Ты-мои крылья
Шрифт:
— Понимаю, мужик! Понимаю…
Он еще что-то нес, Копестиренский не прислушивался особо. Он бы вообще ушел, да только не хотелось Стеллу в толпе потерять, а потому Артур решил пойти ей навстречу, но отделаться от навязчивой компании не получалось. Краснопольский поплелся за ним, то и дело зудя на ухо:
— Думаешь, ты с ней надолго? Думаешь, последний?
— Ага, так и есть. Последний, — отмахнулся от порядком надоевшего Серёженьки Артур.
— А я у нее первым был! — Артур напрягся и замедлил шаг. В какой-то момент совсем остановился, не до конца поверив в то, что слышит это от взрослого, неглупого, вроде, человека. — Уздечку
Глава 22
Стелла летела через парковку так, что платье развевалось. То самое, в пайетках и стразах. Внутри клокотали обида и злость. Но самым страшным, наверное, было разочарование, подкатившее комом к горлу, и щиплющее слезами нос. Она никогда! Никогда не думала, что Артур может устроить подобную безобразную сцену. На глазах у всего честного народа и… Да к черту! Сама себя ведь обманывает! Не это обидело Стеллу больше всего, никакие репутационные риски не стоили ее переживаний. Тут в другом было дело.
— Стелла… Да подожди ты! — кричал ей вдогонку Артур, потряхивая рукой со сбитыми костяшками. Классный вышел удар…
Женщина резко затормозила, так что даже чуть накренилась вперед по инерции. Обернулась, хлестнув себя волосами по лицу:
— Какого черта ты вытворяешь?!
— Защищаю тебя!
— От кого?
— От того урода прилизанного! Слышала бы ты, что он нес!
— Да по хрен мне, что нес этот посторонний человек, а вот ты! Артур, это мероприятие по сбору средств в помощь жертвам домашнего насилия! Как ты думаешь, твое поведение было уместным?
— Ну, извини, что я заткнул ему пасть! Он… он выставлял тебя в неприглядном свете!
— И что? Тебе не все равно, что думает этот червяк?
— Он пытался тебя очернить!
— И что? — повторила Стелла. — Ну, что здесь такого? Ты-то знаешь, какая я настоящая?
— Я…
— Знаешь, Артур. Знаешь… Только поверить не можешь, и расслабиться. Я думаю, ты не ему рот хотел заткнуть. А собственным мыслям, которые Краснопольский озвучил. Ты ведь до сих пор мне не доверяешь! Скажешь, не так?
— Нет!
— Тогда, почему ты ни разу не говорил, что чувствуешь по отношению ко мне? Кто я для тебя?
— А так непонятно?
— В том-то и дело, что все ясно, как божий день! Но ты почему-то не можешь это принять, как данность. Ты боишься! Ты оставляешь пути к отступлению и каждый раз… каждый чертов раз буквально глотаешь то, что рвется наружу! Знаешь, а я ведь даже готова доказывать, что я не жираф! И ждать… Ждать, когда произойдет что-то, что откроет тебе глаза и освободит из той темницы, в которой ты по какой-то причине живешь! Я не готова только… — на секунду голос Стеллы сорвался, — я не готова только платить за чужие грехи, Артур. Это несправедливо…
— О чем ты? — его голос сел. Грудь взволнованно вздымалась. Он дышал практически так же часто, как и сама Стелла. В ожидании ее ответа, время как будто застыло в пространстве.
— Поначалу я все списывала на себя. Винила, сожалела, что мы познакомились при таких… пикантных обстоятельствах. Оправдывала тебя, потому что действительно мало что хорошего может прийти на ум, когда ты застаешь женщину в такой ситуации! Но уже прошло столько времени… Разве я не доказала свою… ну, не знаю… порядочность? Я знаю о том ужасе, что с тобой произошел, Артур. Каркуша сказала. А потому могу
где-то понять, чем вызваны твои страхи. Но я не могу изменить твоего прошлого, я могу только пообещать, что никогда тебя не предам. Вот только поверишь ли ты? Я не уверена…— Твою мать, — выругался Копестиренский, зло ударяя ногой по покрышке. Пока он размышлял, стоит ли посвящать Стеллу в детали своей прошлой жизни, она сама все узнала! И жила с этим бог знает сколько времени, и не показывала никоим образом, что ей что-то известно! Она встречала его с радостью, строила планы на будущее, качалась с ним на волнах экстаза, смеялась и болтала обо всем, будто это и вправду не имело для нее никакого значения. Будто это совершенно не принижало Артура в ее глазах…
— Ладно… Думаю, нам нужно немного остыть. Подумать. Побыть в одиночестве…
— Это такой красивый способ дать мне пинка под зад?!
Стелла поймала черный, какой-то сумасшедший взгляд Артура и медленно покачала головой:
— Нет, это способ прийти с собой в равновесие. Думаю, ты должен решить, чего хочешь. Еще раз все хорошенько взвесить, обдумать, помедитировать…
— Помедитировать? Боюсь, что даже мозоли на заднице от каждодневного сидения в позе для медитации не сделают из меня просветленного!
— А ты попробуй. Просто попробуй отпустить ситуацию, — в глазах Стеллы мелькнули слезы, а у него зубы свело, — и тогда, увидишь, сразу все встанет на свои места.
— Ты меня прогоняешь…
— Нет, — мягко улыбнулась женщина, — я даю нам время подумать. Я за голую правду, какой бы она ни была.
— Голую правду никто не любит, Стелла. Одни ее пытаются одеть, другие — содрать кожу!
— Ты поэтому боишься?
— Я ничего не боюсь!
Стелла опять улыбнулась. Еще бы он признался в собственной слабости! Она не рассчитывала на это от слова «совсем».
— Замечательно! И в этом мы с тобой похожи. Правда в том, что я люблю тебя, Копестиренский. Ужасно люблю, нечеловечески даже. Это чувство делает меня жадной. Я с таким отчаянием ловлю каждый твой взгляд… я так стремлюсь к тебе, и мне всё мало! Хочу тебя навсегда. С печатями в паспорте и дурацким видео, снятым в загсе. Хочу тебя каждый день, каждую секунду. Хочу тебя за завтраком, обедом и ужином. Сегодня, завтра и на всю жизнь вперед! Хочу воспитывать с тобой детей. Спорить, кто повезет их в сад, а кто поспит подольше… Я хочу провожать тебя и встречать. Дурачиться, как малые дети, и вести заумные философские беседы. Я хочу состариться с тобой, а потом жаловаться подругам на то, каким сварливым дедуганом ты стал. Я… люблю тебя, Артур. Очень.
Напоследок Стелла погладила его старательно выбритую щеку и скользнула в салон машины. Опустила стекло:
— Садись, подкину тебя до дома.
Атур хотел было заартачиться, взыграла в нем злость, но потом так же быстро мужчина сдулся. Он не представлял, как будет теперь… Без нее. Он совершенно не поддерживал идею о том, что им нужно на время расстаться. Подумать! Ну, о чем здесь думать, ей богу?! Она ведь все для него. Абсолютно! Так почему, когда он хочет об этом сказать, язык присыхает к небу? Неужели, и правда, виной всему — его застарелые раны? Хотя, если так разобраться — смешно. Он же не какая-нибудь кисейная барышня. Он — мужик! Столько всего на своем веку повидал: грязи, вероломства, предательства. Но стерпел ведь, не сломался. А тут… Смешно сказать, бабской измены не выдержал! Ларка — будь она проклята!