. Хотя ему такие вещи были несвойственны. Он лишний раз в ресторане спасибо не скажет, дома прислуге не улыбнется, а здесь, смотря на эту милую бабушку, почему-то захотелось озвучить.

— Ой, скажешь тоже, — отмахнулась женщина, но по лицу было видно, как ей приятно слышать лестные слова о своей стряпне.

За пару минут Сашка умял два пирожка. Правда, потом понял, что их всего было три, и как-то уж не очень правильно по отношению к Даше это. Но девчонка, заприметив, такой аппетит Беляева, отломила от своей сдобы половинку и протянула зачем-то.

— В смысле?

— Бери, ты устал больше всех. А я все равно не голодная. Давай же. Не скромничай. Скромность мальчишек не украшает так-то!

И Саша взял. Просто почему-то не смог не взять. Тем более Лисицына так улыбалась, так настаивала. Как тут откажешь. Хотя самое удивительное было другое: сколько бы Беляев не встречался, с каким бы девушками не общался, но все они как-то иначе на него смотрели. Смотрели такими глазами, будто ждали чего-то взамен. Всегда. Подарков ждали, красивых слов, объятий, признаний в любви. А Дашка… она ничего не ждала. И это было удивительно, именно это делало ее особенной.

— Спасибо еще раз вам, детки.

— Ерунда! Это вам за пирожки спасибо. Вон, Саше так понравилось. Он теперь ваша правая рука за пирожок!

Они постояли еще пару минут, а затем попрощались с бабушкой и отправились вниз, в сторону дома. По пути неожиданно разговорились. О всякой разной ерунде. И так легко разговор тек, будто сто лет знакомы. Никаких тебе нудных тем о ногтях, шмотках, курортах или певцах. Обычно девчонки Саше приседали на уши именно с этими скучными рубриками. А он, как джентльмен, просто иногда кивал головой.

Даша же, кажется, могла поддержать любую тему: от футбола, до известных классиков. Как любой другой мальчишка, с которым можно зависнуть на поле или рубануться в шахматы.

Когда они подошли к углу, Лисицына правда заявила, что здесь стоит попрощаться. Саша спорить не стал. Время уже подпирало, ему и к репетитору надо было, а потом еще с друзьями встретиться.

— Тебе вниз, не заблудишься? — спросила Даша. Она стояла напротив парня. Маленькая такая, худенькая, как тростинка.

— Волнуешься? — в слегка игривом тоне спросил Беляев. Рассматривал нагло девчонку, скользил по лицу от глаз к пухленьким алым губам. Давно он вот так не пялился на естественные выпуклости девушек.

— Саш, — Даша вдруг привстала на носочки, потянулась тоненькими пальчиками к макушке Беляева. — Спасибо тебе за помощь бабушке. Ты поступил хорошо. Молодец! — закончила девчонка и в знак благодарности потрепала по волосам. Действие настолько ошарашило Сашку, что он невольно выгнул шею назад, округляя и без того большие глаза. Не успел понять и принять реальность, как магия закончилась. Лисицына опустила руку, улыбнулась на прощание и побежала прочь, в сторону своего дома.

Беляев минуты две, а то и три, простоял в каком-то ступоре. Потом пришел в себя и зачем-то коснулся прядей, именно в том месте, куда только что дотронулась Дашка. Когда девчонки вели себя так с ним? Настолько естественно и непринужденно? Обычно они висли на нем, обхватывали за пояс, лезли целоваться. Но чтоб вот так… нет, такого точно не было. И Саша, внезапно, понял, что щеки-то у него вновь покрылись румянцем.