Ты меня бесишь

И он, наконец, подъезжает к дому.

— У меня… — хочет он сказать, что у него нет собаки, но вспоминает обратное. — Есть Щенок.

И Мак начинает беспокоиться, что такими темпами совсем отупеет на нервной почве.

Элизар берёт его на руки для удобства и заносит в дом.

— Да, он Ате всю мебель сгрыз, пока я его не забрал…

— Ой, — роняет Мак, в этот момент не в силах вспомнить сразу, кто такая Ата.

Кейт ждала их у входа в подвал.

— Простите, но придётся делать всё там. Другого места в доме для печати я не нашла.

На ней джинсы и заправленная в них рубашка Эла, которая велика ей, но каким-то образом смотрится на Кейт стильно и хорошо. И волосы, собранные в пучок высоко на затылке. Похоже, влажные. Наверное она совсем недавно вышла из душа.

— Спасибо, родная.

Элизар умудряется поцеловать её в щеку с мучающимся Маком на руках.

— Он ещё сломал себе что-то, пока ехал.

Элизар оставляет Мака на полу в подвале и закуривает.

С Хедриком такого не было, у него всё произошло само собой, но, может, Мак сильнее.

Пока их ждала, Кейт сдвинула к стенам вещи так, чтобы центр помещения оказался свободным. А на бетонном полу начертила круг и символы в нём. Посередине же лежал плед и подушечка, предназначенная для какого никакого удобства Мака.

Кейт опускается перед ним и осторожно ощупывает его распухшее запястье.

— Не сломал, это вывих, — улыбается она Элу. — Сейчас…

Она без предупреждения нажимает Маку на руку и резко дёргает её на себя. Раздаётся щелчок, Мак стискивает зубы, а Кейт спешит отстраниться…

Руку её обжигает темнота, что с каждой секундой вгрызается в неё всё сильнее.

— Эл! — вскрикивает она и тянет руку к нему, надеясь, что он смахнёт с неё тьму.

Но он не может, а потому приказывает Маку:

— Успокойся, отзови силу. Постарайся это сделать.

Но Мак только сильнее пугается. И потому начинает задыхаться.

Вот оно, теперь от него откажутся и они. Вот так… Теперь уже всё кончено.

Кейт сдерживается, чтобы не начать буквально смахивать его силу со своей руки, калеча этим вторую. И терпит боль, что ползёт всё выше.

— Всё хорошо, просто отзови.

Элизар дотрагивается до его волос.

— Всё получится, сын, давай.

Мак поднимает на него чёрный в этот момент, но блестящий от слёз взгляд, и пытается.

Он закрывает глаза и не знает, получается ли хоть что-то, но вместе с небольшим успокоением приходит странная вера в то, что он сделал, как надо.

Кейт расслабляется, проверяет свою руку, убеждается, что необратимо она не пострадала и кивает Элу.

— Теперь отойди от него. Черту круга никто не должен переступать, пока не угаснет свет. Это поможет ему найти в силе баланс и немного обвыкнуться с ней.

Она отходит сама, касается кончиками пальцев круга, и он вместе с символами в нём загорается слабым, прозрачным белым пламенем.

Мак падает на плед, зажмуриваясь. Чувствуя, как сила разрывает его на части и расползается по кругу, не имея возможности выйти за края.

От боли он не может кричать, дыхание перехватывает… Но страдания постепенно спадают, когда сила, что дегтярной лужей растеклась по печати, не начала будто… дышать.

Дышать вместе с Маком, в такт пламени, которое то возрастало, то почти гасло.

Кейт, удовлетворённо наблюдающая за этим, переводит на Эла взгляд.

— Будешь тут?

— Да, — он улыбается ей, — наш сын совсем вырос, посмотри…

Она закатывает глаза и цокает языком.

— Вот-вот и вылетит из гнезда, да? — спрашивает она якобы с надеждой, хотя на самом деле, конечно, шутит, и надеется, что Эл понимает это.

Элизар фыркает и устраивается поудобнее.

— Люблю тебя.

— И я тебя, — целует она его в волосы. — Пойду приложу лёд, — ей больно шевелить рукой. — Зови, если что.

***

Айри ставит перед Маркусом яблочный пирог и наливает кофе.

— Приятного аппетита… — и впервые за всё это время, добавляет вслух: — Мудак.

Она уже готовится к тому, что он разозлится на это или в чём-нибудь обвинит её, а значит, ей сегодня же придётся уйти. Горько… Но пережить можно.

— Ей пятнадцать, это не рановато ли для мальчиков? Точнее, тварей-убийц? Даже не знаю, почему ты злишься, дорогая.

И он как ни в чём не бывало с аппетитом принимается за еду.

— Потому что, — немного успокоившись насчёт его реакции, садится Айри напротив, — как ты и сказал, ей пятнадцать. А он её хороший знакомый. Даже, будь он вам врагом, нельзя взваливать на плечи маленькой девочке такой груз. Ты хотел, чтобы она убила его!

— У неё хорошо получается убивать, это бы не составило для неё особой сложности, поверь мне.

Маркус берёт её за руку и целует пальцы.

— Когда мы узнаем, мальчик это или девочка?

Айри смотрит на него так, словно сомневается в его адекватности.

— Ты пугаешь меня, — признаётся она тихим и расстроенным голосом.

Он приподнимает брови и смотрит на неё открытым, честным взглядом, представляя, как будет выглядеть выражение её лица, когда она узнает о готовящемся ритуале.

— Почему?

И она, и её ребёнок умрут от руки Маркуса, а за ними и другие оборотни. И мир станет гораздо чище.

— Не почему, а чем… — и сразу же отвечает: — Отсутствием сострадания.

Но он так смотрит… Айри не по себе, она уже не знает, слушать своё чутьё, верить глазам и ушам, или вот этому его взгляду.

С другой стороны, он ведь помог ей и оставил у себя…

Но она сдерживается, чтобы не извиниться.

Маркус устраивает её на своих коленях и крепко целует.

— У нас тут уже сложившийся семейный уклад, ты скоро привыкнешь. Поешь со мной.

В этом момент бледная, едва стоящая на ногах, на кухню заходит Соня, и Маркус обращается к ней с улыбкой:

— Надеюсь, ты теперь будешь хорошей девочкой и сделаешь всё, что требуется.

Соня кивает.

— Как мне найти Лариэна?