Ты вернешься!

Разжав руки, я стряхнул с себя друга и, шатнувшись из стороны в сторону, обвел мутным взглядом место схватки, ища мою незнакомку. Нашел ее уползающей к ближайшим кустам. Вся изломанная так, что смотреть на это было адски больно, невыносимо, неузнаваемая от ран и крови, она цеплялась пальцами за траву и упорно подтягивала свое разбитое ублюдками тело, скрежеща зубами.

– В Скорую звоните! – сипло каркнул я друзьям, бросаясь к ней.

Руки тряслись, сердце заходилось в истошном грохоте, потому что ее вот такую израненную и тронуть было страшно. Перевернул осторожно девушку на спину, она вскрикнула и обмякла. А я поднял ее на руки и пошатываясь понес к гаражу.

– Рус, ты долбанулся? – прохрипел растирающий горло Васька.

Им с Потапом тоже досталось, но именно благодаря их вмешательству ряженные гады валялись мертвыми на траве, а не я и моя незнакомка.

– Положи ее! Она же вот-вот помрет, если не уже! Они ее размолотили в мясо, посмотри! Какая на хер Скорая, надо валить отсюда, я садиться из-за этих психов ряженых и девки неизвестной не собираюсь!

– Я сказал – звоните в Скорую! – упрямо повторил я, вглядываясь в изуродованное ранами лицо девушки и ковыляя вперед.

Она дышала с влажными хрипами и тяжелым посвистом, на губах пузырилась и пенилась кровь и действительно выглядела человеком в полушаге от смерти. И вдруг открыла глаза – пылающее золото, луч солнца сквозь толщу льда, торжествующий насыщенно-желтый весенний цветок, живой, сияющий гранями драгоценный камень в отблесках пламени, яркие и поразительно ясные для кого-то в ее состоянии. А я обмер, окаменел, лишился дыхания, застыл на месте навечно, примороженный той необъяснимой, невозможной силой, что на меня обрушилась в ее пристальном взгляде.

– Отпусти, – не попросила – повелела она, и мои колени подогнулись, прежде чем я осознал, что опускаюсь и кладу ее на траву, исполняя приказ.

– Рус? – окликнул меня Васек неуверенно.

– Все прочь! – произнесли следующий приказ разбитые девичьи губы, но вот против него все во мне взбунтовалось.

– Тапок, Васек, валите в гараж и ждите меня, – велел я друзьями, не отрывая от нее взгляда.

– А как же с этими… – начал Васька, но я только зыркнул на него, и он все понял.

– Ты. Уходи, – приказала снова девушка мне и даже издала нечто вроде угрожающего рычания, но ее тут же выгнуло от боли.

– Нет, – мотнул я головой.

– Тогда… покойник… – выдавила она и внезапно перекатилась с воплем муки подальше от меня прямо под развесистый куст, становясь почти невидимой в сгустившихся сумерках.

Я на четвереньках хотел переползти за ней, но остолбенел, отказываясь верить в то, что видел. С кошмарным звуком очертания ее хрупкого тела менялись, суставы щелкали, принимая иные углы, ломаные кости срастались, а окровавленная и истерзанная ранами кожа покрывалась светлой шерстью. Длилось это дикое чудо считанные секунды, а потом все откатилось назад и передо мной снова лежала без чувств на траве девушка. В крови и лохмотьях, бывших недавно ее платьем, трясущаяся до лязганья зубов, но уже без единой видимой раны или торчащей сквозь кожу сломанной кости.

– Охренеть-охренеть-мать твою это как?!!! – шлепнулся я на задницу, пялясь на нее в полном шоке.

– Если расскажешь об этом кому-то – умрешь сам и угробишь всех, кто узнает, – сказала, не открывая глаз… существо тихим и вроде бы слабым голосом, но я всей шкурой и костями почувствовал мощь и весомость каждого слова. – И никаких врачей… Или убью… Просто время…

– Да я пока в психушку не собираюсь, чтобы о таком кому рассказывать, – внезапно успокоившись, ответил ей, но похоже она уже не слышала – окончательно отрубилась. – Сначала шевелиться опять смоги, а потом уж угрожать будешь.

Подняв ее опять на руки, я пошкандыбал к гаражу. Поднялся боком по узкой лесенке, чтобы не притереть ее к стенам, а то может она только снаружи вся зажила, а внутри болит все адски и застал разве что еще по потолку не бегающего Ваську и смиренно сидящего Потапа.

– Да нахрена ж ты ее еще и сюда припер! – от возмущения и паники голос друга аж петуха дал. – Чтобы менты кровь ее потом тут нашли? Мало мы и так уже замазались? Че делать-то будем вообще? Когда этих жмуров найдут, то к тебе и придут сразу, Рус! У тебя окно туда прямо выходит, и все знают, что мы тут вечно отвисаем, да и репутация у нас опять же…

– Угомонись ты, репутация, – фыркнул я, аккуратно укладывая свою ношу на топчан. Никакого понимания почему внутри воцарилось не то что спокойствие – радость какая-то дурная совершенно, у меня не было, да и пофиг. – Сейчас пойдем и быстренько отволочем всех этих ряженых через пустырь к обрыву. Река после дождей высоко стоит, и течение – будь здоров. Их отнесет черте куда, до отмелей у Фадеевки, и с ними нас хрен кто когда свяжет. Не бзди, Васек. Пошли.

– А она?

– А она – не твоя забота, ясно? – я укрыл свою странную гостью и решительно направился к лестнице исполнять задуманное, а друзья поплелись следом. Тапок как всегда безропотно и молча, а вот Васька…

– Рус, ты реально кукухой повредился? На кой мы вообще ввязались? – вопрошал он. – Земля же круглая и судьба – сучная, даром нам это не пройдет. Кто-то же этих ниндзей долбанутых сюда послал девку загасить, а значит придут проверять, когда не вернутся. И че тогда делать станем? Как из такого выкручиваться? Твою мать, мы народу кучу замочили, вы хоть понимаете это? Их искать будут! Как вообще в такое люди вляпатся могут?

– Пусть ищут, – пожал я плечами, спихивая тело с обрыва. – Не мы к ним пришли.

– Да мы вообще ни при чем. Все ты.

Бухтел и стращал нас Васька все время, пока мы занимались устранением всех свидетельств произошедшей бойни. Даже с фонариками поползали и траву с кровью выдрали и позатаптывали, уничтожая следы, а потом прошлись еще раз до реки, проплыли против течения прямо в одежде и вернулись в ближайшие дворы, а не по пустырю. Там я распрощался с друзьями и пошел к гаражу один.

У меня все тело уже к тому моменту болело, ломало, и в башке звенело и чуть мутилось от наверняка словленного сотряса, да и поколачивало от мокрых шмоток. Но по лестнице взлетел, как на крыльях и невольно расплылся в улыбке, обнаружив свою незнакомку все так же спящей. Сбросил шмот, чуть подумал, натянул-таки сухие трусы и очень-очень осторожно примостился рядом с ней, отжав самый краешек пледа. Вырубился буквально моментально. А проснувшись на рассвете, никого рядом не нашел и вот тогда внутри все заныло-потянуло по-настоящему, куда там побитому телу. Так, словно из легких так и норовил вырваться тоскливый протяжный вой.

Глава 3

Наши дни

Стиснув зубы так, что в них что-то отчетливо хрустнуло, я швырнул тяжелое кресло – последний уцелевший еще в кабинете предмет в стену, разбивая его в щепки. Развернулся, обводя разгромленную комнату взглядом, пытаясь хоть чуть прорваться сквозь пелену сплошной багровой ярости перед зенками и продышаться, заставляя боль разжать клыки-тиски, позволив снова биться сердцу. Бесполезные усилия! Это бешеное пламя внутри не утихомирить ничем, кроме вида издыхающих у моих ног врагов с разодранными глотками и разбитыми в кашу костями. Я буду этих вероломных мразей собственными зубами рвать, топтать, уродовать и калечить, заставляя осознать как же они охрененно ошиблись, приняв доброе за слабое с моей стороны. Они у меня будут своей же кровью и кишками своих ублюдков давиться, вспоминая, где их место, которое они так опрометчиво пытались указать мне и моим друзьям.