Ты моя надежда
Шрифт:
— Нам нужно поговорить об этом, — мягко говорю я, осторожно присаживаясь и пытаясь облегчить ее беспокойство. Я не хочу ей ничего говорить, но все во мне кричит, чтобы я солгал и все это забылось. Но Джулс моя, и я не сделаю этого с ней. Одно дело скрывать правду о прошлом, но совсем другое — откровенно лгать об этом.
Джулс должна знать правду, даже если она ей не понравится.
— Спрашивай меня, о чем угодно.
Она выглядит пораженной под моим пристальным взглядом.
Ее детские голубые глаза покраснели, а на щеках видны следы слез. Она великолепна даже в таком виде, но не тогда,
Я смотрю мимо нее, когда после щелчка включаемого обогревателя начинает колыхаться толстая серая занавеска из бархата. Я наблюдаю за этим мгновение, мое дыхание восстанавливается, и я быстро нахожу решение.
— На все вопросы, — начинаю я говорить, а затем останавливаюсь, чтобы оглянуться на нее.
Она настороженно смотрит на меня, и когда понимает, что я ей что-то предлагаю, все ее тело заметно напрягается.
— На каждый вопрос, который ты задашь, я отвечу тебе честно и немного развяжу тебя.
Это не лучшее решение, учитывая, что всего четыре узла удерживают ее от свободы.
— Ты не можешь бороться со мной, Джулс. — Я повышаю голос прежде чем она успевает ответить. — Я отпущу тебя, но не позволю тебе убежать. Понимаешь?
Она сглатывает, а затем облизывает губы.
— Да, — отвечает она едва слышно.
Я могу сказать, что ей больно говорить, потому что она отстраняется в тот момент, когда слово слетает с ее губ в напряженном воздухе между нами, и на ее лице видно выражение боли.
Ей нужен чай, и чтобы ее обняли. Ей нужна нежность.
Кровь закипает во мне, когда я сажусь, кладя руку на ее обнаженное бедро. Как хорошая девочка, она не двигается, но закрывает глаза, как будто не выносит моих прикосновений. Я нежно вывожу большим пальцем успокаивающие круги и смотрю вниз, туда, где соприкасаются наши кожи.
Она простит меня. Я знаю. Это только вопрос времени, и я позволю ей вести. Но только если она будет двигаться в правильном направлении. Ближе к тому, чтобы мы вдвоем восстановили то, что у нас было всего несколько часов назад. Мне просто нужно время, и, учитывая тот факт, что моя компания по разработке сейчас распущена, у меня его предостаточно.
— Зачем ты это сделал? — спрашивает она.
Я поднимаю голову при ее вопросе и встречаюсь с ней взглядом. В этих великолепных глазах лани нет ничего, кроме грусти.
— Он был ответственен за смерть женщины.
Не успеваю я договорить, как она уже качает головой.
— Нет, я тебе не верю.
Ее голос срывается, что является красноречивым признаком ее отказа принять правду, когда она отрывает от меня взгляд и смотрит прямо перед собой на дверь.
— Я не лгу тебе, Джулс.
Мне трудно сохранять нежность в голосе, вспоминая, что случилось, когда я решил, что Джейс Андерсон заслуживает смерти.
— Ты врешь, — она практически шипит на меня, заставая меня врасплох, и возмущенно кричит, — Ты лжец!
— Я никогда не лгал тебе, — спокойно отвечаю я, игнорируя ее вспышку, в то время как сам крепче сжимаю край кровати. Мне приходится немного подождать, пока она успокоится, прежде чем протянуть руку и медленно развязать
узел на ее левом запястье. Сделка есть сделка. Даже если мне чертовски не нравится ее ответ. Ее нежная кожа в этом месте ярко-розовая, и в моей груди ощущается ком от чувства вины. Я никогда не хотел причинить ей боль. Никогда. Я возвращаюсь на свое место.— Ты не сказал правды, — шепчет она.
Мое горло пересыхает, и шея покрывается испариной. У меня не так много воспоминаний о матери, но те, которые у меня имеется, те, которые я хорошо помню, — это где она называет моего отца лжецом. Образы мелькают передо мной, и мое тело холодеет.
— Я не лжец. Я сделал то, что должен был сделать.
— Я бы никогда не смогла сделать такое, — произносит она.
Убить может каждый. Я держу эту мысль при себе, ненавидя, насколько она верна. Вопрос только в том, что именно подтолкнет кого-то к этому шагу.
— У тебя есть еще какие-нибудь вопросы?
— Ты убьешь меня? — спрашивает она, как будто это возможно.
Ее дыхание становится прерывистым, когда она плотно закрывает глаза.
Ожидая, когда эти глаза лани снова посмотрят на меня в отчаянной необходимости получить ответ, и единственное слово, которое я ей даю, наполнено обещанием.
— Никогда.
У меня болит сердце от того, что она думает, будто это вообще возможно.
— Я же говорил тебе, что никогда не причиню тебе вреда.
Из всего сказанного, что сегодня волнует меня, именно это вызывает наибольшее беспокойство. Мысли в ее голове, что я тот, кто может причинить ей боль, неприемлема. Я нежно касаюсь рукой ее бедра, и она быстро отстраняется, словно я обжег ее. Я все еще смотрю на нее взглядом, который должен отрезвить ее.
Голубые глаза Джулс никогда не выглядели такими холодными, как сейчас, когда она смотрит на меня.
— Нет, — произносит она.
В ее следующих словах сколько убежденности, столько же и ненависти.
— Не прикасайся ко мне…, пожалуйста.
Я сжимаю челюсть и колеблюсь. Это уже слишком. Слишком далеко и слишком много. Я быстро развязываю все оставшиеся путы, кровь стучит у меня в ушах, а пальцы, похоже, немеют. Я бросаю тонкую веревку, но Джулс не встает. Она ничего не делает, только еще дальше отодвигается от меня.
Она приоткрывает рот, когда я встаю с кровати, чтобы уйти, но ничего не произносит. Тишина.
— Ты можешь ненавидеть меня сейчас, Джулс, но я все еще люблю тебя, и ты никуда не уйдешь, пока не узнаешь этого и не поймешь, почему все это должно было произойти.
Дверь закрывается за мной с громким щелчком, и я ни на секунду не останавлюсь, пока добираюсь до офиса, чтобы забрать ключи от дома. Я запираю за собой дверь. Я буду держать ее здесь, пока она не поймет.
Я ни за что, черт побери, не позволю ей уйти. В конце концов она это поймет. Джулс всегда была моей. Дело было только в том, чтобы я наконец нашел ее.
Глава 4
Джулс
Хотя глаза устали, а голова и конечности болят, я не двигаюсь. Ни на сантиметр. С тех пор, как я сняла с пальца обручальное кольцо и швырнула его через всю комнату.