Ты теперь моя

Он мною доволен, хвалит меня, называет своей. А я от этого счастлива?

Решаю, что меня тупо на эмоциях заносит. Полностью отпускаю себя, собираясь наслаждаться каждой секундой.

Саульский встает и перемещается вместе со мной. Высаживает на высокий дубовый стол, забросив предварительно на него мой плащ. Распускает ремень, вжикает молнией, приспускает брюки вместе с бельем…

Я зажмуриваюсь и, хватаясь пальцами за полы его расстегнутой рубашки, молочу какую-то ерунду, типа: «Господи, спаси и сохрани!».

Наверное, не вовремя вспоминаю его «Обожжешься, Юля». Наверное… Я ничего уже не соображаю. Мы занимаемся сексом практически каждый день. Я ничего не теряю. Или теряю? Не понимаю.

Внутри меня все сжимается от жгучего трепета, когда Рома оттягивает в сторону полоску моих трусов и прижимается к входу горячим членом.

— Хорошо тебе со мной? Хорошо? — в нарастающей панике зачем-то пристаю к нему с вопросами.

Вместо ответа он просто толкается внутрь меня. Одним мощным движением полностью заполняет мое изнывающее томлением лоно и замирает, прикрывая веки. Я тоже цепенею, пытаясь справиться с пронизывающими мое тело яркими и жаркими импульсами.

Часто дышу, но продолжаю настаивать:

— Хорошо тебе? Скажи…

— Хорошо, — горячо выдыхает мне в шею.

И я удивляюсь, насколько чужое дыхание может возбуждать. Нет, не чужое. Его.

— Мне тоже, знаешь?

— Знаю.

Зафиксировав мое тело в удобном для себя положении, подается назад с задушенным выдохом и двигается до упора с моим громким стоном. Непереносимо острая волна удовольствия проносится сквозь мое тело. Накаляет и взрывает каждый нерв во мне, бесчисленные нейроны, мельчайшие атомы.

— Поцелуй меня, — снова прошу. — Поцелуй…

И он целует. Впивается в мои губы. Всасывает их. Скользит по ним языком, только потом проникает мне в рот. Пьет меня. Осушает. Взамен собой наполняет.

Я — другая.

Глажу крепкую мужскую грудь ладонями, упираюсь ими в напряженно сокращающиеся мышцы. Стискиваю ногами бедра. Прижимаюсь так крепко, словно слиться хочу.

Молния бьет в самую высокую точку. На волнах удовольствия ею оказываюсь я. Взрываюсь. Разлетаюсь. Алкоголь в моей крови разбавляют всевозможные гормоны удовольствия. И я пьянею по-новой, теряя все на свете ориентиры. Кроме одного. Его.

Волшебство заканчивается с последними резкими толчками Саульского. Чувствую попросту непереносимый холод, когда он отстраняется. Не хочу возвращаться в реальность. Поэтому держу глаза закрытыми.

— Ты же не собираешься здесь спать?

— Не знаю…

— Что не знаешь? Юля?

Позволяю ему укутать себя в плащ и унести в дом. Я не то что вещи собрать не могу. Я не в силах себя собрать. Жду, что, уложив меня в постель, Сауль уйдет. Но он впервые остается на целую ночь. Мы занимаемся сексом еще дважды. Сразу, как освобождаемся от остатков одежды, и под утро, когда уже сереет новый день.

Мне хочется спросить, и я спрашиваю:

— И что теперь?

Что-то же изменилось.

Но Сауль смотрит так, будто не понимает посыла.

— Вечером будь готова к половине седьмого. У моего друга торжественное открытие гостиницы.

Глава 17

Глоток дождя попал мне в горло…

Юля

Та ночь что-то надломила во мне, разрушила границы, изменила самые важные настройки.

Я пребываю в каком-то странном и непонятном настроении. Уже несколько дней подряд чувствую себя угнетающе подавленной. За два месяца замужества я привыкла к нестабильному эмоциональному состоянию из смеси гнева, растерянности, смущения, страха и тоски. Но когда ко всему этому добавляется какое-то нехарактерное, подсаженное извне и скрытное, будто новорожденный звереныш, чувство, я ощущаю себя хронически больной. Причем каким-то психическим расстройством. Хотя физически это тоже ощущается. Мне плохо. А сказать, что именно беспокоит, не могу. Хочу объесться сладкого, свернуться калачиком под одеялом и провалиться в двухнедельный сон.

Стараюсь ни на чем не заострять внимание. Особенно на Саульском. Но мысли о нем настырно прорываются в сознание. Представляю какие-то дико нереалистичные ситуации. Словно он обнимает меня и говорит, что я красивая и нравлюсь ему. Смешно? Увы, это еще самое адекватное из всего того, о чем я фантазирую. Мне стыдно перед самой собой. Но больше мне все же обидно, потому как я знаю, что мои мечты никогда-никогда не осуществятся. И от этого понимания, о Боги, мне вдруг хочется плакать. Лить слезы вёдрами!

Просто ПМС. Просто ПМС. Долбаные гормоны. Я схожу с ума от одиночества и безделья.

Ищу, чем себя занять. Начинаю читать книгу. Это работает совсем не так, как я рассчитываю. Все сюжетные повороты воспринимаются мною слишком остро. Вымышленные герои злят, нервируют и заставляют рыдать до икоты.

Просто кошмар наяву!

— Ситуация в городе стабилизировалась, — произносит Сауль однажды утром. — Можешь с сегодняшнего дня спокойно заниматься своими делами.

— Без Чарли?

— Не наглей, Юля, — бросает предупреждающе, а я от одного его взгляда сжимаюсь. Это совершено точно не страх. Знать не хочу, что именно. — Макар приставлен к тебе на постоянной основе.

— Чудесно.

Провожу день, занимаясь привычными для дозамужней меня делами. Несколько часов бродим с Ритой по магазинам. Чарли приходится таскать за нами многочисленные пакеты. Сегодня молчание работает против него. Вижу, что раздражается, но не возникает.

— Дыши, Чарли, дыши! Я куплю тебе галстук!

Покупаю! Один — с жирафами, второй — с кактусами. Смеемся с Савельевой, как когда-то «до» отлично проводим время. Примеряем нелепые наряды: увесистые платья с рядами кружев и рюшей, шляпы, перьевые боа.

Остаток дня проводим в салоне. Я, конечно, вызывала мастеров на дом. Но студия — это совсем другая вселенная. Нервы успокаивает, самооценку повышает, настроение поднимает.

Запрещаю себе думать о том, заметит ли Саульский, что я подстригла волосы. Папа никогда не замечал. Хотя перемены, конечно, сейчас минимальны. Длина почти не изменилась. Обновили только форму и сделали насыщеннее мой природный темно-русый. Выгляжу я, как мне кажется, свежее и ярче.

Домой возвращаюсь в кои-то веки с улыбкой. Перед ужином надеваю новый комплект белья и красивое платье. Прошу Катерину накрыть на террасе, хоть сама жуткая мерзлячка. Так любит Сауль, а я могу с пледом посидеть.

Проходит полчаса. Затем еще двадцать пять минут. Я теряю терпение. И хотя никогда прежде не звонила ему, набираю записанный в телефонной книге номер.

— Слушаю.

От звуков его голоса меня моментально затапливает волнением. И я начинаю лепетать совсем бессвязно: