Ты меня не помнишь

— Ты понимаешь, что это преступление, он такое с рук не спустит?

— Пусть сначала найдет — выдыхаю я расслабляясь.

Интересно, мне так спокойно, потому что лекарство действует или мне действительно все равно? Похоже, лекарство, а жаль. Сердце не ноет, голова пуста, а картинка с голой девицей в спальне Межницкого меркнет и сжимается. Всхлипываю последний раз и замолкаю.

— Едем, Вик. Если для тебя важен этот тендер, едем. Еще минут двадцать у меня есть.

Дальше все как в тумане. Он обзванивает коллег, выдергивая кого из теплых постелей, а кого и из ночных клубов. Мы добираемся до дома, и я переношу всю информацию с облачного хранилища на флешку.

— Действуй, Вик, а я спать.

Прошу его закрыть дверь снаружи и не звонить мне, потому что телефон будет отключен.

Скорее всего надолго.

Навсегда.

Завтра зайду в ближайший салон связи и куплю новую симку.

Как только Вик исчезает за дверью, я снимаю с себя дурацкое платье и иду душ. Холодная? Горячая? Для начала включаю максимальный напор и захожу под жалящие водяные струи. Регулирую температуру и все-таки выбираю холодную. Отрезвляет, а мне сейчас как раз нужно вернуть способность мыслить объективно.

С понедельника для Алекса наступит новая жизнь. Компания Межницкого проиграет тендер и останется с огромными долгами. Будет ли он искать виноватых? Возможно, но обо мне он вряд ли вспомнит. По крайней мере, не сразу. Все так, только если он попросил собрать на меня информацию, то ему ее предоставят. Сколько времени уйдет на это? День или два. Выходные исключаем и получаем день икс — вторник. В понедельник тоже могут успеть, но боюсь, что новость об ушедшем в руки Бельских тендере, затмит любые новости о моей скромной персоне.

Значит, во вторник меня не должно быть в городе.

Так, с этим вопросом понятно. Я возвращаюсь домой.

Что делать с Виком?

Придется рассказать ему все. Другого варианта не вижу. Подставляю лицо под колючие струи воды, упираюсь руками в блестящий от воды кафель и стону в голос. Как же не хочется прилюдно перетряхивать скелеты в шкафу. Не хочется.

Продолжаю стоять под холодным душем. Пальцы почти не слушаются, кожа покрывается мурашками размером с горох, зато мозг работает с запредельной скоростью. Идея приходит внезапно. Папка. Та, что я привезла с собой. Она до сих пор лежит в сумке на дне под картонным вкладышем. Если убрать ненужные подробности, правды будет достаточно. Достаточно, чтобы он понял почему я так поступила и для того, чтобы прекратить наше общение. Скорее всего, Вик так и сделает. Нет. Он, конечно, не Межницкий и не будет устраивать шоу... и мне это не нужно. Перекрываю воду и закоченевшими руками открываю дверь кабинки. Не буду ничего ему показывать. Это мое прошлое и прошлое Межницкого. Нужна правда — расскажу коротко, а за подробностями пусть к папе-олигарху идет. Сдергиваю халат с вешалки и закутываюсь в него в надежде согреться, но эффект получается противоположный.

Стуча зубами, шлепаю в спальню. Я все сделала, хочется добавить правильно, но не могу. Потому что уже не понимаю, как правильно. Еще вчера я была уверена, что правильно отпустить прошлое и попробовать жить так, как мне нравится. У меня даже что-то получилось, а сегодня... Сегодня я ничего не отпустила.

— Отомстила? — хитро уточняет внутренний голос.

— Да, и никаких угрызений совести не чувствую.

Потому что никогда не прощу, то, что он сделал.

— Ни-ког-да — вырывается у меня. Меня, наконец, мог дождаться вечером и устроить сцену ревности. Мог, но предпочел снять шлюху на ночь и оттянуться по полной.

Сволочь!

Кобель!

Просто в голове не укладывается. Переворачиваюсь набок и закутываюсь в одеяло с головой. Если бы сама все не увидела, так бы и сидела дома, мотая сопли на кулак и придумывая ему оправдания. Сейчас, конечно, тоже мотаю, но по-другому случаю. Я знаю, что это конец, и что никаких ванильных романтических сцен примирения у нас не будет.

Точка.

Ничего не осталось, даже надежды нет, а когда не остается надежды, все остальные чувства загибаются на раз-два.

Проверено.

Кутаюсь в одеяло, и чувствую, как вместе с теплом по телу разливается слабость. Веки тяжелеют, и я не сопротивляюсь, проваливаюсь в глубокий и спокойный сон. Сейчас он для меня все: отдых, спасение, лекарство и анестезия.

Сон, обычный сон, без пробуждений и сновидений. Сколько он уже длится?

Неважно. Мне хорошо.

Раздражают лишь изредка прорывающие черную пелену сна звуки. Сначала это дребезжащий звонок, стук, а потом чей-то голос. Отгораживаюсь от них, убегаю и прячусь.

Глава 43

Алекс Межницкий

— Уволь того, кто тебе помогал — крутится как заевшая пластинка в голове.

Меня распирает от возмущения. Вокруг меня творится какой-то треш, а я, походу, марионетка в чьей-то игре! Я, Алекс Межницкий!

Подхожу к бару и достаю оттуда бутылку виски и бокал. Медленно двигаюсь к дивану и задаю себе всего один вопрос: «Где я просчитался, где ошибся?».

Бокал ставлю на стеклянный столик, а сам сажусь на диван и вскрываю коллекционный алкоголь. Пробка летит на пол, она вряд ли уже пригодится. Тянусь и, зацепив край бокала пальцем, тяну его на себя. Скребущий звук, разрезая тишину квартиры, бьет по нервам словно ультразвук. Тру пальцами виски, вдавливая их с такой силой, словно стараюсь вскрыть себе черепную коробку.

— Идеально было бы, вскрыть, промыть все в вискаре — кидаю взгляд на пустой бокал и сглатываю — а потом запихнуть обратно. Все... или не все?

Олю-Сашу я бы точно не запихивал обратно. Утопил бы в этом чертовом бокале стерву.

Наблюдаю, как напиток заполняет бокал, в нос ударяет запах алкоголя с примесью древесно-ореховых ноток.

— Сука! — выкрикиваю в темноту свой тост и, запрокинув голову, опустошаю бокал — сука...

Уволь того, кто тебе помогал, говоришь? Камиля уволить? Неужели друг теряет хватку? Не поверю, но с Камом поговорю серьезно. Если он что-то упустил, будет до Нового года бесплатно работать. Благо осталось каких-то два месяца. Опрокидываю в себя очередную порцию алкоголя и иду искать телефон.

Захмелевший мозг отказывается вспоминать где я его оставил, зато с садистским удовольствием подкидывает веселые картинки вечера. Вот она опирается спиной на Бельских и смотрит на меня. Взгляд, это взгляд... морщусь и наливаю в бокал новую порцию анестезии, словно она заморозить меня хотела. Безразличие, в нем было полное безразличие. Зато несколькими минутами раньше... Теплый виски вызывает легкую тошноту, но приятно обжигает горло, и бокал со звоном возвращается на столик. Раньше, в спальне, в ее глазах читалось совершенно другое чувство. Обида, боль и я бы даже сказал, что ревность. Поверил бы, что ревность, если бы не знал, какая она продажная сука. Встречаться с тремя мужиками! Причем за одного даже замуж собиралась! Пустой бокал до сих пор в моей руке, надо бы еще выпить, но сначала надо вспомнить где мой телефон. Свободной рукой растираю лицо и обхватываю пальцами переносицу. Вспоминай, Алекс, вспоминай, но мозг снова подкидывает картинку, когда Саша смотрит на меня с таким разочарованием, что жалею, что не сдох там, на кровати.

Так, надо подниматься и идти искать телефон, или подождать, когда мне кто-то позвонит. Последний вариант мне очень нравится, только уже почти девять, Алекс. Кто тебе может позвонить вечером? Друзья? Девушка? Коллеги? Три раза ха-ха, на хрен ты никому не нужен, кроме матери, но она спит уже давно. Даже если я сегодня здесь упьюсь и сдохну, никто раньше понедельника меня не хватится и то, потому что на совещание не приду. Блин, а вопрос-то спорный. Скорее всего, даже не позвонят, обрадуются и разойдутся по домам. Мысль неприятно кольнула, и внутри что-то перевернулось. Неприятненькая картинка получается, и это еще мягко сказано.