Ты меня бесишь

— С фига ли? У тебя ж уже всё готово, — включилась в диалог Рита.

— Теперь нет. Он сказал, что раз я с этого дня в другой научной группе, то и тема диплома должна быть другой. — При воспоминании о надменном голосе препода я снова начала закипать. — Ты бы знала, как он меня бесит! Так бы и врезала по его смазливой роже! — Мой кулак с глухим стуком опустился на подоконник. Тот, конечно, даже не вздрогнул, а вот рука после удара немного заныла, поэтому я, поморщившись, потрясла ею в воздухе.

— Врезать — это, конечно, хорошо, но давай ещё накатаем на него жалобу в министерство образования, чтобы ты защитилась по своей старой работе! — Рита была натурой деятельной и импульсивной. Чувство справедливости у неё преобладало над всеми остальными с большим отрывом. Увы, это мало помогало в учёбе. Ей отчаянно не хватало усидчивости, она часто прогуливала пары. За голову Рита бралась только перед зачётной неделей, и мы с Настей провели не один час, объясняя ей то матан, то общефиз. Кстати, мы с Ритой учились на одной кафедре, только я — на пятом, а она — на третьем курсе.

— Рит, ты серьёзно веришь, что в минобре людям больше нечем заняться? — Я фыркнула, достала домашние штаны и футболку и начала переодеваться. — Не буду я никуда писать, ещё чего не хватало. Хоть какую тему пусть даст — костьми лягу, но всё сделаю и сдам. Понятно, что единственная радость Беса в жизни — унижать девушек, но придётся ему в этот раз утереться.

— Арин, да зачем тебе жилы рвать ради его заскоков? Пусть с ним декан разбирается, ректор, в конце концов. Он тебе за неделю до защиты ещё какую-нибудь подставу устроит, тоже стерпишь? — продолжала настаивать Рита.

— Не собираюсь я ничего терпеть, но и бегать плакаться из-за любой ерунды не буду. — Футболка со штанами были успешно натянуты на мою тощую персону. — Три с половиной месяца — вполне приличный срок, и если я не смогу за него написать работу, то какой я, к чёрту, инженер? К тому же Бесов хоть и сволочь, но первоклассный специалист. Глядишь, смогу чему-нибудь у него научиться за это время.

Рита неодобрительно на меня поглядела и покачала головой.

— Чует моя задница — добром это не кончится. Мельникова, я тебя, конечно, очень уважаю за принципиальность, силу воли и всякое такое, но иногда надо засунуть свою гордость куда подальше.

— Не могу. — Я отвернулась к окну и посмотрела на небо, которое после снежного февраля было непривычно ясным. — Кроме гордости у меня больше ничего нет.

Мы замолчали. Рита всем видом выражала недовольство, Настя за время нашего разговора уже успела налить воды в электрочайник, и теперь мы ждали, когда он закипит.

— Слушай, а может, не такой уж он женоненавистник, как все его малюют? — хитро улыбнулась Настя, расставляя на столе наши чашки.

— Ты это о чём? — задумчиво спросила я, как раз решая, хочу ли обычный чёрный чай или же лучше заварить зелёный с мелиссой.

— О том, что, ненавидь он девочек, дал бы тебе спокойно дописать старую тему, чтобы не видеть больше никогда, а ему приспичило усложнить жизнь по максимуму, причём и себе тоже, — продолжала рассуждать соседка. — Может, ты ему нравишься и он хочет видеть тебя чаще? Диплом — отличный повод.

— Насть, это даже не смешно, — я скептически посмотрела на неё и решительно бросила в кружку пакетик с чёрным чаем. — Где Александр Андреевич, а где романтика? Его сердце навсегда отдано электронике, если оно вообще у него есть.

— Как знать… я бы не сбрасывала эту версию со счетов, — хмыкнула подруга.

5

Александр

Когда студентка вышла из лаборатории, Бесов вздохнул и поморщился, пытаясь усыпить внезапно проснувшуюся совесть. Конечно, девчонка не виновата, что лишилась научрука буквально накануне защиты диплома. Но и Александр в этом не виноват. Почему он должен разбираться в её дипломе? Просто потому, что он мужчина, а она девушка? Нет, не прокатит. Это она — студентка, а Бесов — преподаватель. И преподаватели должны создавать студентам проблемы и придумывать испытания, а не наоборот. Неважно, что ему было бы проще ознакомиться с уже написанной работой, чем ей писать новую. Бесов не обязан это делать, так что…

Впрочем, ладно. Если не справится, он ей поможет, чтобы не завалила свой многострадальный диплом. Но только в том случае, если будет стараться и не отлынивать от трудов праведных.

Александр фыркнул, вспомнив сверкающие гневом большие серые глаза и вздымающуюся от возмущённого дыхания грудь — точнее, её худенькое подобие. Именно таких девчонок, как эта мелочь Мельникова, и называют «серыми мышками» — серые глаза, бледное личико сердечком, обычные русые волосы, заплетённые в косу, небольшой рост и щуплое телосложение. Без слёз не взглянешь. Хотя коса всё-таки хороша — толстая и густая, и вокруг лица забавные кудрявые прядки, выбивающиеся из причёски. И ресницы ничего, тем более свои — новую моду на нарощенные Александр вообще не понимал. Выглядело это жутко, и девчонок с подобным украшением на глазах он отправлял на пересдачу всегда, практически не вслушиваясь в ответы.

В общем, мелочь с косой была ничего. По крайней мере, не так раздражала, как девчонки более сексуальных подвидов, и чувствовалось, что интеллект у неё имеется. Интересно, не решит ли Мельникова пожаловаться на него в вышестоящие инстанции? Это будет даже забавно, если действительно решит. Институт она в таком случае наверняка закончит со своей прежней темой диплома, но со скрипом и скандалом, громко хлопнув напоследок дверью. Что ж, если Мельникова захочет подобным образом развлечься — пожалуйста. Её право.

Телефон в кармане брюк неожиданно завибрировал, и Александр, достав его, моментально принял звонок, даже не посмотрев на экран — знал, что в это время должна звонить дочь, у которой как раз закончились уроки. Домой её отводила няня — мировая женщина шестидесяти с лишним лет, вырастившая троих детей и чёрт знает сколько внуков — Бесов всё время забывал точное число её выводка. Все внуки были уже большие, росли в полных семьях, и бабушка им требовалась только по великим праздникам — а вот самой Людмиле Михайловне требовались деньги. Александр не очень понимал, почему её не содержат многочисленные родственники, но не вникал, справедливо полагая, что в каждой избушке свои погремушки. А ещё, что вероятнее всего, Людмиле Михайловне просто было скучно, поэтому она и решила три года назад найти себе развлечение. И нашла. Одинокий папаша-преподаватель, которого бросила жена, укатив с новым мужем за границу, на виллу у моря, и пятилетняя, растерянная отсутствием мамы девочка — чем не развлечение?

Александр никому не рассказывал, но Людмила Михайловна с её характером генерала в юбке была единственной женщиной, которой он всё прощал, даже диктаторские замашки. Не считая Ани, разумеется. Просто потому, что если бы не Людмила Михайловна, то они с Аней пропали бы. Но она и девочку отогрела, почти заменив ей отсутствующих с обеих сторон бабушек и дедушек, и Александру помогала так, что он едва не молился на неё. Была бы помоложе лет на тридцать — точно женился бы. Ну ладно, хотя бы на двадцать…