Ты (не) моя

– Тебя. Твоя мать.

Беру слегка дрогнувшей рукой аппарат. Время для звонка раннее.

– Да, мам?

– Дочка!
– всхлипывает она мне в трубку, - Меня подожги... Дом сгорел... Я еле успела в окно выпрыгнуть... Ногу сломала...

Что-то колет в груди. Да, у нас плохие отношения. Да, по её вине. Да, она испортила мне жизнь. Но она - моя мать. И сейчас её очень плохо.

Наверное, я - дура, но отвернуться и сделать вид, что это меня не касается, я не могу. Тем более, когда стряслась такая серьёзная беда.

– Мам, а ты где?
– спрашиваю я её.

– Во второй больнице, дочка, - затем следует пауза, - Нин, ты прости меня за всё. Знаю я, неправа я была всю жизнь в отношении тебя. И виновата перед тобой очень... Но, может быть, ты сможешь меня простить...

Я не знаю, что чувствую в этот момент, после её слов. Забыть всё, что было - невозможно. Оно шрамами вбито в душу. Но и злиться на неё остаток жизни... Я не злюсь даже сейчас.

– Ты приедешь ко мне?
– только человеком она останется всё таким же, как и была. Эгоистичным.

– Приеду, - отвечаю утвердительно. Может, это - слабость, а может - я просто не такая, как она, другая.

– Ой, хорошо! А то я не знаю, как быть и что делать.

Егор со скепсисом наблюдает за ходом нашей беседы.

– Я приеду, мам. И помогу. Пока.

– Пока.

Смотрю на мужа.

– Осилишь перелёт?
– спрашивает он, покачав головой.

– Я неплохо себя чувствую, - заверяю его.

– Ладно, я тогда билеты найду. И возьмем с собой кого-нибудь. А то у меня от того города не только хорошие воспоминания.

У меня - тоже. Поэтому согласно киваю головой. Егор звонит на работу, предупреждает, что его не будет. А я поражаюсь тому, как быстро наша жизнь снова превращается, не пойми во что. Но тоже ориентируюсь и звоню няне. Которая не выказывает недовольства, а говорит, что готова к работе.

Егор находит билеты. Вылет во второй половине дня. Мы собираем чемодан и сумку. Много вещей решаю не брать. В любом случае - задержаться я не смогу. Если матери нужен уход, придется нанять сиделку. У меня ограничения по здоровью, и на поднятие тяжестей - тоже.

В голове не укладывается то, что она мне рассказала. Как это могло произойти? Характер у матери, конечно, скандальный. Но поджигать? Да еще так, чтобы человек был внутри? Это же... За гранью моего понимания.

Пока идут сборы, мне звонят и из полиции Сочи. Им нужны мои показания. Они подтверждают слова матери о том, что дом загорелся не случайно. На месте были найдены следы горючих жидкостей.

Я сообщаю, что сегодня вечером буду уже в Сочи. Меня просят позвонить, как только я приеду. Больше какую-то информацию сообщать по телефону отказываются.

Давид капризничает, не хочет оставаться один без меня. Всем вместе нам удается его уговорить. Но он провожает нас с Егором со слезами на глазах. Мне его очень жаль, но брать с собой ребенка в таком положении - это лишнее.

Я еще успеваю дозвониться в больницу, в которую положили маму. Но там тоже особо не разговаривают. Предлагают приехать.

В Сочи оказываемся вечером. Сразу едем в больницу. Нам везет, лечащий врач матери сегодня дежурит. И нам удается поговорить. Он рассказывает, что пострадала она не слишком сильно. Всё могло быть гораздо хуже. Она не обгорела. Дыма наглоталась немного. Нога сломана, это да. Но перелом не очень серьезный, без осложнений.

Я более-менее успокаиваюсь.

Несмотря на поздний час, нам разрешают посещение.

Едва мы заходим в палату, мама видит меня и принимается плакать:

– Это всё она - змея подколодная, свекруха твоя, бывшая. Она ребенка твоего собирается украсть!

От этих слов стены палаты начинают раскачиваться.

Глава 42

Глава 42

Нина

Егор замечает, что мне не хорошо, поддерживает под локоть, усаживает на стул.

– Тихо вам!
– шикает на мою мать.

Она и сама испуганно замолкает.

Комната продолжает кружиться, а перед глазами темнеть. Мама в палате не одна, и сердобольные соседки зовут медсестру. Которая зовет врача.

Дальше я, по-моему, ненадолго теряю сознание, потому что прихожу в себя уже в палате. Около меня двое врачей в белых халатах и мой муж. Донельзя взволнованный.

– Как вы себя чувствуете?
– спрашивает врач, - Живот не болит?

– Нет, живот не болит, - отзываюсь я, - Слабость... И подташнивает.

– Ничего серьезного я не вижу, - обращается доктор к Егору, - Обычные стресс и переутомление. С ребенком тоже всё в порядке. Но несколько дней понаблюдаем. И обратный перелет только по разрешению. Вам лучше не рисковать.

Мы с мужем внимательно слушаем врачей. И я, разумеется, буду выполнять все предписания, но сейчас меня очень волнует то, что говорила моя мать.

– Сегодня никаких больше волнений и посещений. Отдыхать и спать. Ясно?
– врач-мужчина ободряюще мне улыбается.

– Ясно.

– Можно мне еще пять минут?
– спрашивает Егор.

– Только пять минут, а потом дайте своей супруге прийти в норму, - врач очень строгий.

Они покидают палату, оставляя нас с Егором наедине.

– Что там мама говорила? Ты с ней еще разговаривал?
– спрашиваю у мужа.

– Разговаривал, - подтверждает он, - Твоя бывшая свекровь угрожала, что украдет у тебя нашего ребенка и отдаст его в детский дом, чтобы ты его никогда не нашла. Но это бред, Нина. Я никому не позволю тебе навредить.

Я верю мужу. Сразу и безоговорочно. Бывшая свекровь - тяжелый человек, но, чтобы провернуть то, что она задумала, нужны ресурсы, которых у нее теперь нет. Да и её ненависти ко мне я не удивляюсь. Она меня всегда недолюбливала. Уж не знаю, чем я ей не угодила. А теперь она, наверняка, считает меня виноватой в смерти Артура, хотя он во всем случившемся виноват сам. И итог его жизни - закономерный результат его поступков, часто бесчестных и жестоких, а порой и вовсе преступных.

Поэтому меня отношение пожилой женщины не удивляет, но и не трогает особо. То, что Егор сможет не дать ей приблизиться ко мне и нашему общему ребенку, кажется мне само собой разумеющимся.