Ты - моя ошибка
Шрифт:
Ненавижу его за это. И себя в том числе. Дура.
Вечером ложусь на кровать, думаю просто полежать, однако погружаюсь в сон до глубокой ночи. Меня будят шаги матери, которая крадется по комнате.
– Ты чего здесь? – спрашиваю хриплым голосом. Голова тяжелая, хочется пить. На часах показывает половину второго, надо бы лечь обратно и продолжить спать, иначе потом точно не усну.
– Ваньки нет до сих пор, - шепчет мама. Она выпрямляется, подходит к кровати и усаживается на край. Сжимает края халата, разглядывая мою комнату в сумраке.
– В смысле? – не понимаю с первого
– Он трубку не берет, ничего не сказал. Я… волнуюсь.
Мне хочется рассмеяться. Звучит настолько неправдоподобно, что вызывает только смех. Однако сдерживаюсь. Приподнимаюсь с кровати на локтях, подтягивая под себя ноги.
– Он ничего тебе не говорил, Улечка?
– А разве вы с ним не лучшие друзья? – звучит острая фраза. Значит, когда ее сын влезал в долги, не волновалась. А теперь откуда-то взялась материнская забота, сердечко заныло.
– Прекрати, - вздыхает. – Я переживаю. Может друзьям позвонить его?
– Позвони.
– А я… м…
– Что такое? Не знаешь, кому звонить, мам? – кажется, сработал спусковой крючок. Надо бы остановиться, но я не могу. После тех боев, долга и реакции матери, меня раздражает ее напускное волнение. Не цирк ведь.
– Ульяна, ты как себя ведешь? Так изменилась, - родительница подскакивает с кровати, словно ее ужалили. В темноте глаза отливают бликами негодования.
– Жаль, что ты не меняешься, мам.
В коридоре щелкает замок. Мы с мамой переглядываемся, вслушиваемся в шаги. Она выходит первой, кликает выключатель, начинает задавать будничные вопросы. Я молча жду окончания спектакля, затем тоже появляюсь, под конец действия.
– Я же переживаю, - звучит последняя реплика родительницы.
– Я уже взрослый, хватит носиться со мной, - бурчит Ванька.
– Где ты был? – спрашиваю, зевая. Опираюсь о дверной косяк, скрещиваю руки на груди. Хорошо, сегодня нет Валеры. Пусть бы никогда не приходил. Но такое бывает редко, у них вроде любовь, по крайне мере у мамы точно.
– С Ником в клубе, - говорит брат. Я не сразу собираю пазл в единую картинку, однако, как только доходит, земля пошатывается. Мать непонимающе переводит взгляд с меня на Ваню, явно ожидая какого-то объяснения.
– Чего? С Ником? – спустя, наверное, целую вечность задаю вопрос. Губы пересыхают, щеки накрывает жар. Будто напротив стоит Новиков, будто он смотрит, нагло скользит своими глазами по мне. Опять вижу его насмешливую улыбку и этот голос в ушах – его невозможно ни с чем спутать. Меня начинает потряхивать.
– Кто это? – выдает мать.
– Улькин парень, - обрушивает теорию брат. Мама моментально меняется в лице, с нее будто сняли маску.
– Парень? – спрашивает родительница.
– Какого черта ты с ним водишься? Он тебе никто! – прикрикиваю раздраженно. – И мне тоже. Господи! Мало ринга, так еще и это!
Разворачиваюсь и хлопаю дверью.
– Ульяна! – доносится голос мамы из коридора. Но я не отвечаю.
Ночью так и не сомкнула глаз. Мысли крутились, словно карусель в калейдоскопе. Такие разные и такие непонятные. Я смотрела на белый потолок, на трещины, которыми покрылось полотно. Казалось,
это трещины у меня в груди. Тянет туда, куда не должно. Достигает тех краев, где опасно - у самой бездны.Утром мы не пересеклись с семейством. Я ушла рано, мать еще спала, Ванька тоже. Даже в автобусе не было людей. Поездка получилась тихой, спокойной, но переполненной до краев образами в голове. Лучше бы крики, лучше бы шум. Отвлекает.
В универе мы старались ходить только у себя на факультете. Анфиска ничего не спрашивала, будто понимала мое настроение и молча ждала откровений. Однако я не спешила открывать душу. Да и что там открывать? Историю про парня, которому нужен только секс? Которому плевать на меня, кажется, ему плевать на весь мир.
Когда часы посещения учебного заведения подошли к концу, мысленно я выдохнула – не пересеклись. Но тут Иванов подпортил настроение. Он ушел с последней пары, зависал у кого-то в общаге, успел выпить и вернуться. Мы столкнулись у лестницы.
– Привет, моя любовь, - произнес с улыбкой Женька. Потянул руки, но я отшатнулась. Анфиска протиснулась вперед, проталкивая меня к коридору. Негласно поняли – надо идти через главный корпус. Здесь Иванов не даст пройти, да и от него знатно несло алкоголем.
– Я скучаю, Улька, - прилетело мне в спину. В голове вспыхнул туалет, Светка их поцелуи. Как же я устала от этой навязчивости. Сколько можно ходить за мной. Будто хочет добить, издевается.
– Либо я дам тебе по пьяной физиономии, либо ты оставишь меня в покое! – крикнула. Схватила Анфиску и ускорилась. Сердце ходило лихорадочно в груди, вены заливал кипяток.
Почему мужчины думают, что им кто-то чем-то обязан? Стоит подпустить к себе и все? Выходит, можно топтаться и плевать сверху? Черте с два! Я не позволю. У меня есть гордость.
– Уль, - позвала подруга, когда мы оказались в шумном главном корпусе. Здесь всегда много студентов и разговоров. Народ сидит на стульях, стоит у стендов, или толпится в очереди в магазинчиках.
– Что? – я остановилась где-то в центре огромного зала.
– Давай ему по роже дадим? – предложила Анфика, показывая, что Иванов идет следом. Он улыбался, рядом с ним были пару друзей. Они все смотрели в нашу сторону.
– Неплохая идея, - соглашаюсь, потому что реально уже готова стать настоящим боксером. Перчатки бы купить, иначе удар будет мягким.
Пока я обдумываю, в какую сторону лучше бить, и насколько сильно надо сжать кулак, Женька успевает подойти к нам. Он идет уверенной походкой, видимо выпил все же немного, но после градусов стал наглей. Как только его охранники пропустили?..
Разворачиваюсь, однако, не успеваю и шагу ступить. Рука Иванова прилетает на мое плечо, сильно сжимая его. Мятное дыхание помешалось с запахом алкоголя, но не перебило его на все сто процентов.
– Отпусти, - рычу шепотом. Женька чуть наклоняется, слишком близко, закрывает собой весь обзор. Не вижу никого, кроме него, и этих стеклянных глаз. На фоне слышу голоса Анфиски, и друзей Иванова. Они там то ли шутят, то ли отвлекают мою подругу от чего-то грандиозного. Видимо, я должна растаять от навязчивого внимания. Однако робею я от другого.