Ты – моё проклятие
Шрифт:
Мне нельзя выключаться, я должна узнать ответы.
– Клим… я не хочу. Я не смогу, меня тошнит.
– Тебе. Надо. Поесть.
Я не помню, когда ела в последний раз, и при мысли об этом вязкая слюна наполняет рот.
Клим отворачивается,
Он идёт к высокому холодильнику, распахивает его створку и через каких-то пять минут передо мной на столе в рядок выстраиваются баночки каких-то йогуртов, тарелка с сыром, ещё что-то. Соковыжималка тихо жужжит, выплёвывая ручейки янтарной жидкости, а в самом центре стола появляется бутылка коньяка.
– Я не пью, – отодвигаю бутылку, но Клим возвращает её на место.
– Зато я пью.
– И давно?
Он молчит, наливая себе в округлый бокал немного тёмной жидкости, а я слежу за его движениями. Уверенные и точные, они всегда меня завораживали.
– Ешь, – отрывисто приказывает, а я больше не могу сопротивляться голоду, который почувствовала, кажется, лишь только что.
Дрожащими пальцами откручиваю крышку питьевого йогурта и махом уничтожаю половину. Совсем не чувствую вкуса, но это и не нужно – главное, утолить хоть немного голод. Зато отступает тошнота и перед глазами больше не прыгают солнечные зайчики.
– Аккуратнее, – усмехается Клим и вытирает каплю йогурта, застывшую на моём подбородке.
Я дёргаюсь, будто он меня ударил,
и сама не могу понять, почему так остро реагирую. Вся эта ситуация, все прошедшие годы – всё наслаивается, слепливается в уродливый комок из мыслей, эмоций и ощущений.– Тебе стало плохо, – не спрашивает, утверждает, взбалтывая коньяк на дне бокала. Но не пьёт, просто держит напиток в руках, о чём-то размышляя. – Ешь-ешь, тебе нужно силы восстанавливать.
Его забота больше пугает, чем радует, но это всё нервы.
– Ты ненавидишь моего отца, – констатирую факт, а Клим вонзает в меня стылый взгляд, словно лезвие ножа. – И меня ненавидишь. Вся эта забота, тревога в глазах, суета – ерунда, потому что ты меня ненавидишь. Я угадала? Ты всё время говоришь о каком-то предательстве. И ненавидишь.
Мне тяжело даются слова, но иногда без них никак не обойтись. Нужно разрубить уже этот узел, пока петля, накинутая на наши с Климом шеи, не задушила окончательно. Пока ещё хватает в лёгких воздуха, а сознание не помутилось окончательно, нужно говорить.
Как бы ни было больно, нужно разговаривать.
– Тебе кажется, я не имею права на ненависть? – левый уголок его губ слегка подрагивает и медленно ползёт вверх. – Не к тебе, к твоему отцу?
Клим передёргивает голыми плечами с россыпью белеющих шрамов. Полосы и маленькие точки похожие на следы ожогов. А на спине они совсем другие.
Конец ознакомительного фрагмента.