Ты мое дыхание

— Болеет, — задумчиво подтвердила Инга. — И что? — Видимо, сам факт его болезни не стал для нее достаточным аргументом, по которому я могла бы желать увидеть старика. Тем более, дома. — Ты правда попрешься к нему? И зачем?

Я вздохнула. Терпеть не могла врать, но сейчас у меня просто не было выхода. Не рассказывать же ей истинную причину, по которой мне крайне важно его увидеть именно сегодня.

— Я же тебе говорила, что он придрался к моей курсовой. И велел все переделывать. А времени, сама знаешь, кот наплакал. Хочу умилостивить его немного.

— ЧЕМ??? — почти выкрикнула Инга с явным ужасом в голосе, и я тотчас представила, что именно подумала моя подруга. Сделала глубокий вдох, борясь с подступающей тошнотой. И ответила почти зло, не понимая, как она могла представить такое.

— Совсем не тем, что тебе пришло в голову. Фрукты ему отнесу, соки какие-нибудь. Ты, может, уточни еще у тетки, что он любит. Может, повезет, и он не будет валить меня на экзамене.

Инга помолчала.

— Ну-у, не знаю. Не похож он на того, кого можно смягчить фруктами. Хотя, кто знает. Если ему сильно плохо, а тут ты явишься, как сестра милосердия, может, и проникнется.

Ох, лучше бы она этого не говорила. Я опять вспомнила обо всех своих страхах и сомнениях, и о том, что будет, если все же переписывалась я именно с ним. Тогда я прямо там и умру. И плевать на курсовую, экзамен, и все остальное.

Оказалось, что жил он совсем неподалеку, вот только хорошо это, или плохо, я не знала. Наверно, хорошо с той точки зрения, что уже вскоре все должно было разрешиться, но я боялась так сильно, что минут сорок проторчала у его подъезда, прежде чем, наконец, осмелилась войти.

За дверью долгое время была тишина, и я уже решила, что в квартире нет никого, но тут раздались шаркающие шаги и приглушенное покашливание. А я замерла, ощущая, как с удвоенной силой начало колотиться сердце. Сбежать бы… но не для этого я сюда пришла. Надо все же выяснить правду, какой бы эта правда ни была.

Дверь распахнулась, и на пороге предстал Рогачев. Собственной персоной. Увидев меня, зачем-то снял очки и повертел их в руках, потом снова надел. Прищурился и потер подбородок.

— Романова, — его слова прозвучали как констатация. Не похоже было, чтобы мой визит его порадовал, но и удивления особого он тоже не выказал.

А я, глядя на него, поняла вдруг, что к письмам он точно никакого отношения не имеет. Сейчас передо мной был не нудный и дотошный преподаватель в видавшем виде костюме, строгий и скучный, а уставший и больной старик. Волосы всколочены, вокруг шеи обмотан какой-то неопределенного цвета шарф, спортивный костюм, тоже явно не новенький, висел на мужчине мешком. А глаза за стеклами очков блестели, выдавая жар. Он и впрямь был болен. А еще — слишком стар, чтобы заниматься чем-то вроде переписки со мной. Если в его жизни и были когда-то подобные развлечения, то они закончились давным-давно.

— Олег Евгеньевич, я… — переступив с ноги на ногу, я приподняла пакет, демонстрируя его Рогачеву. — Я тут вам фруктов принесла. Нам сказали, что вы болеете, вот ребята и решили собрать кое-что.

— А вас, значит, выбрали представителем? — уточнил он, поправляя очки. — Или это была личная инициатива? Фрукты возьму, а вот в гости не зову, не хватало еще, чтобы вы заразились. И учтите, Романова, спрашивать на экзамене я все равно буду со всей строгостью, так и передайте своим друзьям. И курсовую вам переписать придется, то, что есть, никуда не годится. Вы способны на большее.

— Я… да, конечно, Олег Евгеньевич, — я нереально обрадовалась его заявлению. И тому, что заходить не нужно, и тому, что ничего другого, кроме результатов учебы, ему не нужно от меня. И как вообще могла предположить что-то еще? Ох, и дурочка ты, Ника…

— Вы это… выздоравливайте, — я протянула ему пакет и хотела добавить «поскорее», но сдержалась. Это было бы уже полнейшим лицемерие.

Кажется, Рогачев понял это, потому что хмыкнул, но тут же закашлялся.

— Спасибо, Ника. Поправлюсь, не беспокойтесь. Уже скоро сможете лицезреть меня на занятиях. Тогда и продолжим разговор о вашей курсовой. Надеюсь, к этому времени вы сможете показать мне что-то более достойное.

Спускаясь по лестнице, я поняла, что улыбаюсь. Сейчас мне казалось, что за спиной вдруг выросли крылья — такую легкость я испытывала. Как во сне в детстве, перед тем как полететь: сделай один шаг, другой — и оторвешься от земли. Такие сны мне давно уже не снились, но сейчас это состояние я ощущала наяву. Выйдя во двор, запрокинула голову, подставляя лицо солнечным лучам, и засмеялась, чувствуя себя абсолютно счастливой.

Я села на скамейку неподалеку от дома Рогачева и вытащила телефон. С доцентом разобрались, а теперь предстояла задачка посложнее. Надо было как-то объяснить Амуру, какая муха меня укусила и почему я столько времени не желала с ним общаться.

А это оказалось непросто. Теперь, оглядываясь назад, на все свои страхи в отношении Рогачева я смотрела почти с насмешкой. Как могла заподозрить его? Этого уставшего от жизни старика? Повелась на какое-то нелепое совпадение: и себе душу истрепала, и человека, который значил для меня так много, тоже измучила.

Я как будто из реальности выпала. Мимо проходили люди, шумели дети, чуть поодаль по трассе мчались машины, а я ничего не замечала. Впитывала каждую строчку из Его писем, вчитывалась, всматривалась в буквы, хотя, кажется, уже запомнила наизусть, как и прежде. Ругала себя за глупость и старательно подбирала слова, которые нужно было написать в ответ. Подбирала, но пока не находила.

Он хочет встретиться со мной… Несмотря ни на что, несмотря на мою дурацкую выходку, не обиделся и не решил поскорее выбросить меня из головы. А наоборот, мечтает, чтобы теперь все стало по-настоящему.

От этой мысли по коже побежали мурашки, а потом меня бросило в жар. Сделать реальностью все наши фантазии? На самом деле ощутить все Его дерзкие, смелые, сводящие с ума ласки? Принадлежать Ему не во сне, а на самом деле? На самом деле…

Хотела ли я тоже этого? Более чем. Наверно, хотела уже давно, но сама себе не решалась признаться. Или не верила, что такое в принципе возможно. Все было слишком потрясающе для того, чтобы оказаться правдой. А теперь, когда появился шанс действительно превратить все в реальность, мне стало страшно.

А что, если я окажусь не такой, какой Он меня представляет? Ведь представляет же Он какой-то образ. И этот образ наверняка необыкновенный. О ком Он думает, когда пишет мне? О сногсшибательной сексуальной красотке, вслед которой заглядываются все мужчины? О той, которая может разжечь в Нем желание одним своим присутствием? Которая готова на все…

Но ведь я была смелой лишь в письмах… А на самом деле и опыта-то особого не имела. То, что было, и вспоминать не хотелось. Возня в темноте, слюнявые губы, холодные руки, шарящие по моему телу. Не слишком удачное завершение выпускного вечера. Колька из 11-Б был по уши в меня влюблен, а я почему-то все это позволила ему. Не знаю, на что рассчитывала. Боли почти не почувствовала, но и никакого неба в алмазах не случилось. Просто после такого эксперимента вообще не хотелось думать о сексе. Какое-то время даже я думала, что со мной что-то не так, раз я не смогла получить удовольствие с одним из лучших парней школы. Подружки мне завидовали, когда он дожидался меня после уроков и настойчиво пытался проводить домой. А я хотела обо всем поскорее забыть, и уже тем более не возникало никакого желания повторить ни с ним, ни с кем-то другим. До тех пор, пока это не случилось в наших письмах с Амуром.