Ты не виноват

Ночной воздух почти морозный, снова начинает идти снег, но мне сейчас тепло. Она замечает:

– Ты же весь дрожишь.

– Разве? – А я и не понял, потому что не ощущаю холода.

– И сколько времени ты уже торчишь здесь?

– Сам не знаю. – И вдруг я понимаю, что действительно не помню этого.

– Сегодня уже шел снег. И вот теперь опять. – Глаза у нее покрасневшие. Похоже на то, что она недавно плакала. Вполне возможно, что все было именно так, потому что она ненавидит зиму, кроме того, скоро годовщина той самой роковой катастрофы.

Я протягиваю ей ведерко со словами:

– И поэтому мне еще больше хочется, чтобы ты взяла сейчас вот это.

– А что это?

– Открой и посмотри сама.

Она ставит ведерко на землю и открывает его. Несколько секунд она жадно вдыхает аромат цветов, потом поворачивается ко мне и целует, не произнося при этом ни единого слова. Когда она чуть отстраняется от меня, то говорит:

– Зима кончилась. Финч, ты привез мне самую настоящую весну.

Долгое время я сижу в машине перед своим домом. Я боюсь нарушить очарование, охватившее меня. Меня будто окутал сегодняшний день. Вайолет словно так близко от меня! И вот, что я люблю. Блеск ее глаз, когда мы с ней разговариваем или когда она рассказывает мне что-то важное и интересное. Я люблю наблюдать, как она шевелит губами, произнося про себя какие-то слова, когда читает или хочет сосредоточиться. Я люблю наблюдать за тем, как она смотрит на меня. Тогда начинает казаться, будто для нее существую только я, и создается впечатление, словно она обладает способностью видеть сквозь плоть и кровь, чтобы рассмотреть непосредственно меня таким, какой я есть. Она видит меня таким, каким себя не вижу даже я.

Финч 65-й и 66-й дни

В школе я вдруг ловлю себя на мысли о том, что вот уже некоторое время смотрю в окно отсутствующим взглядом. Интересно, сколько же я просидел, глядя в пустоту? Я осматриваюсь, пытаясь определить, заметил ли кто-нибудь еще мое странное состояние, но в мою сторону никто даже и не думал поворачиваться. Подобное случается на всех уроках, даже на физкультуре.

На английском я открываю учебник, потому что учитель читает и все остальные ученики следят за чтением. Я хорошо слышу слова, но тут же забываю их после произнесения. Я слышу и воспринимаю только какие-то обрывки, ничего целостного и имеющего смысл.

Расслабься.

Дыши глубже.

Считай.

После уроков я направляюсь на колокольню, и мне уже не важно, увидит ли меня кто-нибудь или нет. Дверь на лестницу легко открывается, и я задумываюсь о том, уж не пришла ли туда и Вайолет? Как только я оказываюсь наверху, на свежем воздухе, я снова открываю книгу. Я перечитываю снова и снова один и тот же абзац. Мне кажется, что будет лучше, если я останусь наедине с собой, но как только я дочитываю одну строчку до конца и перехожу к следующей, я успеваю забыть предыдущую. Я беру другую книгу, надеясь, что сейчас все изменится, но результат точно такой же.

За обедом я подсаживаюсь к Чарли. Меня окружает масса людей, но я по-прежнему одинок. Кто-то разговаривает со мной, но я никого не слышу. Я делаю вид, что слишком увлекся одной из своих книг, хотя слова буквально пляшут на странице перед глазами, поэтому я заставляю себя улыбаться. Никто не должен догадаться. Итак, я улыбаюсь и киваю, и, похоже, у меня это неплохо получается до тех пор, пока Чарли не спрашивает:

– Приятель, что с тобой происходит? Ты меня серьезно огорчаешь.

На уроке географии США мистер Блэк, стоя у доски, еще раз напоминает нам о том, что мы не должны расслабляться, несмотря на то, что являемся выпускным классом и сейчас идет последний семестр. Пока он говорит, я пишу, но и тут происходит примерно то же самое, что и при чтении. Слова существуют для меня одну минуту, потом их смысл теряется. Вайолет сидит рядом. Я вижу, что она смотрит в мою тетрадь, поэтому прикрываю от нее текст.

Это состояние трудно объяснить, но, наверное, примерно так я бы чувствовал себя, если бы находился в водовороте, засасывающем меня ко дну. Все вокруг темнеет и начинает крутиться, но только медленно, а не быстро, как в реальной воронке. Также присутствует некая сила, груз, который утягивает тебя вниз, как будто его привязали к твоим ногам, даже если ты его не видишь. Мне приходит мысль, что, наверное, то же самое и должен ощущать человек, которого засасывает трясина или зыбучие пески.

Часть того, что я написал – это некое подведение итогов моей жизни, как будто я пытаюсь сейчас составить список всего, чего достиг, и напротив каждого пункта ставлю галочку. Удивительная подружка – галочка. Достойные друзья – галочка. Крыша над головой – галочка. Еда – галочка.

Я уже никогда не стану коротышкой и вряд ли облысею, если ориентироваться на моего отца и дедов. Когда у меня все в порядке, я во многом могу превзойти своих ровесников. Я неплохо играю на гитаре, и у меня приятный голос. Я умею сочинять песни. Причем такие, которые способны изменить мир к лучшему.

Похоже, все у меня получается, но я снова и снова перечитываю этот список, потому что мне кажется, будто я что-то забыл, не учел. Может быть, я не заметил чего-то большего из-за каких-то мелких деталей. Конечно, если смотреть на вещи шире, семья у меня могла бы быть и получше, но я далеко не единственный ребенок, который рассуждает подобным образом. Меня, по крайней мере, не выбросили на улицу. Со школой тоже все в порядке. Я мог бы учиться и лучше, но мне этого не надо. Будущее туманно, но в этом тоже имеется своя прелесть.

Если обратить внимание на мелочи, то мне, например, очень нравятся мои глаза и совсем не нравится нос. Хотя, наверное, не нос заставляет меня так плохо думать о собственной внешности. Зубы у меня здоровые. В общем, и с губами у меня тоже все в порядке, особенно, когда они касаются губ Вайолет. Ноги у меня очень уж большие, но это лучше, чем если бы они были очень маленькие. В этом случае я бы постоянно падал. Еще мне нравится моя гитара, постель и книги, особенно те, которые мы вырезали вместе с сестренкой.

Я все тщательно обдумываю, но в результате получается все равно так, что груз становится тяжелее и тяжелее, он утягивает меня вниз, засасывая в невидимую трясину.

Звенит звонок, я подпрыгиваю на месте, что вызывает в классе всеобщий хохот. Смеются все, кроме Вайолет, которая внимательно наблюдает за мной. Сейчас я по расписанию должен идти к Эмбриону, и я боюсь, как бы он не заметил во мне странностей. Я провожаю Вайолет в следующую по ее расписанию аудиторию, держа все время за руку. Мы поцеловались, и я одариваю ее своей самой блистательной улыбкой, только чтобы она больше не смотрела на меня так, как сейчас. Потом, так как занятия у нее проходят в противоположном крыле школы, я всю дорогу бегу, но все равно опаздываю к своему психологу ровно на пять минут.

Эмбрион тут же начинает интересоваться, что случилось, и почему я так выгляжу, и не имеет ли это отношения к тому факту, что мне скоро исполнится восемнадцать. И только тогда я вспоминаю, что действительно у меня скоро день рождения.

Нет, все совсем не так, уверяю я его. В конце концов, кто не мечтает быть восемнадцатилетним? Спросите, например, мою маму. Она отдала бы все на свете, только чтобы не быть женщиной в возрасте сорока одного года.

– Тогда в чем же дело? Что с тобой происходит, Финч?