Ты теперь моя

После продолжительного молчания, подкрепленного тяжелым взглядом, Сауль все же отвечает:

— Хорошо. Но Макар и Семен будут с тобой. Целый вечер. Предупреди именинницу.

Меня захлестывает возмущение. Однако я делаю глубокий вдох и приказываю себе ценить то малое, чего удалось добиться.

— Спасибо.

Это не капитуляция. Стратегическое отступление.

Я тебе еще устрою.

Глава 13

Именно так формируется воля.

Юля

— Твоя первая драка случилась из-за ярости? — прерывистым шепотом задает Саулю вопрос внук мэра. Выказывая нетерпение, всматриваясь в лицо мужчины, практически заваливается грудью на стол. — Она была очень кровавой?

Я невольно улыбаюсь, читая в его глазах неприкрытый восторг.

— Иван, — одергивает мальчика мама, невестка Ставницера. — За столом неприлично задавать такие вопросы.

— Моя первая драка случилась из-за воды.

Пока мальчишка теряется, соображая, что подразумевает эта информация, я не сдерживаю интереса:

— Ты хотел сказать, из-за моря?

— Из-за воды. В детдоме нас заставляли поливать цветы. Я облил из шланга третьеклассника. И он толкнул меня.

— Просто толкнул? — уточняет Иван тем же задавленным шепотом. — А сколько было тебе?

— Я был в первом классе.

— В первом классе! Ого! И что? Как? Ты врезал ему? До крови?

Саульский слегка качает головой. Это не отрицание. Больше походит на осуждение собственных действий.

— Суть в том, что моя агрессия не была оправданной, — меня такой ответ несколько удивляет. — И с того самого дня у меня начались проблемы.

Глаза Ивана расширяются.

— Все хотели с тобой подраться?

— Нет. Я сам на это подсел. Искал причины, чтобы с кем-то сцепиться. И находил проблемы. Б'oльшие и б'oльшие.

— А почему?

— Иван, дай человеку поесть, — вновь одергивает парнишку мать.

Однако Сауль все же повторяет ключевые слова:

— Потому что моя агрессия не была оправданной.

В повисшей тишине отчетливо слышен мой шумный вздох.

— Юля, — спохватывается Катерина Львовна — жена мэра. — Вы не стесняйтесь, пожалуйста! А то я не умею гостеприимничать навязчиво. Останетесь голодной, — смеется.

Остальные тоже подхватывают. И я улыбаюсь.

— Я не стесняюсь. Спасибо. Все попробую! Меня не нужно уговаривать.

— Смею предположить, что Рома просил блюсти этикет? — вопрос Виктора Степановича вгоняет меня в ступор.

Краснея, я бросаю растерянный взгляд на Саульского.

— Так я вас освобождаю. Будьте собой, Юля, — понимающе хмыкает мэр.

Господи, этому мужчине невозможно не улыбнуться в ответ! Я почти хихикаю, забывая обо всех своих несчастьях и нынешней миссии.

— Спасибо за участие, Виктор Степанович! Сегодня у меня настроение быть покладистой.

Вновь глянув на супруга, вижу по взгляду, что он доволен таким ответом.

Диктатор, блин!

Некоторое время едим молча. С аппетитом у меня нередко случаются проблемы, но яства в доме Ставницера его все-таки возбуждают. Я с удовольствием съедаю грибной суп-пюре и два тоста с авокадо и яйцом. Мне нравится, что потчуют нас обычными домашними блюдами, не пытаясь произвести впечатление.

Должна заметить, что и дом мэра на удивление скромен. Добротный и очень уютный, но отнюдь не роскошный, как я ожидала. Большая семья вмещает три поколения: Ставницер с женой, их дочь-подросток, старший и средний сыновья со своими женами и их дети.

Осознание того, что у Сауля такие друзья, вызывает в моей груди какое-то странное жжение. Ставницеры выглядят слишком… нормальными.

— Виктор Степанович, а это правда, что вы в каком-то смысле крестный отец Ромы? — решаюсь полюбопытствовать, когда Катерина Львовна с невестками убирают основные блюда и подают чай с пирогами.

Лицо мэра озаряет широкая улыбка.

— Столько лет прошло… — на последнем слове голос мэра слегка вибрирует. Его переполняют эмоции. — А я до сих пор помню тот день, — замолкает, явно желая смягчить следующую информацию, но я и так знаю, что знакомство произошло в колонии для несовершеннолетних. — Выхожу я из машины и вижу, как дерутся мальчишки. Казалось бы, обычное дело… Но меня зацепила ярость и решительность, с которой действовал один из них. И… когда их разборонили, я поспешил поинтересоваться именем темноволосого демона.

Виктор Степанович смеется, остальные тоже поддерживают. Сауль же сохраняет совершенно беспристрастное выражение лица. Никого, похоже, такая отстраненность не напрягает.

— Драться — плохо, — назидательно произносит отвесившему челюсть Ивану мама.

— Ага…

— Никто не верил, что Рома Саульский сможет обуздать себя. Говорили мне что-то вроде: «Он не способен соблюдать правила», «Ничего из него не выйдет», «Жалеть будешь», — с едва заметной улыбкой продолжает мэр, зависнув невидящим взглядом в центре стола. Поджимая губы, кивает самому себе: — Они ошибались.

— Когда папа впервые привел Сауля в дом, я решил, что он сдурел, — смеется средний сын мэра — Алексей. — Помню, как подумал: «Он нас всех убьет!». Страшно его боялся, да… Мне казалось, он готов наброситься на нас прямо во время ужина. Прости, — глядя на Саульского, со смехом прикладывает к груди ладонь. — Но это чистая правда.

Тому, очевидно, и в этом отношение плевать. Сухо кивает — вот и вся реакция.

— На самом деле, я действовал немного эгоистично, — продолжает вспоминать Виктор Степанович. — Я привел его в спортивную школу, потому что любил бокс. Ни один из моих сыновей не хотел этим заниматься, а Рома подавал надежды. Помнишь, что я тебе тогда сказал? — обращается к Саулю.

— «Если не направишь себя в нужное русло — пропадешь», — тот приводит голую цитату, не окрашивая ее никакими эмоциями. — «Здесь ты можешь выпустить свой гнев, но есть правила. Запомни: правила есть во всем».

В этот момент, глядя на Саульского, я чувствую, как меня разбирает странного рода волнение. Такая дрожь окатывает плечи, скрыть трудно. Сердцебиение учащается, и сбивает дыхание. Приходится приложить усилия, чтобы контролировать.

За этими попытками я на какое-то время выпадаю из диалога.

— …но ты показывал отличные результаты.

— Не сразу удалось перестроиться. Махаться с кем-то на заднем дворе и драться на ринге — разные вещи. Последнее — совершенно другая динамика, — говорит Сауль.

А я вновь зависаю на нем взглядом. Пока он не обращает на меня свой. Тогда опускаю глаза и поспешно хватаюсь за чашку с чаем.

— И все же перестроился, — в голосе Ставницера слышна выразительная гордость.

Поднимаю взгляд, как раз когда Катерина Львовна подключается, рассказывая для меня: