Ты теперь мой враг

— Передай моей подруге большой привет.

Резко разворачиваюсь и буквально бегу к выходу. Господи, на что я только рассчитывала?

Этот человек просто играет. И даже если знает что-то, всего не расскажет. Ему не это нужно, он с Глебом разбирается, но из-за меня ли — большой вопрос. А я просто бонус, ещё одна попытка Астахова задеть. Спас ли меня сегодня Бронский или всё подстроил, верно рассчитав последствия?

Он всё равно не расскажет.

Уже достигаю прихожей, когда чувствую, что Бронский прямо за спиной. Не успеваю даже вздохнуть, Демид хватает меня за локоть и, развернув спиной к стене, тут же нависает сверху, прижимая мои руки к стене.

— Прежде чем ты совершишь ошибку и сбежишь, выслушай: я не всё знаю, но примерно представляю, что может произойти, если Глеб не остановится. Амбиции — это хорошо, пусть занимается своими делами и не лезет к боссам. Мне на него плевать, кем он там себя возомнил. Но пусть подумает хотя бы о тебе.

Говорит он это мрачно, резко. Дышит часто.

Зачем он снова так близко?

Сердце, как загнанное в угол, то ускоряется, то замедляет ритм — последняя фраза Демида словно окатывает ледяной водой.

— Это ты мне так угрожаешь?

— Тебе напомнить, что сегодня произошло? — вспыхивает Бронский снова. — И если бы я не оказался у… — начинает и застывает.

— …у Оксаны, — заканчиваю фразу за него. — А точнее, если бы ты не провёл с ней ночь, возможно, бы мы сейчас не разговаривали, ты это хотел сказать? — называю вещи своими именами. Ловлю взгляд в упор, пробирающий до дрожи, но всё равно продолжаю: — Чёрт, я забыла её поблагодарить, — буквально выплевываю, чувствуя, как снова закипаю.

Я очень рада, что жива и здорова, но предпочла бы не видеть сегодня утром в квартире Оксаны Бронского.

Чувствую что-то жгучее, подступающее к глазам, и отчаянно сдерживаюсь, коротко вдыхая и выдыхая. Я так долго сохраняла маску, так держалась и сейчас нарушать свои правила не хочу. Пытаюсь вырваться, но Демид не отпускает, крепко прижимает, по-прежнему держит за запястье. Наклоняется к губам, а я перестаю дышать вовсе:

— Нет у меня ничего с Оксаной и не было, — пониженным тоном произносит мне прямо в губы, не успеваю толком осознать эти слова, как он тут же уничтожает меня следующей фразой. — Но это совершенно ничего не значит. Я будущее не знаю.

Намек, что между ними, в принципе, что-то ещё может быть, даже если не было, прибивает к стене. Теперь я и сама не могу сдвинуться с места. Это даже не эмоциональные качели, это воздушные ямы, внезапные, безжалостные, переворачивающие своей тряской самую крепкую выдержку.

— Меня это не интересует, — вру в ответ.

И тут же мысленно ухмыляюсь. А что он там делал? В душ зашел, вода дома закончилась?

— Я же передала привет, отпусти.

Он молчит, качает головой, запястье уже горит от прикосновения Демида, чертов пульс, прекрати же меня подводить!

Я не знаю, что бы произошло дальше, у меня из головы уже давно вылетело, что мы ждем ещё кое-кого. Но звонок в дверь заставляет нас вынырнуть из этого безумия.

Вдох-выдох. Всё очень плохо.

Я не знаю, как буду смотреть в глаза Глебу.

Глава 10

Демид какое-то время ещё смотрит мне в глаза, а потом медленно отступает, я же наконец выдыхаю. Но вряд ли это спасение. Успеваю быстро обуться, схватить сумку и пиджак, брошенный здесь же на тумбе. Не собираюсь задерживаться, и Глебу тоже нечего здесь делать.

Несколько шагов, щелчок двери, и на пороге уже стоит Астахов, меня от него скрывает широкая спина Бронского, из-за которой я и выглядываю. Глеб на меня не смотрит, складка между бровей кажется глубже, светлые глаза — темнее, злость его целиком и полностью направлена на Демида. И я чувствую в воздухе вибрацию — словно каждое движение может привести к значительным последствиям.

Напряжение неумолимо растет, лица Бронского я сейчас не могу видеть, зато как напряжена его спина вполне, хотя Демид наверняка сейчас изображает невозмутимость и, скорее всего, по обыкновению ухмыляется, я очень хорошо понимаю, какими взглядами сейчас обмениваются мужчины, а вот что будет дальше — нет.

Наконец-то Глеб переводит свой взгляд на меня, и сердце тут же опускается в пятки, тяжело выдерживать его немой упрек, зная как сильно перед ним виновата. Зная, что скажу позже, не сейчас, но обязательно скажу. Когда мы покинем эту квартиру, которая была мне когда-то родным домом, а сейчас стала местом выяснения отношений.

Проносится простая мысль: Бронский ведь неслучайно позвал Глеба, на доброго волшебника мой бывший походит едва, дело в другом.

Точно так же когда-то Демиду открыл дверь Глеб. И я стояла тогда за его спиной.

Бронский отходит в сторону, чтобы пропустить в квартиру Астахова, но тот не двигается, порог не пересекает.

— Поехали, — бросает он мне, и в голосе слышу отчаяние. Он всё понимает, он знает, что ничего у меня не прошло к бывшему, но разборок устраивать не будет, по крайней мере, не сейчас. И даже то, что я уже приняла решение не спасает.

Делаю шаг ему навстречу, когда прохожу мимо Демида, тело сковывает покалываниями, я теперь действительно между двух огней, чувствую, как воздух накаляется ещё сильнее, хочу пройти, но Бронский внезапно перекрывает мне спасительный выход, делая шаг:

— Не так быстро, — слишком громко звучит в тишине его голос, Демид случайно задевает мою ладонь, и прикасаясь, задерживает свою руку дольше положенного, я свою одёргиваю, и это движение от глаз Глеба не укрывается, а что происходит дальше, я понимаю не сразу:

— Руки от неё убрал, — Глеб, взрываясь подлетает к нам вмиг, буквально набрасывается, отталкивая Бронского, но Демид ловко перехватывает инициативу и прижимает Астахова к стене рядом, скулы напряжены, на лбу выступает вена, я вижу как Глеб на минуту теряется, но собирается быстро, ещё не все синяки сошли, и я даже не представляю, как может покалечить его Бронский. Он сильнее. И тоже в ярости.

— Демид, не надо, — выкрикиваю резко, но он на меня вообще не реагирует. Лишь тяжело дышит и произносит:

— Не лезь в «Эдванс», этот комплекс тебе не по зубам. Всё, что от тебя требуется на сегодня — уйти в тень, пока тебя туда не уложили, — говорит мрачно, так, что стены содрогаются. — Она тебе расскажет, какие последствия могут быть, правда, Лика? — обращается он теперь ко мне, даже не оборачиваясь. А я замечаю, как меняется выражение лица Глеба на снисходительное.

— И что ты мне сделаешь?