Ты следующий

Несмотря на то что город много раз разрушали землетрясения, его дома сохранили свой старинный колониальный стиль. Дивные таверны и часовни! В тавернах светятся глаза морских волков, а в часовнях — свечи, зажженные в память тех, кого поглотили вода и земля. Пристань кишит торговцами. Я сразу вообразил, как они, когда ты сходишь на берег, предлагают тебе пончо, а если ты их отталкиваешь — рыдающую гитару. Но мне ничего подобного не предложили. Поэтому на память я украл немного безумия. Безумия.

В Сантьяго мы вернулись затемно. И встали в огромной пробке. Вроде бы из-за воскресной мессы кардинала.

В «Конкистадоре» я выпил кружку пива с огромными океанскими креветками и поднялся в номер, не зажигая причудливой лампады.

Боже мой, запахло концом. И почему этот роман заканчивается как путевые заметки? Внешняя жизнь человека — это путевые заметки. Внутренняя — это молитва…

Я долго смотрел на окна домов напротив. Женщины убирались в своих гнездах. Вытирали пыль. Смотрелись в зеркала. Я видел, как возвращаются их мужья. Как бросают свои пальто. А женщины бросаются им в объятья. Гладят по волосам. И задергивают шторы…

•

Новая неделя началась со встречи в ЦК Чилийской компартии. Во дворце Аламеда! Несмотря на напряжение в стране, никакой охраны не было. Я даже привратника не заметил. Нас встретил Хосе Арсе. Немного погодя к нам присоединился и Володя Тейтельбойм — второй по рангу и популярности чилийский коммунист. Я знал его как писателя и ожидал интересного разговора, но нас сразу же пригласили к Луису Корвалану. Я уже был знаком с этим невысоким мужчиной с благородным одухотворенным лицом и тронутыми сединой усами и прической. Такого же цвета был и его изящный костюм-тройка. Разумеется, никто не мог бы соперничать по элегантности с президентом Альенде. Но у ставшего уже легендой Корвалана было нечто, что очень редко встречалось во внешности партийных вождей и героев. Это «нечто» я бы назвал природной утонченностью с несколькими каплями грусти — и без единой капли озлобленности. С портретов героев истории, даже когда они украшены париками вельмож, на нас так часто смотрят безумие фанатика, маниакальное самодовольство и брутальная жестокость, что, возможно, в случае с Корваланом самое сильное впечатление производило именно отсутствие этих черт. Чувство истории овладело мной. Моя душа задыхалась.

После традиционных приветствий Луис Корвалан стал анализировать ситуацию в Чили. И начал он с экономических проблем:

— Мы обеспечили каждого ребенка бесплатным стаканом молока, но это превращается в дешевую пропаганду, когда с прилавков исчезает обыкновенная сельхозпродукция… Большая часть индустриального оборудования устарела. Инфраструктура не выдерживает критики. Нам не хватает транспорта, а то, что есть, умышленно повреждено владельцами грузовых машин и такси.

(Я помню тоску в глубине своей души. Тогда я не понимал ее причин, а сейчас думаю, что заранее переживал то, что должно было произойти в Болгарии спустя 10 лет.)

— Внешний долг Чили ужасающе велик — 4 миллиарда долларов. По этому показателю мы на третьем месте в мире после Израиля и Вьетнама. Нам нужно 200 миллионов долларов в год только на погашение процентов, но США закрывают нашу кредитную линию.

Главной статьей дохода в бюджете Чили является медь. Рудники Чукикамата самые крупные в мире. Но американские монополии специально снизили цены на медь, из-за чего мы теряем по 240 миллионов долларов в год. Расчет простой. На настоящий момент валютные поступления составляют всего лишь 1 миллиард 400 миллионов долларов. А в то же время цены на весь импорт повышаются. И особенно это актуально в отношении бензина. (Вот он, туннель. И я уже в нем. Меня охватывает клаустрофобия.) Разумеется, мы всячески пытаемся экономить валюту. Составляем список традиционного импорта, без которого не обойтись. Прочее же урезаем. Ищем новых финансовых кредиторов. Мы ориентированы на Испанию и Японию. Попросим помощи и у Международного валютного фонда (тогда я впервые услышал это название), от которого мы можем получить примерно 42 миллиона долларов, если, конечно, условия нас устроят.

Между тем натиск инфляции ужасает. За девять месяцев рост цен достиг 99,8 %. Коррекцию зарплат надо было бы произвести с учетом именно этой пропорции. Говорят, что в этом случае понесут убытки имущие слои населения. Но ведь главный груз ложится на плечи трудящихся.

— Каковы причины инфляции? На первом месте общемировой инфляционный процесс. В самом начале, — вздохнул Корвалан, — мы пошли на искусственную заморозку цен в госпроизводстве. А надо было их освободить. Кроме того, национализация банков и аграрная реформа почти полностью покрываются государством. И мы неразумно завышаем зарплаты под натиском то ультралевых, то ультраправых сил.

Уже совсем скоро мы предпримем решительные меры для общего оздоровления экономики. Прежде всего прочистим закупоренные денежные каналы. Простимулируем экономию в обществе, но это значит, конечно, что нам надо будет обеспечить его покупательную способность…

Чили чрезвычайно рассчитывает на помощь социалистических стран, и прежде всего СССР. Пока это только технологическая помощь. Москва дает нам некий финансовый кредит «в порядке исключения». Помогите нам пшеницей и кукурузой! Дайте нам нефть, хлопок, табак… Посылайте разные товары широкого потребления!..

Скучно, правда? Но я слушал очень внимательно и даже записывал. В моей душе зарождались темные мысли и чувства. Что делал сейчас этот интеллигентный человек? Зачем исповедовался передо мной? Разве он не понимал, что я не тот, кто может ему помочь?

Или он догадывался, что это абсурд, и просто приглашал поучаствовать в нем, как в игре, смертельной игре? Так называемая мировая революция докатилась до конца мира, до Чили, до Огненной Земли, до Патагонии, именно их, значит, имели мы в виду, говоря в школе — «у черта на куличках». Да, она дошла до этих уголков планеты и победила на демократических выборах. Но сейчас сюда не могли дойти самые элементарные вещи, необходимые людям. Не могли дойти наши сигареты. Не могла дойти наша пшеница… Люди ждали помощи. А вместо этого им посылали сумасшедшего поэта, чтобы тот оказал им братскую революционную поддержку!

Если бы я был настолько смелым и честным, как утверждал, мне следовало прервать Луиса Корвалана и сказать ему:

— Компаньеро, я ничем не могу тебе помочь, поэтому предлагаю вместе со мной поехать в Москву. Войти в Кремль и взобраться на Спасскую башню. Я буду ломать стрелки и цифры на часах до тех пор, пока Красная площадь не наполнится людьми. А ты тогда с самой звезды начнешь кричать все то, что рассказал мне. И даже еще того хлеще…

Я прервал генерального секретаря и глухо сказал:

— Товарищ Корвалан, боюсь, что проблемы, которые мы обсуждаем, больше меня…

Луис улыбнулся грустно и нежно:

— Знаю, товарищ, знаю… Эти проблемы больше и меня. Но если мы будем молчать, они меньше не станут. Я хочу от вас только одного: сообщите своему центральному руководству… вы же еще и писатель… вот и скажите всем — наши проблемы не политические, а экономические!

То, что мы сейчас переживаем, — одна из самых серьезных инфляций в истории Чили, но народ все еще поддерживает нас, потому что видит положительные перемены — или, по крайней мере, наши добрые намерения. А вообще-то мы вот уже два года имеем дело со сплошными заговорами. Последняя попытка была предпринята в сентябре. Сейчас контрреволюция притихла. Все ждут выборов. Заговорщиков поразила решительность, которую проявил наш народ в сентябре. Кроме того, армия тесно связана с правительством…

— Но говорят и другое… — снова перебил его я. — Ходят слухи, что в армии полно реакционеров и она вас не поддерживает.

— Кто это сказал?

Я, разумеется, не мог ему ответить.

— Рабочий класс вооружен? Есть координация в низах?

— Мы пришли к власти без насилия. Мы против насилия. Сейчас оппозиция хочет насилия. Но большинство — нет. Даже кардинал против переворота. На выборах ожидается сильная поляризация по блокам. Мы принимаем этот вид борьбы, отдавая себе отчет в том, как это будет трудно. Даже самое незначительное улучшение нашей позиции в парламенте уже станет большой победой!