Ты теперь мой враг

Астахов становится хмурым, я и разубеждать его не собираюсь, и не обязана на его вопросы отвечать, но вместо этого произношу:

— Спасибо.

И забираю из его рук устройство — слишком велико желание проверить свои догадки.

Глеб сам отходит в сторону неспешной походкой — снова он делает всё, чтобы не доставлять мне неудобства, он наблюдает за проезжающими машинами, переводит взгляд на стенд неподалеку, и я мысленно вздыхаю. В который раз чувствую стыд за то, что пользовалась им. Но он так вовремя всегда подставлял плечо, что у меня просто не было вариантов не принимать его поддержку. Как и сейчас.

Отбрасываю угнетающие мысли, в конце концов, циклиться по этому поводу уже поздно, Глеб взрослый мужчина, и сам может решать, как себя вести. Я не принуждаю его оказывать мне помощь, и нет смысла себя корить. Поэтому тоже отхожу в другую сторону и набираю номер, подсмотрев его в своем телефоне.

Ирина поднимает сразу, даже простое «Слушаю» звучит странно, вопросительно, даже удивлённо.

— Это Лика, — тут же представляюсь и добавляю: — Мы договаривались о проекте, но…

— Я не могу говорить, проект аннулирован, — внезапно отвечает она тут же и трубку кладет, ничего не объясняя.

Как это понимать? Сначала она сама ищет со мной встречи, а теперь даже слышать ничего не хочет!

Мне это все совершенно не нравится, снова кусаю губы, раздумывая, как поступить, и быстро удаляю номер из набранных.

Даже если Глеб узнает, что я звонила Ирине большого события не будет, но все же что-то останавливает от того, чтобы всё ему рассказать, а значит, что-то меня всё же смущает. Я тут же набираю номер другого клиента и выжидаю, пока автомат размеренно объясняет, куда я позвонила и что мне следует оставаться на линии, если я хочу продолжить беседу.

Я не хочу, но продолжительность звонка фиксируется, надеюсь, если Глеб решит проверить, с кем я говорила, то успокоится на этом и до распечатки звонков не доберется. По крайней мере, не сразу.

Подхожу к нему со спины и окликаю, он оборачивается, и как бы я не хотела на него злиться, не могу.

Он так и стоит, засунув руки в карманы брюк и разглядывая меня виноватым взглядом исподлобья:

— Все в порядке?

Киваю.

— Да, все хорошо.

— Тебя куда-нибудь подвезти?

Теперь мотаю головой из стороны в сторону:

— Нет, доберусь сама.

Теперь он делает шаг ко мне и даже тянется к моей руке, скорее всего, непроизвольно, по привычке, но я свою убираю. Астахов вздыхает:

— Брось, Лика, я не причиню тебе вреда. То, что вчера произошло… — он умолкает, опускает голову. Слова подбирает. — В общем, вчера я перебрал, с ума сходил, что больше нет ни единой надежды… что ты больше не моя. Да и была ли ты моей, — он качает головой. — Это глупо, но мне было достаточно даже того, что ты хорошо ко мне относилась. Думал, пройдет время и всё изменится. А теперь я всё испортил.

Глеб делает паузу, немного щурится от порыва ветра, переводит взгляд куда-то поверх меня и снова возвращается к моим глазам:

— Пусть я полный идиот, понятия не имею, что на меня вчера нашло, и знаю ты меня не простишь сейчас. Но пойми, я тебя не трону. Я хочу всего лишь помочь, Лика.

Устало вздыхаю.

— Глеб, — говорю спокойно, но уверенно. — Ты вчера действительно напугал, и у меня нет ни малейшего желания это сейчас обсуждать. Но помощь не принимаю не поэтому.

Астахов снова прищуривается, наклоняет голову.

— И что мне сделать, чтобы помочь тебе?

Вот на этот вопрос у меня есть ответ:

— Постарайся меня просто забыть.

— Просто, — тут же ухмыляется он. — У тебя все просто.

— Это не так. И тебе об этом известно. Я благодарна тебе за то, что ты меня поддерживал, но к сожалению, одной благодарности недостаточно. Я пыталась, Глеб, честно пыталась, но не вышло. А что это могло привести к необратимым последствиям… мы оба вчера могли убедиться. Поэтому, спасибо, Глеб, за всё. Я правда тебе за многое благодарна, но мне пора.

Его взгляд меняется, он теперь смотрит хмуро, но в глазах даже не злость, скорее отчаяние вперемешку с чувством вины. И возможно, осознание, что больше нет смысла пытаться склеить то, что априори не подходит друг другу.

— Удачи тебе, Глеб. Надеюсь, у тебя все будет хорошо.

Он ничего не отвечает, так и стоит, внимательно меня разглядывая: его волосы теребит ветер, усталый взгляд, отросшая щетина, чувствую, как сжимается сердце и отворачиваюсь. Жалость сейчас точно неуместна. Я уже делаю несколько шагов, оставляя его позади, когда слышу вслед:

— Лика…

Останавливаюсь, порыв тёплого весеннего ветра тут же закидывает на лицо выпавшие пряди, закрываю глаза, но вздыхаю и все же оборачиваюсь:

— Если тебя вновь побеспокоит Юдин, просто дай мне знать. Один звонок, пустое сообщение, что угодно, и я всё пойму, — говорит он, поймав мой взгляд. — Он больше не должен, но у меня есть кое-что, что может его остановить, если Юдин вдруг решит тебе вред причинить. Он пока не знает об этом как и то, на что я способен, ради тебя.

Глеб не видит, как на меня действуют его слова. Я сжимаю пальцы, унимая внезапную дрожь, тут же вспоминая о том, что Мирослав убеждал меня к Глебу вернуться. Уж не ошибается ли Глеб, что Юдин ничего не знает? И что может его остановить? Компромат? Каким образом он оказался у Глеба?

Но вопросов я не задаю, хоть они всё появляются и появляются.

— Прости, если сможешь, — добавляет он даже как-то невпопад. И сам отворачивается, направляясь к парковке с той стороны здания.

И я все-таки чувствую, как внутри всё сжимается. Разглядываю его широкую спину, уверенную походку, никогда не скажешь вот так, впервые глядя на него, что у этого мужчины внутри боль, которую причинила ему я.

В горле стоит ком, странный разговор, границы обозначены и даже утверждены, я ведь этого и хотела, но внутри тянущее чувство, тревожное, неконтролируемое.

Чтобы хоть как-то отойти от этого, я какое-то время иду вдоль проспекта пешком, такси не вызывая.

Стремительно темнеет, по городу расползается уже вовсю властвующий туман, и несмотря на влажность, дышать все равно тяжело.

И лишь когда на улице становится относительно безлюдно, вызываю машину.

Подъезжаю прямо к Оксане во двор, коммунальные службы уже устранили свои проблемы, и поэтому проблемы въезда нет. Надо забрать сумку, а потом могу ехать, куда угодно, благо, ключи от машины, теперь у меня. Такси уезжает, мелькнув фарами на повороте, и только сейчас понимаю, что уже есть девять часов, невольно оглядываюсь: и хоть знакомого джипа не обнаруживаю, пульс все равно учащается. А вдруг они уже в квартире?