Ты найдешь – я расправлюсь (др. перевод)

— Что вам нужно?

Это был самый грубый, развязный голос, который мне когда-либо приходилось слышать по телефону.

Я отодвинул трубку от уха и прислушался. Можно было уловить легкие звуки музыки: какой-то голосистый тенор пел «Е lucevan le stelle», может быть, по радио.

Мужчина, который снял трубку, прокричал:

— Алло? Кто это?

У него был неестественно громкий голос.

Я постучал по микрофону телефонной трубки, чтобы привлечь внимание.

Потом послышался женский голос:

— Кто это, Карло? Что ты так кричишь? — Она говорила с сильным американским акцентом.

— Никто не отвечает, — ответил он по-английски и бросил трубку.

Я стоял, смотря в окно. Карло… и эта американка. У Хелен в Риме было много друзей. Карло мог оказаться просто ее приятелем, но телефонный номер на стене меня озадачивал. Конечно, он мог сказать Хелен свой номер по телефону, и она, за неимением рядом блокнота, записала его на стене, но мне почему-то в это не верилось.

Я записал номер на листке бумаги и положил листок себе в карман. В это время раздался звонок у входной двери.

Я впустил Джину в квартиру.

— Прежде чем мы поговорим, — сказал я, — посмотри на все эти вещи. Чалмерс хочет, чтобы я их продал, а деньги отдал благотворителям. Но здесь что-то многовато работы. Товара хватит на целый магазин.

Я провел ее в спальню и встал сзади, пока она осматривала шкафы и тумбы.

— Распродать все это будет совсем не сложно, Эд, — сказала она мне. — Я знаю одну женщину, которая занимается подержанной одеждой. Она назначит цену и все это заберет.

Я вздохнул с облегчением.

— Очень хорошо. Я надеялся, что найдется какой-нибудь выход. Пускай назначает какую угодно цену, лишь бы нам не возиться больше с этой квартирой.

— Должно быть, синьорина Чалмерс тратила много денег, — сказала Джина, осматривая одежду. — Кое-что тут никогда не надевалось, а куплено все в самых дорогих магазинах Рима.

— Ну, ей на это деньги давал не Чалмерс, — заметил я. — Полагаю, ее кто-то финансировал.

Джина пожала плечами и закрыла дверцу шкафа.

— Она все это получила не за просто так, — сказала Джина. — И я ей не завидую.

— Пойдем в другую комнату. Я хочу с тобой поговорить.

Она прошла за мной в гостиную и села в кресло.

— Эд, почему она звонила, называясь миссис Дуглас Шерард? — спросила Джина.

Если бы на меня вдруг упала стена комнаты, я был бы меньше потрясен.

— Что? Что ты сказала? — проговорил я, уставясь на нее.

— Я спрашиваю, почему она назвалась миссис Дуглас Шерард. Наверное, мне не следовало этим интересоваться. Извините.

— Откуда тебе известно, что она себя так называла?

— Я узнала ее голос, когда она звонила перед вашим отпуском.

Мне следовало догадаться, что Джина могла бы узнать голос Хелен. Они дважды говорили по телефону, когда Хелен впервые приехала в Рим, а у Джины отличная память на голоса.

Я подошел к бару.

— Выпьешь, Джина? — спросил я, стараясь говорить спокойно.

— Я бы выпила шампанского.

Я достал бутылку шампанского и бутылку виски, налил себе более крепкого напитка, а Джине — шампанского.

Я знал Джину четыре года. Одно время мне казалось, что я в нее влюблен. Работая с ней день за днем и большую часть времени проводя с нею наедине, трудно было избежать соблазна с ней сблизиться. Но я удерживался от этого шага, стремясь, чтобы наши отношения остались более или менее деловыми.

Я видел многих журналистов, работавших в Риме, которые слишком близко сошлись со своими секретаршами. Рано или поздно эти девочки совсем отбивались от рук или приходил какой-нибудь большой человек и замечал, что происходит, и начинались разные неприятности. Поэтому я держался с Джиной достаточно строго. Тем не менее что-то невыразимое нас связывало, и я знал, что всегда могу полностью положиться на Джину.

Я решил, что допью виски и расскажу ей все без утайки. Зная, в какое дерьмо я вляпался, я чувствовал, что нуждаюсь в чьем-то непредвзятом совете.

— Как насчет того, чтобы ты стала моей матерью-исповедницей, Джина? — спросил я, садясь напротив нее. — У меня на сердце много того, чем я хотел бы с кем-то поделиться.

— Если я что-то могу сделать…

Ее прервал звонок у входной двери. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга.

— Ну, кто бы это мог быть? — произнес я, поднимаясь на ноги.

— Может, это швейцар решил узнать, что здесь происходит, — сказала Джина.

— Да, может быть.

Я вышел из комнаты в прихожую. Когда я подошел к двери, раздался еще один звонок.

Я открыл дверь.

В коридоре стоял лейтенант Карлотти. За ним был другой детектив.

— Добрый вечер, — проговорил Карлотти. — Можно войти?

3

Увидев его, я впервые почувствовал, что ощущает преступник, когда за ним вдруг приходит полиция. Сердце мое, казалось, на несколько мгновений остановилось, а затем начало так колотиться, что мне стало трудно дышать.

На пороге гостиной появилась Джина.

— Добрый вечер, лейтенант, — сказала она. Ее мягкий голос подействовал на меня успокаивающе.

Карлотти повернулся к ней. Я посторонился.

— Входите, лейтенант.

Карлотти шагнул вперед.

— Сержант Анони, — представил он своего напарника, который прошел за ним в прихожую.

Я направился в гостиную. К этому моменту я немного пришел в себя.

— Как неожиданно, лейтенант, — сказал я. — Вы знали, что я здесь?

— Я проезжал мимо, увидел, что в окнах горит свет, и очень удивился. Все сложилось удачно. Мне надо с вами поговорить.

Анони, невысокий, плотного телосложения, стоял, прислонившись к стене у двери. Казалось, он не испытывает никакого интереса к происходящему.

— Что ж, садитесь, — произнес я, кивнув Карлотти на кресло. — Мы только что немного выпили. Присоединитесь к нам?

— Нет, спасибо.

Он обошел комнату, держа руки в карманах. Подойдя к окну, он выглянул наружу, потом повернулся, подошел к тому месту, где я стоял, и сел рядом со мной. Я тоже сел. Джина устроилась на подлокотнике кресла.

— Я так понимаю, что вы сегодня утром забрали у лейтенанта Гранди кинокамеру синьорины Чалмерс? — спросил Карлотти.

Удивленный, я ответил: